– Может быть, и так, – проговорил Викинг. – Но ее действительно изнасиловали. Сара, Ингрид и Хильма погибли, а Густаву и Ларсу-Ивару грозил сумасшедший дом.
Карин сделала свой выбор. Лучший вариант на тот момент, в тех условиях. Викинг мог только догадываться, как она мучилась. Как тяжело ей далось это решение. Давление со стороны семьи и окружения. Разные сценарии возможного будущего. Как будет лучше для нее и ребенка? Тоска и ложь, страх и молчание.
Ее белое платье в синий горошек – его первое воспоминание. Она что-то поет, он счастлив.
Внезапно на него неудержимой волной накатили рыдания. Они пронеслись судорогой по всему телу, закрутили его, поволокли с собой, как неукрощенная северная река. Все эти непростые ситуации выбора в жизни человека с непредсказуемыми последствиями, скорбь, боль и тоска. Все хлынуло наружу, но эти слезы невозможно было выплакать до дна. Алиса обняла его, обвив рукой его исхудавшую шею. Он залил слезами ее мягкую кофточку и почти заснул, когда рыдания отпустили.
– Ты права, – прошептал он. – Я не буду рассказывать детям.
А потом Алиса исчезла – тихо и незаметно. Отказалась от аренды квартиры в Лулео и вернулась в Накку. Сдала свою квартиру и уехала, получив работу за границей.
Через несколько недель Маркус поинтересовался, куда она подевалась.
Викинг кратко ответил, что она уехала обратно в Стокгольм. Маркус больше не спрашивал.
Теперь тоска по ней была совсем иного качества, нежели раньше. Не дыра во времени, в сердце. Он тосковал по ней, но не оплакивал ее.
И ломал голову, где она может быть.
Скорее всего, в большом городе. Там легче всего оставаться незамеченной.
А может, и наоборот, раз он подумал об этом в первую очередь.
Помимо шведского и русского она говорила на английском и французском как на родном. Стало быть, в какой-то франкоговорящей стране или же в англоговорящей. А может, и нет. Знает ли она другие языки? Он никогда ее об этом не спрашивал.
Иногда он ловил себя на том, что плачет – спонтанно, без всякого повода. Ощущал это как нечто непривычное и немужественное.
Она все время незримо присутствовала – как шум ветра за окном.
Викинг вел машину на север вдоль реки. Мимо Аваудден и Порси, к национальному парку Муддус, по дороге, идущей до самой деревни Наттаваара. Не доезжая до гидроэлектростанции в Мессауре, он свернул и припарковал «Вольво» в том месте, которое когда-то служило главной площадью поселка. Там среди деревьев виднелась небольшая площадка с деревянными столиками и скамейками для пикника.
Выйдя из машины, он вдохнул осенний воздух. Услышал вдали у плотины гул турбин. Огляделся. Просека была метров пятьдесят в ширину и метров сто в длину, поросшая травой и мелким кустарником – яркие желтые штрихи на фоне черного леса. Он подошел к остаткам бывшего киоска, ощущая под ногами гравий. Несколько информационных стендов рассказывали историю исчезнувшего города. О строительстве гидроэлектростанции и плотины, домах и общественных службах, бензозаправке и Доме культуры. Черно-белые фотографии, карта. Баквеген на ней не обозначена, зато видна церковь. Вернувшись к машине, он открыл дверь со стороны пассажирского сиденья, достал сумку, закинул на плечо. Двинулся в сторону мелкой поросли и таблички с надписью «АДМИНИСТРАЦИЯ», нашел тропинку, спускавшуюся к реке.
Вот тут она и находилась – церковь. Табличка с потертыми красными буквами. Остатки колокольни.
Викинг переступил невысокий порог, остановился на земляном полу. Огляделся, пытаясь понять, где стоял алтарь, где купель. Закрыл глаза, чувствуя, как ветер шевелит волосы. Вокруг жужжали насекомые. Подняв глаза к небу, он попытался представить себе, как выглядела церковь. Были ли в окнах витражи, так что лучи солнца окрашивали пол в красный, синий и желтый? Вероятно, нет. Викинг прошел вперед, ступая между кустиков черники и молодых сосенок. Все обманутые надежды, ложь и недомолвки – как шепот в кронах деревьев.
«Викинг Густав, нарекаю тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа».
«Густав Хильдинг, беру тебя в мужья, клянусь любить тебя в горе и в радости».
Он пошел дальше к реке, к гигантской плотине. Одна из самых больших в Европе – два километра в длину, почти сто метров в высоту. Поверху шла широкая асфальтированная автомобильная дорога. Обочины не было, но и движения особо никакого. Он вышел на середину плотины – пучина слева, плотина справа. После осенних дождей открыли люк. Далеко внизу кипела и бесновалась вода, звук напоминал гудение реактивного самолета.
На середине Викинг остановился, подставив лицо северному ветру. Зеркало воды, лежащее перед ним, покрывало пару тысяч гектаров земли. Он знал, что в 1950-е годы здесь было более пятидесяти дворов, пастбища северных оленей, государственные земли в деревне Ньюоравуолле. Когда компания «Ваттенфаль» подала прошение на имя Его Величества, прося разрешения все это утопить, включая часть национального парка Муддус, последовало согласие. Суд по делам природных ресурсов не усмотрел никаких нарушений.
Нещадная эксплуатация природы и людей.
Земля рядом с плотиной была плоская, поросшая низкой растительностью. Вдали виднелся неясный силуэт горы Стормбергет. Он прищурился от слабых отсветов солнца. Поверхность воды казалась безмолвной и безжизненной. От деревни Лонгвикен не осталось и следа, никакой зацепки, позволяющей понять, где она находилась. Он даже не знал, видно ли это место отсюда, с гребня плотины.
Затем он перевел взгляд влево, на тоннель с турбинными залами. Их тоже не видно отсюда, они спрятаны глубоко под землей. Гидроэлектростанция – третий по величине производитель электричества в Швеции.
Повернувшись, он побрел назад – туда, где когда-то располагался поселок.
Пустые сухие тропинки. Дома увезли отсюда в Сиетеваре, Виетас, Соурва, Парки, Акка, Ритсем и в другие места, где компания «Ваттенфаль» собиралась усмирять реки. Поскольку все дома стояли на сваях, от них не осталось и следа. Никаких фундаментов, никаких шрамов на теле земли.
Он искал, бродя по лесу. Гул из открытого люка плотины звучал все глуше. Ему пришлось бродить довольно долго, прежде чем он обнаружил табличку с названием Баквеген. Ничто не указывало на то, что здесь когда-то была улица – и все же она была. Он зашел под деревья, остановился, закрыл глаза. Прислушался к песне, звучащей в кронах сосен.
Потом поставил на землю сумку, расстегнул молнию и достал урну – самую простую, какая нашлась в похоронном бюро.
Несколько лет назад вечером накануне операции на сердце мама была грустна и напугана. Викинг сидел рядом с ней на диване перед выключенным телевизором. Они уже попили чаю, и тут она поднялась, ушла в комнату и принесла заветную коробку.
– Здесь все на случай моей смерти, – сказала она. – Все мои пожелания по поводу похорон и памятника. Документы на дом и все такое. Эту коробку я храню на верхней полке шкафа в твоей бывшей комнате. Запомнишь?
– Ты не умрешь, мама, – сказал он ей вслед, когда она пошла поставить коробку на место.
– Но есть одна вещь, которую я нигде не записала, – проговорила она, снова усевшись рядом с ним. Взяла его руки в свои, посмотрела ему в глаза долгим взглядом.
– Пожалуйста, не рассказывай об этом никому, – сказала она. – Ни Свену, ни Сив, ни Маркусу с Элин.
– Хорошо, – ответил Викинг, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок.
– Если я умру сейчас или когда-нибудь потом, я хочу, чтобы мое тело кремировали.
Викинг кивнул, не увидев в этом ничего необычно-
го.
– И еще я хочу, чтобы ты развеял мой прах на Баквеген в Мессауре.
Глаза у него округлились.
– Но ведь Мессауре больше нет! – сказал он.
– Сохранился указатель, – проговорила она. – Табличка в лесу – в том месте, где проходила улица.
– Нужно запросить разрешение в администрации лена, – пробормотал он. – Согласие владельца земли и…
Она выпустила его ладонь, положила руку ему на локоть.
– Викинг, – проговорила она. – Окажи мне эту услугу. Пообещай, что выполнишь. Получи разрешение, если без этого никак.
– Развеять твой прах на Баквеген в Мессауре?
Она кивнула.
Он оглядел стволы деревьев вокруг. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны. Здесь он снова услышал его отчетливее – шум водных масс внизу у плотины, и понял, что уже бывал здесь. То был пасмурный день с холодным ветром, соленые слезы мамы у него на щеке. Ее шепот ему на ухо: «Здесь твой папа посватался ко мне».
И она имела в виду не Густава. И не того мужчину, который ее изнасиловал.
Она знала.
Он открыл урну. Горсть праха, серого и невесомого, взлетела, подхваченная ветром, и развеялась среди деревьев. Он следил за ней глазами, пока она не растаяла в воздухе. Наклонил урну и встряхнул ее. Ветер подхватил прах и унес его с собой. Викинг потряс урну сильнее, вытряхнул ее навстречу солнцу. Прах превратился в серую тень, которая закружилась в танце, кувыркаясь и делая пируэты над тем местом, где когда-то проходила улица Баквеген, – и распалась в солнечных лучах.
От Карин не осталось и следа – или же она вернулась домой.
И на этом мы попрощаемся с ними – обитателями Стентрэска. Они продолжали жить, как люди делали во все века. Сесилия Абрахамссон, архитектор из Питео, подписала договор на перестройку дома Викинга и руководила работами по его реконструкции. Они с Викингом хорошо ладили. Когда ремонт закончился, она въехала в дом вместе с хозяином.
Эрлинг Стормберг поселился в бывшей квартире Викинга. Он подружился с семьей Маркуса, а также с Сив Юханссон.
Викинг подался на вакансию в полицию общественного порядка в родном городе, и его охотно взяли. Он работал, патрулируя улицы, пока не ушел на пенсию в возрасте 67 лет.
Сусанна Шильц уехала обратно в Тэбю и вступила в отношения с коллегой, с которой ранее работала в газете профсоюза строителей.
Карина Бюрстранд оставалась местным политиком от партии «Шведские демократы», пока товарищи по партии не поручили ей навести порядок в местной библиотеке. Она ничего не имела против того, чтобы подчистить литературу про ЛГБТ и авторок-феминисток, однако одной из книг, которые ее однопартийцы потребовали уб