Рождество отмечали в доме Густава и Карин, где теперь появились и диван, и обеденный стол, и книжный шкаф. Малыш гулил и смеялся, он уже мог сидеть за столом в высоком детском стульчике, если подложить под спину подушку.
Выходные дни между Рождеством и Новым годом Турд и Эрлинг провели, открывая конверты с зарплатой, сортируя деньги и сжигая конверты в железной печи.
Накануне Нового года Густав и Ларс-Ивар приехали к ним в домик на горе. Турд показал, как он рассортировал купюры, они поговорили о том, как лучше вывезти деньги.
Эрлинг заметил, как Турд набрал воздуху в легкие.
– Мы взяли себе пятьдесят тысяч крон, – сказал он Густаву. – Это нам с Эрлингом за работу.
Густав молчал долго-долго. Турд ждал.
– Деньги никто из нас брать не будет, – сказал Густав. – Так мы договорились.
– Ты договорился, – ответил Турд.
– Деньги не были целью, – сказал Густав. – Они были нужны, чтобы отвлечь внимание от исчезновения.
– На самом деле нам причитается половина, – сказал Турд. – Но мы на это не претендуем. Только вознаграждение.
– Бог повелел нам победить собственный эгоизм, – сказал Густав. – Деньги дожны быть использованы на хорошие дела, а не на наши прихоти.
– Прихоти? И это говоришь ты, у которого есть и дом, и жена, и работа, и любовник?
– Где деньги? – произнес Густав. – Немедленно принеси их сюда.
– Ни за что, – ответил Турд. – «Ваттенфаль» передо мной в долгу.
На этом диалог между братьями прервался и больше не продолжился уже никогда.
В новогоднюю ночь Эрлинг и Турд уехали домой. По пути они слышали, как зазвонил одинокий церковный колокол в Стентрэске, возвещая о приходе нового года.
Настал 1963 год.
Осенью того года Карин пошла учиться. Агнес сидела с мальчиком. Он был жизнерадостным ребенком, любил смеяться и петь. Со временем Агнес очень привязалась к нему. Несколько лет спустя, изучив основы социальной работы, Карин устроилась в отдел социального обслуживания населения администрации Стентрэска, где впоследствии и закончила карьеру в должности заместителя начальника отдела.
Когда гидроэлектростанция была построена и поселок Мессауре пошел под снос, Густав и Ларс-Ивар устроились в полицию Стентрэска. Они продолжали работать вместе, вместе ходили на охоту и рыбалку, проводя много времени в деревянном доме, который Большой Нильс построил у водопада Тэльфаллет. Разрешение на строительство так и не было получено, современные удобства в доме не появились. Дом просто стоял там – серый, некрашеный, словно вырос на горе сам собой.
Турд и Эрлинг проработали в Мессауре до весны 1963 года, а затем оба уволились. Перебрались в Хеллефорснэс в Сёдерманланде, где открыли совместную транспортную фирму.
Так и прошла жизнь.
Они сидели молча, глядя в окно кухни.
– Ты никогда никому раньше не рассказывал? – спросил Викинг.
Эрлинг высморкался, глядя себе в колени, и покачал головой.
– Никогда.
– Даже жене?
Викинг долго сидел и смотрел в окно. Оно выходило на парковку с несколькими электрическими подогревателями двигателя и стойкой для велосипедов.
– И вы с Турдом организовали транспортную фирму – здесь, в Хеллефорснэсе?
– Здесь нас никто не знал, мы могли начать с чистого листа.
– И все эти годы вели дела вместе?
– Весьма успешно.
– Турд так и не женился?
– У него были проблемы с алкоголем.
И снова они сидели молча. У подъезда остановилась машина от рекрутинговой фирмы, предоставляющей персонал для социальной службы, из нее вышли две темнокожие женщины.
– Ты знал? – спросил Викинг. – Знал, как Густав поступил с деньгами?
Эрлинг потер нос, кивнул.
– Изначально мы договорились, что он положит их на счет в швейцарский банк. Преполагалось использовать их на благотворительность.
– Откуда вы знали… ну, что можно спрятать деньги там? – спросил Викинг.
Эрлинг удивленно посмотрел на него.
– Ясное дело, это все знали. После войны только и разговоров было, что об этом. Как немецкие евреи положили свои деньги на номерные счета, к которым их наследники, не зная нужных кодов, не имели доступа…
Они снова замолчали. Тени снаружи становились все длиннее.
– Почему ты не связался с нами? – спросил Викинг.
Эрлинг забарабанил пальцами по столу.
– Да как-то не сложилось…
– А дети у тебя есть, Эрлинг? Внуки?
Он покачал головой.
– После того, как умерли твоя жена и Турд, тебе не бывало одиноко?
На это старик не ответил.
– У меня в Стентрэске сын и невестка, – сказал Викинг, – с двумя маленькими сорванцами, которым год и пять лет. А еще у меня есть дочь, она с подругой живет в Стокгольме, всего в часе езды отсюда.
Эрлинг заерзал на стуле.
– Уверен, они будут рады с тобой встретиться, – сказал Викинг.
– Ну, даже не знаю…
Стентрэск, осень 2021 года
С неба падали острые капли, дул холодный северный ветер. Сквозь серую пелену вилла сына показалась Викингу мокрой и продрогшей.
Дверь открыл Маркус. От волнения во рту у Викинга пересохло. После того ужасного эпизода в доме Карин они больше не встречались.
– Это, стало быть, Эрлинг, – сказал он, придерживая своему дяде входную дверь.
Эрлинг Стормберг стряхнул с волос капли дождя и осторожно шагнул в прихожую. Маркус протянул руку и поздоровался с ним. Выбежали дети, чтобы посмотреть на гостя. Эрлинг неуклюже достал из пакета карамельки, дал детям по горсти сладостей.
– Это после ужина, – сказал детям Маркус.
Викинг пошел в кухню. Юсефин стояла, помешивая соус для спагетти, она не повернула головы в его сторону.
– Прошу прощения за мое поведение, – произнес Викинг. – Когда мы перебирали вещи в доме.
Она быстро подняла на него глаза, продолжая помешивать в кастрюле.
Викинг повторил слово в слово все то, чему научила его Алиса: что в тот день он был расстроен и подавлен, поскольку оплакивал мать, еще не до конца осознавая ее уход. От того, что кто-то распоряжался ее вещами, горе становилось таким очевидным и невыносимым. Он чувствовал себя тогда таким беспомощным и одиноким, и он так сожалеет, что обидел Юсефин, ведь она только хотела помочь…
Невестка выпустила из рук большую ложку и обняла его обеими руками.
– Конечно же, я все понимаю, – прошептала она. – Я не сержусь.
«Свое поведение здесь явно никакому анализу не подвергалось», – подумал Викинг, обнимая ее.
– А это Эрлинг, – сказал он, подводя к ней за руку дядю.
Юсефин с ходу обняла и его тоже. А потом пригласила всех за стол и подала спагетти.
– Ты решил, что будешь делать с обручальным кольцом? – спросила она, когда они доели десерт.
– Да, – коротко ответил Викинг.
Кольцо он отдал Алисе, но об этом ничего не сказал.
Они перешли в гостиную. Майя заснула, Эллиот играл в игру на планшете. Эрлинг стал рассказывать о прежней жизни в Лонгвикене и Мессауре. И Юсефин, и Маркус слушали с неподдельным интересом.
– Но как же ты мог совсем перестать общаться с родней, оставшейся на севере? – спросила Юсефин.
Эрлинг сглотнул.
– Говори как есть, – сказал ему Викинг. – Что вы поссорились из-за денег.
Эрлинг покосился на него.
– Когда Лонгвикен был выкуплен фирмой «Ваттенфаль», полученное предстояло поделить, – продолжал Викинг. – Папа Густав имел определенное мнение, как следует поступить. Они с мамой построили себе дом и оставили за собой охотничий домик рядом с водопадом Тэльфаллет. А вы с Турдом основали свою транспортную фирму.
Эрлинг кивнул.
– Ужас, как глупо, – сказала Юсефин, – что вы, родные братья, разошлись из-за такой ерунды.
– Да уж, – сказал Эрлинг.
– Еще кофе?
– С удовольствием, – ответил Эрлинг. – А мороженое осталось?
Сив сидела на скамейке у могилы Гуннара. Принесла с собой сидушку, чтобы не испачкать пальто. Погода улучшилась, по небу плыли облака, похожие на сахарную вату.
Викинг сел рядом с ней. Гуннар умер от рака простаты осенью 2014 года, в возрасте семидесяти семи лет. Памятник был черный и прямоугольный, из отшлифованного гранита. Надпись шрифтом «хельветика» выбита на глубину в пять миллиметров – это означало, что за памятником не надо ухаживать: текст будет вполне читаем и через несколько сотен лет. Все это Викинг знал, потому что образцом при выборе послужил памятник на могиле Густава. Справа было оставлено место для Сив, когда она умрет.
ЮХАНССОН
ГУННАР ЭВЕРТ
Род. 28/10–1934
Ум. 15/11–2014
– Кажется, это было вчера, или уже прошла целая вечность, – сказала Сив. – Ты веришь в Бога, Викинг?
– В которого из них? – спросил Викинг.
Сив улыбнулась.
– У вас с Гуннаром были тайны друг от друга? – спросил Викинг, и лицо старой женщины снова посерьезнело.
– Ясное дело, – ответила она. – По крайней мере у меня. Скрывал ли Гуннар от меня что-то, я не знаю. Но если даже и так, то в том и была суть – чтобы я не узнала.
Он кивнул.
– У Карин было много тайн, – сказал он.
Сив кивнула.
– И у Густава тоже.
Ларс-Ивар Пеккари был похоронен на том же кладбище, но Викинг не помнил точно, где именно. Тот пережил Густава на десять лет, умер в 1998 году.
– Памятник Карин готов, – сказал Викинг. – Ты его видела?
– Да что ты говоришь! – воскликнула Сив. – Мы должны пойти посмотреть.
Они медленно тронулись по тщательно расчищенной дорожке к захоронениям 1980-х, Сив – опираясь на роллатор. Викингу пришлось искать – он практически никогда не ходил на могилу отца, но наконец нашел. Имя мамы было чернее и отчетливее, чем имя папы. Камнетес доставил памятник утром того же дня.
Они уселись на скамью неподалеку. Викинг смотрел, как солнце отражается в блестящей поверхности гранита.
– Ты можешь рассказать мне о Карле? – попросил он.
Сив громко сглотнула.
– Что ты хочешь знать?
– Насколько близко они общались?
Сив долго перебирала пальцами край пальто.