Она держалась как всегда бесстрастно, хотя Даги Фасеффу, ныне вице-президенту отдела творческих идей для национального маркетингового подразделения, никогда не упускавшему ни единой мелочи, показалось, будто она пару раз топнула ногой.
Как только Луиза встала, в зале моментально зажегся свет. Ко всеобщему удивлению, она улыбалась. Правда, улыбка была не из приятных.
— Так что ты думаешь, Лу… Луиза? — Ди Поссант, которую в свое время в отделе маркетинга подозревали в том, что она собирается переметнуться в лагерь Наташи, до сих пор с волнением называла Луизу по имени, хотя ей как старшему администратору уже давно не рекомендовали так поступать.
Луиза оглядела зал. Прошло несколько напряженных секунд, прежде чем она заговорила. Эти секунды ей понадобились, чтобы демонстративно стащить с рук светло-серые замшевые перчатки.
— Думаю, настало время снять перчатки, как вы считаете? Пора за работу! — Она остановила взгляд на Даги, но, по сути, разговаривала сама с собой.
Просмотрев кадр за кадром хитроумный ролик, столь явно поносивший их компанию в частности и все дорогие фирменные косметические магазины в целом, она почувствовала, как свежий прилив адреналина будоражит ее кровь, почувствовала, что ее застывший мозг оттаивает, и ее ощущение, что она никому не нужна и не желанна, исчезло; боль оттого, что Бенедикт уволил ее из могилы, отступила; но, самое главное, усилилось ее презрение и ненависть к Чарльзу. Как могло случиться, что член этой могущественной семьи, урожденный Тауэрс, докатился до такого!
— Где Норрис?
— В Канаде, — поспешно ответил кто-то.
— На встрече с Итонами, — добавила Ди. — У нас некоторые проблемы с нестандартной продукцией… о, ничего важного. — Она не стала вдаваться в подробности.
Луиза ледяным взглядом поставила ее на место.
— Важно все, и пусть никто об этом не забывает! — Она немного смягчилась. — Знаю, два последних трудных года я мало вам помогала, но теперь все будет иначе. Смешно, но чушь, которую я только что посмотрела, оказалась тем тонизирующим средством, которое, как говорили врачи, мне было остро необходимо. Должна признаться, я вдруг почувствовала себя другой женщиной.
Все оживленно столпились вокруг нее.
— О Луиза, это чудесно, — запищала Марлен.
— Когда мы начнем наступление? — спросил Даги, потирая руки.
— Прямо сейчас, сию секунду, черт побери. — Луиза поверить не могла, что действительно сказала «черт побери», но к ее великому облегчению, присутствующие разразились одобрительными восклицаниями.
— Пойду позвоню Норрису, — взволнованно сказала Ди.
— Нет, я сама ему позвоню.
Луиза выскочила из зала, воодушевленная и раскрасневшаяся. Это была правда. Она воистину чувствовала себя новым человеком. На мотив песенки о Генри Хиггинсе из мюзикла «Моя прекрасная леди» она тихонько напевала: «Погоди, Чарли Тауэрс, погоди».
Начиная с этого дня, Луиза с головой окунулась в работу, отдавая ей все свое внимание, ежедневно у нее были запланированы встречи с главами различных отделов и департаментов, она ездила по стране, как в старые добрые времена, посещала институты Луизы Тауэрс, проводила беседы с консультантами-косметологами компании, вселяя в них бодрость, выступала перед студентами подготовительных курсов, которые вела Марлен, изучала отчеты международных отделов и часто работала до утра. Она также провела несколько тщательно подготовленных встреч с широкой публикой и с облегчением убедилась, что не утратила своего шарма, что женщины по-прежнему ловят каждое ее слово и готовы до капли использовать любые средства, рекомендованные ею, те, что «шли нарасхват», как было написано в августовском номере «Уоллстрит джорнал».
Единственное, что она решительно отказывалась делать, — это давать интервью прессе.
— Я еще не готова, но когда наша тяжелая артиллерия начнет наносить им урон… — Ей не нужно было объяснять Норрису, что она имеет в виду отнюдь не «Лаудер», «Ланком» или «Ревлон». — …Тогда я найду, что сказать, будьте спокойны. Когда в будущем году Кик закончит колледж и начнет работать в компании, мы созовем пресс-конференцию, но не сейчас. Это не нужно ни мне, ни компании.
Норрис гордился ею больше, чем когда-либо. Он видел перед собой красивую, пленительную женщину, которую полюбил Бенедикт Тауэрс.
Однажды поздно вечером, когда Луиза уходила из офиса, а за ней спешил секретарь с двумя раздутыми портфелями, на улице ее подкараулил ушлый фоторепортер. Фотография появилась в конце недели в городских газетах со следующими заголовками: «Луиза Тауэрс снова в седле»; или: «У работающей миллионерши не бывает свободного времени».
— Звонит мистер Ян Фейнер, президент «К.Эвери».
Утомительное, но закончившееся с хорошим результатом совещание по планированию бюджета рекламы только что прервало работу до завтрашнего дня, и Луиза смаковала свою традиционную в конце рабочего дня чашку жасминового чая.
— Я на совещании. Скажите, что я перезвоню ему.
Она в самом деле с удовольствием перезвонит ему и выскажет все, что думает о нем. Но каков наглец! Прихлебывая чай и отдыхая перед следующим совещанием, Луиза осознала, что много лет не чувствовала себя так хорошо.
Секретарша постучалась и просунула голову в дверь.
— Мистер Фейнер очень хотел бы встретиться с вами. Он в вашем полном распоряжении.
Луиза с изумлением покачала головой.
— Ему придется долго ждать.
Из офиса Фейнера звонили каждый день в течение всей следующей недели. Что до Луизы, то он мог бы продолжать звонить вечно, но Норрис предложил ей выяснить, что у Фейнера на уме.
— Он играет по-крупному, и его вложение денег в «Наташу» окупается, хотим мы этого или нет. Я хочу сказать, в том смысле, что дела у «Наташи» идут хорошо. С тех пор, как ты сняла перчатки, — он взглянул на нее с нескрываемым восхищением, — у «Луизы Тауэрс» дела тоже обстоят опять превосходно. И все-таки я хотел бы знать, что ему нужно.
В сущности, ей тоже этого хотелось. Где им лучше встретиться? Где-то, где он окажется в весьма невыгодном положении, например, в ее личном кабинете. И тем не менее мысль о том, что человек, которого она некогда считала своим другом, человек, который финансирует войну, объявленную ей Наташей, вторгнется в кабинет, единственное место, где она сейчас бывала по-настоящему счастлива, где проходили совещания на высшем уровне и которую многие сотрудники «Луизы Тауэрс» называли «генеральным штабом», — была ей невыносима.
Наконец она решила, что чем больше народу их будет окружать, тем лучше. Пусть это будет звездным часом для газет; пусть они дадут волю воображению, высказывают предположения и догадки, что они ведут разного рода переговоры. Больше всего она надеялась, что это заставит Чарльза и Наташу как следует поволноваться — знают они о цели встречи или нет.
Она согласилась встретиться с Яном в ресторане «Времена года», уже давно считавшемся роскошным местом для ленча. По мере того, как машина приближалась к Восточной Пятьдесят второй улице, Луиза все больше запутывалась в своих чувствах. Ей следовало ненавидеть Яна так же сильно, как теперь, ей казалось, она ненавидела Чарльза и, конечно, Наташу, но отчего-то она не испытывала к нему никакой ненависти.
В конце концов, она отвергла предложение Яна в Париже, а после смерти Бенедикта отказалась встречаться или разговаривать с ним, когда Наташа поделилась с ней новостями, о которых он явно хотел рассказать ей первым. Она демонстративно избегала его, если вдруг они сталкивались на деловых приемах. Зачем же она встречается с ним сейчас? Ну, скоро она это узнает.
Она приехала точно в назначенное время, но, как она и предполагала, Ян ждал ее за угловым столиком с левой стороны, тем самым, который ресторан резервирует для самых почетных гостей. Она порадовалась, что надела плотно облегающий, ярко-красный костюм от нового сверхмодного модельера Аззедина Элайа. Она знала, что выглядит потрясающе; и почувствовала себя еще лучше, заметив с первого взгляда, что Ян нервничает.
— Ты выглядишь просто фантастически.
«Отнюдь не благодаря тебе», — подумала она.
Луиза кивнула с едва заметной улыбкой.
— Ты не представляешь, как я счастлив с той самой минуты, когда ты согласилась встретиться со мной.
Она пристально посмотрела на него, отметив легкий проблеск седины в его волосах, больше морщин за стеклами очков в более тяжелой оправе, которые еще больше делали его похожим на крупного государственного деятеля.
— Не думаю, что нам следует терять время на любезности, Ян. Я приехала потому, что ты настаивал, и потому, что хочу знать, что ты задумал. — Она говорила холодно и твердо, но темные глаза сверкали.
Пол Кови, один из двух владельцев ресторана, подошел к ним, чтобы поздороваться с Луизой. Из оживленного обмена репликами между Яном и Кови она поняла, что Ян, должно быть, является здесь постоянным клиентом.
Они заказали перье; Луиза внимательно изучала меню, и в этот момент Ян заговорил:
— Если бы ты только позволила мне увидеться с тобой после смерти твоего мужа; если бы ты только дала мне шанс рассказать тебе в общих чертах, о чем я тогда думал…
— Моя сестра занимала в твоих планах приоритетное место, — сухо сказала она.
— Нет, ошибаешься. Это была только малая часть всего плана. — Он внезапно накрыл ее руку, затянутую в перчатку, своей. Луиза попыталась отнять ее, но он не отпустил. — Ты знаешь, какие чувства я всегда испытывал к тебе, Луиза. И твой муж знал. Вот почему, я думаю, я никогда по-настоящему не злился на него, несмотря на вред, который он пытался причинить мне. Вот почему я никогда не слушал Виктора, пытавшегося настроить меня против тебя. — Он криво усмехнулся. — Он старался изо всех сил — ты его знаешь, — но, видишь ли, я совершенно не могу думать о тебе плохо.
Луиза опять попыталась убрать руку, но безуспешно.
— Я бы сказала, теперь ты удачно мстишь мне. Это должно очень понравиться твоему брату.
Ян, казалось, нисколько не смутился.