С каждым ударом большое тело опускалось все глубже в болото. Белая кожа стала коричневой, потом серой. В конце концов все тело исчезло. Густав и Ларс-Ивар стояли рядом, Густав – с фонариком в руке. Турд и Эрлинг продолжали стучать молотками, так что в конце концов кол полностью скрылся под поверхностью. В болоте что-то булькало и пузырилось. Они дождались, пока гладь воды снова стала ровной, нетронутой – болото поглотило зло и вернулось к своему изначальному состоянию. Стояли, оглядывая закисленную почву, убогую растительность, тронутую изморосью и северными ветрами. Торф, багульник, водянка, пушица. Узловатые силуэты сосен, нагие скелеты карликовых берез.
Ничто вокруг не указывало, что именно покоится на дне болота.
Они вернулись к машинам, стоящим на площадке с большой желтой табличкой. Тем временем совсем стемнело.
В пятницу, 28 сентября, работникам выдали конверты с зарплатой. Сезонные рабочие покинули Мессауре, оставив постоянных жителей переживать очередную зиму.
Поздно вечером все братья отправились в Стентрэск, чтобы поработать на строительстве нового дома Густава. Карин и малыш поехали с ними, Агнес уже была
там.
В субботу утром, еще на рассвете, Эрлинг и Турд вернулись на болото. Достав из багажника «Дуэта» деревянные ящики из сейфа, они загрузили их в кузов пикапа.
– Что будем делать с номерами? – спросил Эрлинг.
– С номерами? – переспросил Турд.
– Машина-то, небось, в розыске.
Турд почесал затылок. Об этом он как-то не подумал.
– А что, если тебя остановят? – спросил Эрлинг.
Турд вылез из машины и отвинтил таблички на пикапе и на «Дуэте» Эрлинга.
– Что ты делаешь? – спросил Эрлинг.
Турд не ответил. Привинтил таблички, снятые с «Дуэта», на пикап Большого Нильса, оригинальные спрятал под сиденьем.
Эрлинг в отчаянии посмотрел на свою машину.
– Как я буду ездить без номеров? Что я скажу, если меня тормознет полиция?
– Наври, что хочешь. Скажи, что отвалились. Или их украли.
Так что Эрлинг поехал назад в Стентрэск без номеров и поставил машину в гараж Агнес.
Турд достал из рюкзака термос и большой пакет с бутербродами. В машине все еще висел легкий запах испражнений Большого Нильса.
Мессауре он объехал по большой дуге. Хотя номерные знаки и заменены, машину Большого Нильса уж больно легко узнать. Поехал по национальной трассе номер тринадцать на юг, мимо Сэваста, Луле и Пите. У Явре сделал первую остановку, заправил машину, съел бутерброд и выпил кружку кофе. Поехал дальше мимо Шеллета, Уме и Эвика. Снова пришлось остановиться и заправиться. Уже давно перевалило за полдень, а он не одолел и половины дороги. Все шло куда медленнее, чем он себе представлял, дорога оказалась куда длиннее и извилистее. Придется сидеть за рулем и ночью.
К вечеру он добрался до Евле. К этому моменту у него стало сводить ногу, беспрестанно давившую на педаль газа. Ему пришлось размяться – остановиться в месте отдыха за Вальбу и походить кругами.
В Эребру пошел дождь, опять понадобилась остановка. Поле зрения сузилось до маленькой щелки, дороги он совсем не видел. Остановившись на парковке, он скрючился на сиденье и проспал несколько часов.
В половине пятого снова тронулся в путь и теперь уже вовсю давил на газ. Мимо Муталы и Мьёльбю и Йончёпинга, по национальной трассе номер один в сторону Вэрнамё, Маркарюда и Осторпа.
В три часа дня он пересек на пароме залив, добравшись из Хельсинборга в Хельсингёр, оттуда доехал до Копенгагена и поставил пикап в леске в пригороде Нэрум. Там он снял номерные таблички Эрлинга, уложил их в рюкзак, а номера Большого Нильса прикрутил на место. Ему пришлось пройти около километра до железнодорожной станции, затем он доехал до датской столицы и оттуда на пароме в Мальмё. Взял такси до Бультофты, прибыл с запасом в полчаса. Все эти места были ему хорошо знакомы, он бывал там раньше. Во время учебы в Боллерупе он каждые выходные ездил куда-нибудь поблизости – прежде всего для того, чтобы не общаться с парнем с Готланда. В тот период он посетил многие места в Сконе, большой город Мальмё, датскую столицу и ее красивые пригороды. Не раз летал самолетом и сюда, и домой. Теперь же он успел побриться, зачесать волосы и поменять рубашку, прежде чем сесть на последний самолет до Броммы.
Заночевал на скамейке в зале ожидания. Первый рейс до Лулео отправлялся в 7.15. Эрлинг ждал брата в своем «Дуэте» на парковке у аэропорта Каллакс. Свернув на первую попавшуюся лесную дорогу, они поставили на место номерные таблички.
В Мессауре они вернулись к обеду, после чего направились каждый на свою вечернюю смену.
– Стормберг, выглядишь дерьмово, – сказал бригадир.
– Уже и пива мужичку пропустить в свой законный выходной нельзя? – спросил Турд.
Бригадир, круглый идиот по фамилии Хольмберг, выпятил грудь.
– Можно, если при выходе на работу он будет абсолютно трезв.
Турд ощутил короткое замыкание в мозгу, перед глазами замелькали вспышки молний. Он подскочил и шагнул к бригадиру, сжимая в руке гаечный ключ.
– Я что, кого-то хоть раз подвел? А? Кому-то приходилось делать за меня мою работу?
Бригадир попятился.
– Успокойся, иначе получишь замечание.
Турд замер на полушаге. Нельзя сейчас все испортить. Несколько раз глубоко вздохнул, потом сделал долгий выдох.
– Извини, – проговорил он, повернулся и пошел на свое место.
И на этом заканчивается рассказ об ограблении в Калтисе.
А в последующие выходные Карин венчалась в церкви Мессауре, одетая в вязаный голубой жакет с юбкой. Маленькая и худенькая, как ребенок, она почти терялась на фоне своего будущего супруга. Густав Стормберг краснел, потел и не знал, куда деть руки, – впрочем, он никогда не любил оказываться в центре внимания. Свидетельницей со стороны невесты была Сив Юханссон, свидетелем со стороны жениха – Ларс-Ивар Пеккари. После церемонии венчания был крещен сын новобрачных, наречен Викингом Густавом в честь деда и отца, во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь.
Гостей было мало. Праздничный ужин организовали в столовой. Он прошел спокойно и тихо.
Однако последствия ограбления на том не закончились. Они ощущаются и по сей день.
В понедельник после венчания Карин вышла в кухню с упакованным чемоданом и ребенком в коляске. Свеа, собиравшаяся было прикрикнуть на нее, растерялась.
– Я ухожу со своего места, – сказала Карин. – Благодарю тебя, Свеа, за месяцы совместной работы.
Кухарка так и осталась стоять с кофейником в руках, на полпути к плите.
– Что? – выпалила она. – Что ты имеешь в виду, Карин?
– Свеа, теперь я госпожа Стормберг, – ответила Карин. – Я уезжаю вместе с мальчиком в Стентрэск.
Теперь она замужем, и Густав обязан ее содержать.
Она кивнула в сторону комнатки за кухней.
– Боюсь, там не очень прибрано, но, когда я въехала туда, примерно так и было.
– Почему мне не сообщили? Кто будет чистить картошку?
– Это уже не ко мне, – сказала Карин, крепко берясь одной рукой за ручку чемодана, а второй за коляску.
Снаружи ее уже ждало такси. Шофер, приехавший из Стентрэска, посмотрел на нее с сомнением.
– А где твоя мама? – спросил он.
Карин заплатила вперед, и ее отвезли к желтому дому модели «Эльвбю» неподалеку от Кварндаммсвеген. Там пока не было мебели, но кухня и ванная уже на месте. Есть пока можно и на полу, а у Агнес найдутся два матраса с конским волосом.
Малыш проснулся и заплакал, но она дала ему грудь, и он успокоился. Она провела пальцем по его светлым волосикам, вдохнула запах младенца. Какое чудо! Поцеловала его в лобик.
Агнес с недовольным лицом достала из гаража два матраса.
– Не понимаю, что тебе здесь делать, – сказала она. – Твое место рядом с мужем.
Стоял осенний день, прозрачный и ясный – ослепительно-голубое небо, изморось на деревьях. Матрасы Агнес прислонила к стене гаража. При каждом слове изо рта вырывалось облачко пара.
– Придется Густаву приехать сюда, – ответила Карин, покачивая коляску.
– Это неудобно, – возразила Агнес. – Дом не закончен. Он не может ездить туда-сюда каждый день, слишком далеко. Вы могли бы завести себе дом в Мессауре.
– Мессауре будут сносить.
– Да, но до тех пор.
– Густав может устроиться в полицию в Стентрэске, – сказала Карин.
Агнес огляделась – вокруг не было ни души.
– Нужно найти работу и Ларсу-Ивару тоже, – негромко проговорила она. – Они должны быть вместе.
Карин кивнула – это она и сама понимала.
– Осенью я пойду учиться, – сказала она. – Сначала в реальное училище, потом в гимназию, а потом буду поступать в университет.
Глаза у Агнес округлились.
– Ты о чем? У тебя же ребенок.
– Ты будешь заботиться о Викинге, пока меня нет.
Агнес громко охнула.
– Ты что, совсем не в себе?
– Я хочу, чтобы было так, – ответила Карин.
Глаза у Агнес почернели.
– Чтобы я сидела в няньках? С ребенком от насильника?
Карин сделала шаг к ней.
– Все мы приносим что-то в жертву, – сказала она. – Все, кроме тебя. Ты получила все, чего хотела. Лонгстрёмов нет, у тебя квартира со светом и теплом, Густав женат и пристроен. Ты должна сделать это для меня и малыша – и ты будешь заботиться о нем с радостью.
Они стояли, глядя друг на друга.
– А если я откажусь? – спросила Агнес.
– Ты прекрасно знаешь, что я сделаю, если ты откажешься, – ответила Карин.
– Только попробуй, – прошипела Агнес.
– И что ты со мной сделаешь? Прибьешь меня колом в Кальмюрене?
Она пристроила один матрас на коляску и кивнула на другой.
– Помоги мне донести, – сказала она и пошла вверх по склону в сторону своего дома.
Те девятьсот восемьдесят пять тысяч крон, что хранились под полом кладовки в комнате Турда, были упакованы в два черных полиэтиленовых пакета – внутри лежали тысяча шестьсот конвертов для выдачи зарплаты.
За день до Рождества Турд и Эрлинг устроили генеральную уборку в своей комнате, выстирали постельное белье и покрывала и между делом вынесли к «Дуэту» два черных мешка и увезли в дом у водопада Тэльфаллет. Похоже, никто не видел, как они их выносили, а если кто и видел, то никак не прокомментировал.