Рэй ощущал на себе взгляды всех присутствующих в кабинете и чувствовал их зависть. Этого хотели все, этого хотел он сам еще несколько часов назад — чтобы ему пообещали, что цирк не уедет из города без него. Может, так сказывалось нервное переутомление, но Рэй не испытывал и доли того счастья, которое ожидал испытать.
Халявные пластинки в сорок… Почему сама мысль об этом угнетала его?
Работа в «Газете» была единственной, о которой он когда-либо мечтал, вероятно потому, что она никогда не была работой в полном смысле этого слова. И тем не менее перспектива дожить до среднего возраста в этих стенах наполняла его ужасом. Может быть, потому, что ему просто нужно было поспать, срочно нужно было поспать. А может, потому, что его поколение и поколение предшествующее так канонизировали молодость, что о старении и подумать было страшно. Даже если вас обещали снабжать халявными пластинками в сорок.
«Жизнь слишком коротка», — сказал Джон Леннон, а затем раздался щелчок, и пленка закончилась. «Жизнь слишком коротка» — с этими словами он исчез.
Внезапно в кабинет ворвалась секретарша Уайта, и — в редакции «Газеты», где при любых обстоятельствах вы должны были оставаться хладнокровны, — она делала нечто совершенно недопустимое.
Она плакала.
— Скип, — вот все, что ей удалось вымолвить.
Сквозь руины Ковент-Гарден пробивались зеленые ростки, словно обещая лучший сезон или, возможно, предупреждая о наступающем хаосе, о прежнем безумии, вновь рвущемся к свету.
Нет, подумал Терри Уорбойз. Пусть это будет к лучшему. Вот во что нужно верить.
Он стоял снаружи «Вестерн уорлд». При свете дня вход в клуб выглядел совсем по-другому. Обыкновенный пролом в стене, а над ним — неоновая табличка, грязная и поблекшая. Словно клуб был закрыт уже не один год, а не какие-то несколько часов.
Внезапно Терри заметил свернувшуюся калачиком у дверей помятую фигуру. Красно-бело-голубой пиджак, разодранный в клочья. Человечек заморгал, увидев Терри, словно только что очнулся от какого-то зачарованного сна.
— Все кончено? — спросил Браньяк.
— Да. — кивнул Терри. — Думаю, да. Брайан.
Терри уже тосковал по этому месту. Он вспомнил вечера, когда входил в двери клуба и спускался в подвал, где гремела музыка, амфетамин бурлил в его крови, а из темноты выплывали лица старых знакомых и прекрасных незнакомцев.
Мисти уехала в редакцию — передать несколько снимков Дэга Вуда графическому редактору, и это было очень кстати. Терри нужно было время подумать. Прежде чем все изменится.
Мисти сказала, что с появлением ребенка не изменится ничего. Но Терри подозревал, что изменится абсолютно все. За исключением одного — того, что он чувствовал по отношению к этой девушке. Терри никогда не перестанет нуждаться в ней, а ребенок только укрепит связь между ними. Все остальное отойдет на второй план.
Он знал, что не станет ходить в «Вестерн уорлд» так же часто, как в прошлом. Менялась не только аудитория — по мере того как веское слово новой музыки достигало муниципальных микрорайонов, пригородов и отдаленных городишек. Группы менялись тоже.
Группы были сравнимы с акулами — они продолжали движение или погибали. Невозможно играть вечно в таком месте, как «Вестерн уорлд». Терри посмотрел на афиши грядущих выступлений. Он не знал ни одной из групп. Да ему особенно и не хотелось их знать. Группы, с которыми он начинал, были уже далеко в пути. В прошлом году здесь царило настоящее товарищество — дни, полные амфетамина и новых знакомств, и целый мир, открывающийся впереди. И каждый когда-то совершил побег со своего собственного завода по производству джина. А теперь у них были ровные отбеленные зубы, кокаин и телохранители. Группы, которые он знал и любил, либо забывались, либо становились знамениты и, изо всех сил пытаясь удержаться на плаву, менялись. И Терри тоже менялся.
Он вытащил из внутреннего кармана пиджака пакетик амфетамина, который так и не удалось обнаружить полиции. И швырнул его со всей силы вдаль, в глубь пустыря, окружающего «Вестерн уорлд».
Умник поднял голову и принюхался, но через мгновение вновь потерял интерес.
Как же хорошо было год назад! Тем жарким летом, когда все только начиналось. А они ведь мечтали, чтобы то время поскорее прошло, мечтали о реальной жизни.
Но теперь Терри понимал, что то время было особенным и неповторимым; тогда вы могли завернуть в клуб и услышать «Клэш» с их композицией «London’s Burning», или «Джем», или Джонни Сандерса с ребятами из «Хартбрейкерз» — и знали, что были там, где должны были находиться, в центре вселенной. Вы могли пойти куда-нибудь в любой вечер и послушать классную группу — группу, у которой еще даже не было контракта со звукозаписывающей компанией. А потом вы ехали к себе домой с девчонкой, имя которой не помнили наутро, и у вас еще не было той единственной, без которой вы не могли жить. Тот скоротечный период, когда Терри был свободным человеком в Париже.
В то время он просто не понимал, недооценивал, как было хорошо. Наверное, счастье замечаешь лишь тогда, когда оно остается в прошлом. Все они теперь многое обрели — группы обзавелись контрактами с крупными компаниями, журналисты — карьерой, а Терри — девушкой, о которой он мечтал с того момента, как впервые увидел.
Но тем не менее казалось, что никто из них не стал счастливее, чем год назад. У Терри в голове вертелся отрывок из какого-то стихотворения — Ларкин? — смутное воспоминание пяти- или шестилетней давности. Тогда, на уроке английской литературы, он наблюдал за облаками, проплывающими над игровой площадкой, и слушал лишь вполуха. А теперь вдруг осознал, что то стихотворение было про него.
Он женился на ней, чтоб была при нем,
И теперь она здесь день за днем.
Браньяк медленно поднялся на ноги и заковылял по пустырю Ковент-Гарден — всеми брошенный, одетый в отрепье, которое с виду казалось обрывками старого британского флага. Строители уже начали работу. Они заливали цементом их любимый разбомбленный участок. Все это изменится. Все.
Солнце поднялось, но поднялось над иным миром, где Терри больше не мог позволить себе слоняться без дела, как раздолбай. Он уже любил их малыша. Однако его угнетала сама мысль о том, что он никогда больше не пойдет на концерт, накачанный химикатами и готовый на все. Эта мысль его просто убивала.
Но Терри остановился у булочной на Нил-стрит, купил целую сумку круассанов и побрел дальше к югу, жадно вгрызаясь в горячий белый хлеб. Запах свежего хлеба казался ему лучшим запахом на свете, его желудок протестующе урчал, но потихоньку привыкал к пище; и к тому моменту, как Терри дошел до реки и пакет опустел, он осознал, что улыбается.
15
Терри ворвался в комнату для прослушиваний. У него было столько новостей для Скипа — о неожиданном отцовстве, о том, как за одну ночь могла измениться вся жизнь, и о страшной мести посредством послабляющих пилюль.
Но вместо Скипа он увидел Мисти, которая пила чай с высокой женщиной средних лет, доброй и симпатичной с виду. Терри показалось, что он ее уже где-то видел.
— Это мама Скипа. — Мисти бросила обеспокоенный взгляд на женщину. — Скипу… Скип не совсем в порядке.
Терри ошарашенно покачал головой, не понимая, что происходит. В своем возрасте он еще полагал, что все они будут жить вечно.
— Что с ним?
— Он в больнице, — объяснила Мисти. — Говорят, у него был удар.
Женщина еще ниже повесила голову над своим пластиковым стаканчиком с чаем. Терри испуганно смотрел на Мисти. Он не понимал, о чем она. Он вообще ничего не понимал.
— Удар? Как это? Как сердечный приступ?
Мисти набрала воздуха в грудь.
— Врач «скорой помощи» сказал, что, вполне возможно, произошло кровоизлияние в мозг. Кровоизлияние из лопнувшей артерии. Если он переживет неделю или две, с ним все будет в порядке.
Терри сделал шаг в их сторону, но не мог подобрать слова. Тот факт, что у Скипа была мать, сам по себе его шокировал. А то, что его друг и кумир мог умереть, у него вообще в голове не укладывалось.
Как ваше собственное тело могло предать вас подобным образом? Как же такое могло случиться без предупреждения? Где справедливость? Кому жаловаться?
— Если бы не Скип, и меня бы здесь не было, — пробормотал он, и это прозвучало патетично и скупо — кого волнует, здесь он или нет? Кому какое дело? Но женщина улыбнулась и кивнула.
— Босс хотел тебя видеть, — сказала Мисти. — Вас обоих.
Терри обернулся и увидел Леона. Тот стоял в дверях, бледный от потрясений и недосыпа. Один его глаз распух и побагровел. Над бровью красовался зловещий кровоподтек. А волосы его были золотистого цвета.
Терри взял Леона под руку и вывел из комнаты, с тревогой глядя на друга.
— Господи, Леон, что случилось?
— Я танцевал, — ответил Леон, и Терри еле сдержался, чтобы не прыснуть со смеху. Он слегка подтолкнул Леона. — Ты танцевал?
— Да, танцевал. — Леон улыбался.
— Тебя нашли Псы?
Улыбка Леона стала шире.
— Да, но потом их нашли Теды.
Терри удовлетворенно кивнул.
— А что насчет Скипа? Что будет со Скипом?
— Не знаю.
Терри положил руку Леону на плечо.
— Со Скипом все будет в полном порядке. Должно быть в порядке. Ему ведь только — сколько ему, кстати?
Леон наклонил голову, и на мгновение Терри показалось, что друг не раздумывает над его вопросом, а вспоминает статьи, на которых они оба выросли, — статьи руки Скипа Джонса о его приключениях с Кейтом Ричардсом. Игги Попом. Дэгом Вудом, Лу Ридом. Джимми Пейджем и «Нью-Йорк доллз». Размышляет о столь тяжело давшейся Скипу мудрости и его неукротимых аппетитах, каким-то странным образом сосуществующих. О Скипе, критикующем показуху и воспевающем дельные вещи в своем чистом и выдержанном стиле. Терри наблюдал за выражением лица Леона и знал, что лучше, чем Скип, писать он никогда не сможет.
— Скипу двадцать пять, — наконец ответил Леон.