Через полчаса я вошел в городок. Улицы играли в догонялки, неожиданно поворачивая и останавливаясь. Окна не светились. Я шел мимо спящих домиков, тусклых фонарей, в которых горели свечи, водяных колонок с примитивными ручными насосами и незаметно пересек город и вышел на окраину с противоположной его стороны.
Тут кончались домики, окруженные густыми садами, и начиналось открытое пространство, поросшее густой травой, неторопливо уходящее к самому горизонту, пересеченное лишь одной темной неширокой полосой деревьев. Возможно, то была большая дорога, но вряд ли она вела в тот лес, куда мне нужно было попасть.
Я остановился. Дальше идти было, пожалуй, незачем. Шла ли эта дорога в лес, или нет, но он лежал именно в этом направлении, где-то за кромкой горизонта. Теперь следовало, набраться терпения и обождать, наблюдая и запоминая. Я сел на траву и, чтобы не скучать, стал представлять, что я не один и что течет медленный, полный скрытого смысла, а внешне поверхностный разговор; было легко придумывать свои слова и трудно — те, что отвечала бы Анна, будь она и на самом деле здесь. Даже в моих мыслях она не очень-то хотела соглашаться со мной в вещах, казавшихся мне исполненными глубокого значения, а когда я все-таки заставлял ее согласиться (в воображении это возможно), вдруг оказывалось, что это уже не она, а какой-то другой человек.
Прошел примерно час, когда мне почудилось, что впереди промелькнула тень. Это мог быть человек. Я приподнялся и, стоя на коленях, стал вглядываться.
Ночной прохожий явно не хотел быть замеченным. Но он был отчетливо виден в рассеянном свете звезд. Через несколько секунд тень его снова мелькнула — теперь чуть дальше. Его поведение обрадовало меня. С таким, без сомнения, можно будет говорить откровенно. И он наверняка знает, где находится то, что я искал.
Дав ночному прохожему отдалиться, я направился за ним, держась метрах в тридцати, и я не хотел приближаться, пока мы не отойдем подальше от города.
Через несколько секунд человек оглянулся. Я в это мгновение думал о вещах, не имевших отношения к делу, и он заметил меня. Но не пустился наутек, а спокойно пошел дальше, и я последовал за ним, дав себе обещание больше не отвлекаться. Это показалось мне хорошим признаком: люди, уходящие в лес, должны быть достаточно смелыми. А куда еще мог направляться человек, покидающий город ночью в стороне от большой дороги?
Человек впереди меня ускорил шаг. Я оглянулся. Позади, в отдалении, мелькала еще одна тень. Вряд ли ее появление можно было объяснить случайностью. Вскоре еще один человек показался. И еще.
Они шли, видимо, по хорошо известному им маршруту. Шли легкой, летящей походкой, держась в метрах десяти-двенадцати друг от друга.
Когда-то я много и быстро ходил, и теперь приноровился к их шагу и сократил расстояние до шедшего, впереди тоже примерно до десяти метров.
Люди шли в полном безмолвии, но раз или два я услышал, как приглушенно звякнул металл.
Чем дальше оставался город, тем короче становились интервалы между идущими — теперь они составляли метр-полтора. Люди шли прямо к той полосе растительности, за которой, как я думал, проходит дорога. Вскоре наша колонна нагнала другую, вышедшую, видимо, раньше, но из другого места в городе. Когда мы пристроились вплотную, в голове первой колонны началось какое-то новое движение. Оно приближалось, и вот шедший передо мной человек, полуобернувшись на ходу, негромко спросил:
— Что в лесу?
— Деревья, — не очень умно ответил я, не успев подумать.
В следующее мгновение раздался тихий свист — и люди исчезли, слились с травой. Осталось только двое: тот, что спрашивал, и другой, шедший вслед за мной. Они крепко схватили меня под руки.
— Кто ты? — спросил один, приблизив лицо и вглядываясь.
— Ульдемир, — сказал я, не зная, что другое можно сказать.
— Мы тебя не знаем. Куда ты идешь?
— В лес.
— Зачем?
Я ответил не сразу:
— Об этом я скажу, когда мы придем.
— Что ты несешь в лес — своего?
Теперь я стал уже немного соображать, что к чему, и, не колеблясь, достал из кармана блок. Включил, чтобы они услышали музыку.
— Как ты это сделал?
— Долго рассказывать. Потом.
— Что ты умеешь, что нужно в лесу?
В самом деле, подумал я: что я умею?
— Я знаю — как.
— Как — что?
— Как делать многое.
— Откуда ты?
Ну, рано или поздно все равно придется сказать…
— Я со звезд.
Теперь уже и остальные — десятка полтора — поднялись с земли и обступили нас, слушая.
— Непонятно. Ты предатель? Ты выслеживал нас?
— Нет.
— Как же ты узнал о нас, если мы тебя не знаем? Говори. Если ты предатель, мы, наверное, убьем тебя.
Впрочем, в голосе говорившего не было уверенности.
— Я со звезд, — сказал я. — Вы должны мне верить.
— Почему должны? Ты такой же, как мы.
— Потому что я тоже человек. И я не один. У меня был спутник. В день, когда мы прилетели, его задержали в запретном городе.
— Это правда, — сказал кто-то. — На большой дороге наши люди встретили возчиков. Они везли человека, который тоже говорит, что он со звезд. Они везли его в столицу.
— Это мой друг, — сказал я. — Я должен его найти.
— Почему же ты пошел за нами вместо того, чтобы искать его?
— Чтобы вы помогли мне.
— А что нам до людей со звезд?
— Это не разговор на ходу, — сказал я. — Потому что речь пойдет о серьезных и очень важных делах.
— Трудно поверить, что на звездах живут люди. Хотя говорят… Но почему вас прилетело так мало?
— Нас больше.
— Где же остальные?
Я поднял руку к небу, хотя корабль сейчас мог находиться и где-то под ногами.
— На звезде? — усмехнулся тот, что вел расспросы.
— На корабле. На той машине, что принесла нас.
— Машины не возят. Они стоят на месте. Где же то, что привезло тебя?
— На орбите. Это не просто объяснить так, сразу.
— Хорошо. Объяснишь потом. Ночь коротка. Глаз Пахаря уже в зените. Мы могли бы показать тебе, в какой стороне столица, куда повезли твоего друга. Но мы не отпустим тебя. А вдруг ты побежишь к судье и скажешь, кого ты видел здесь? Мы не хотим. Ты пойдешь с нами. Согласен? А то мы заставим силой.
— Я пойду с вами. Это далеко?
— Увидишь. Надо спешить, много времени ушло. Ты пойдешь в середине, а вы приглядывайте за ним. Все слышали? А когда тебя спрашивают «что в лесу?», не давай глупых ответов. В лесу — воля.
— Я понял.
— В путь!
Они снова тронулись — той же летящей походкой. Я шел в ногу с ними, не отставая, испытывая и волнение, и удовольствие от того, что сейчас мне не приходилось ничего выбирать и решать.
Через сорок минут мы вышли к полосе деревьев. Но за ними оказалась не дорога, а река. Я видел ее с высоты, но мне почему-то казалось, что, пока я бродил по городу, она осталась совсем в другой стороне. Два узких плота были спрятаны в камышах. Мы разместились на скользких бревнах. По двое на каждом плоту встали с шестами!
— Вперед! — скомандовал старший.
Плоты отошли от берега, и течение подхватило их.
Вперед, подумал я про себя. И хотя мне вовсе не ясно было, что ждет меня и всех нас — удача или поражение, и как обойдутся со мной те, к кому я хотел попасть, — но сейчас мне было хорошо, и я пожалел, что я один, и некому сказать, как мне хорошо, и не от кого услышать в ответ, что и ей хорошо тоже.
Звезды еще светили вовсю, и я попытался отыскать среди них наше, настоящее солнце, хотя и знал, что оно находится на дневной половине неба, и мне его не увидеть. Но все равно, было здорово знать, что оно есть.
День уже начался, когда плоты уткнулись в берег. Их вытащили на песок, и старший сказал:
— Пусть лежат. Ночью их отведут обратно.
Снова мы двинулись колонной по одному, но теперь уже шли свободно, без напряжения, переговариваясь. Вошли в лес. Лучи пробивались сквозь листву. Перекликались птицы. Воздух еще не успел нагреться и был прохладен. Дышалось легко.
Прошли километра три. Никто не мешал мне оглядываться по сторонам. Лес был веселый. Большие деревья росли аккуратно, словно их кто-то посадил. Местами они теснились возле невысоких бугров, местами росли реже. Бугорки тоже возвышались не как попало, а в порядке. Заинтересовавшись, я замедлил шаг. Шедший сзади едва не налетел на меня.
— Ты что? Надо идти, не отставая.
— Слушай-ка, что это за бугорки?
— Не знаю, я тут впервые. Потом узнаешь, если захочешь.
Прошли еще с километр, и деревья расступились. На обширной поляне был разбит лагерь — вернее, целый городок. Легкие деревянные домики выстроились рядами. Между ними виднелись постройки побольше, подлиннее. Из них доносился стук, лязг металла, голоса.
Мы остановились.
— Ну вот, — сказал возглавлявший колонну. — Добрались благополучно.
— Что здесь такое? — спросил я.
— Не видишь? Лес.
— Понимаю, что не море, — усмехнулся я.
— Понимаешь. Только, наверное, не все. Это не просто лес, а тот самый лес, куда люди уходят от Уровня. Как ушли все мы.
— Ты не забудь: о вашей жизни я знаю очень мало. Как здесь живут? Что делают?
— Делают? Что хотят.
— Ну вот, например, чего хочешь ты?
— Я кузнец. Умею делать из железа разные вещи. Но может быть, их можно делать лучше и быстрее? Я много раз ударяю молотом, другим, третьим, и получается то, что мне нужно. Потому что я знаю, как и куда надо ударять. Но это долго. А если сделать другой молот, такой, с углублением — таким, как та вещь, которую мне надо сделать. И если этим молотом ударить очень сильно, но только один раз — не получится ли такая вещь, которая мне нужна, с одного удара?
Я улыбнулся: было приятно за него.
— Получится.
— Думаешь?
— Знаю. Получится. Ты молодец.
— Мне нравится, как ты говоришь. Но когда я хотел попробовать в кузнице, мастер сказал… Он, в общем, сказал так: «Сакс, ты хороший кузнец. Ты устаешь на работе?» Я сказал: «Устаю, как все, не больше и не меньше». Тогда он спросил: «Ты делаешь хорошие вещи?» Я ответил: «Это знают все». Дальше он спросил: «Тебе хватает еды, одежды, у тебя остается время смотреть на солнце, говорить с детьми, любить красоту, отдохнуть, посмотреть представление, бегать, играть в мячи, петь и прочее?» Я честно сказал: «Хватает, потому что я не трачу времени зря». Тогда он сказал: «Кузнец Сакс, чего же тебе еще? Зачем надо делать что-то иначе, если ты и так делаешь хорошо? Допустим, ты сделаешь свой молот. Но ты не сможешь ударить им так сильно, как нужно». Я сказал: «Мне, конечно,