— Что? — Ян вышел из себя. Какой же гадюкой оказалась девчонка.
— Однако в определенном смысле я понимаю точку зрения детей, — сказал Чарльз, не обратив внимания на презрительное выражение лица Яна. — Когда Кик через пару лет унаследует компанию, ничто не помешает ему вышвырнуть Луизу вон. — Когда Ян гневно нахмурился, он твердо продолжал: — Я не думаю, что он так поступит, и, конечно, останутся старые члены правления, с которыми придется считаться…
— Которых Кик Тауэрс может тоже уволить с помощью новых директоров компании, своей сестры и, вы сказали, кузины?
— Да, вполне, но я опять-таки уверен, что он этого не сделает, хотя бы ради сохранения хорошей репутации. Но суть в том, что поскольку все это может создать невыносимую обстановку в компании, то если Луиза хочет сохранить за собой руководство, не встречая оппозиции, у нее есть всего одна возможность.
— Выкупить компанию у них, у детей Тауэрс? — Ян не верил своим ушам. Его уважение к Чарльзу стремительно рушилось. — Может ли Луиза, миссис Тауэрс, осуществить это, не обременив себя непомерными долгами? Долгами в такие времена, как сейчас, когда такой спад экономики? Вы серьезно?
Чарльз заметил гримасу на лице Яна. Он отступил, но ненамного.
— Нет, это было бы глупо. В любом случае Луиза никогда этого не сделает, но ей придется смириться с фактом, что мой отец определил будущее «Луизы Тауэрс», будущее, где руководить компанией будут младшие члены семьи Тауэрс. Если предложение «К.Эвери» по-прежнему в силе, я полностью согласен с мнением Кика и Фионы, что сделку нужно заключить сейчас, когда Луиза сможет еще получить контракт, и они не будут возражать.
— Какая забота, — пробормотал Ян.
Временами он думал, что швейцарцы деспотичны и мастерски манипулируют людьми, но это был детский сад в сравнении с семейством Тауэрс. Пора показать, что он тоже умеет манипулировать.
— Итак, у вас сложилось впечатление, что через два года Кик Тауэрс будет готов начать переговоры?
— Да, у меня такое впечатление, но должен предупредить, что Кик намекал, будто в завещании Бенедикта, возможно, предусмотрены меры, препятствующие продаже фирмы соперникам. Он не хотел особенно углубляться в эти материи, пока не узнает наверняка, заинтересована ли по-прежнему компания «К.Эвери» в приобретении собственности. Адвокаты сказали ему, что, по их мнению, как только он возглавит корпорацию, могут быть предприняты шаги, совершенно невозможные в настоящее время. Вы понимаете, почему.
«Да, разумеется, понимаю, — сказал про себя Ян. — Ох, бедная моя Луиза».
— Дайте мне подумать, Чарльз. Благодарю, что обратили мое внимание на эту проблему. — Он знал, что никогда не сможет относиться к Чарльзу по-прежнему.
Вернувшись в свой офис, Ян вызвал Фрэнка Джелба, начальника финансового отдела, который в прошлом демонстрировал выдающиеся сыскные способности.
— Выясните все, что можно, о финансовом положении «Луизы Тауэрс», ситуации с кадрами и прочее. Приготовьте мне отчет через неделю — возможно, сделка все-таки состоится — и, Фрэнк, никому ничего не говорите, пусть это останется между нами, хорошо?
К несчастью, Лори Брокман, секретарша Фрэнка Джелба, жила в одной квартире на четвертом этаже с проходными комнатами с Эми Хичкок, секретаршей Виктора Фейнера. Лори предполагала, что брат президента компании, как обычно, в курсе всех событий. Обе секретарши наслаждались своим привилегированным положением; их единственным общим интересом была работа, и работа составляла самую интересную часть их жизни.
В ближайший понедельник, подавая Виктору вторую чашечку кофе, Эми невинно заметила, как замерзла ее соседка по комнате в выходные дни в офисе, где она провела несколько часов, печатая информацию о «Луизе Тауэрс».
Виктор едва не подавился.
— Какую информацию?
— О, отчет, который просил мистер Ян, — на случай, если компанию выставят на продажу.
Эми покачала головой, когда Виктор вскочил с места и выбежал из кабинета, устремившись в кабинет брата, но тем утром Ян уехал в Калифорнию. Вечером, отказавшись принять транквилизатор, выписанный ему врачом, Виктор не ложился спать, пытаясь составить заявление об уходе, если Ян серьезно намеревается обсуждать приобретение «Луизы Тауэрс». Элиза, хотя и разделяла целиком и полностью мнение Виктора о порочной натуре Луизы, пыталась отговорить его.
— Почему именно мы должны страдать по милости этой женщины?
Виктор, наконец, бросил ручку.
— Ты права. Ничего хорошего. Если я уйду из компании, некому будет защитить Яна, — Он воздел руки к небесам. — Но я должен что-то предпринять. Я должен придумать способ избавиться от этой женщины раз и навсегда. О, Господи, пожалуйста, скажи, что мне делать!
Нью-Йорк, 1990
— Если быть до конца откровенной — я никогда не любила своего мужа.
Пенелопа Дэвидсон задохнулась от изумления. Неужели она своими ушами слышала, как Луиза Тауэрс сказала это? Понимает ли Луиза, что именно она сказала? Пенелопа не смела шевельнуться, чтобы невзначай не перебить Луизу. Какое несчастье, что весь этот потрясающий материал будет похоронен в архиве ее отдела некрологов.
Хотя она в течение трех месяцев записывала рассказ Луизы на магнитную пленку, Пенелопа сейчас благоговела перед ней так же, как и всегда, возможно, даже больше. Луиза была ее крестной матерью, лучшей подругой ее родной бабушки; они вместе проводили каникулы; Пенни принадлежала к очень небольшому числу людей в мире, кому доводилось видеть Луизу Тауэрс без косметики — и тем не менее она выглядела изумительной красавицей! И все-таки, несмотря на то, что она давно знала Луизу, каждый раз, когда они садились вместе за работу, Пенни охватывало смешанное чувство застенчивости и благоговения, что начисто лишало ее дара речи.
— Речь идет о любви иного рода, той, что зиждется на уважении, восхищении. Он научил меня всему…
Ничего удивительного, подумала Пенни, что признавшись, будто она по-настоящему не любила своего покойного мужа Бенедикта Тауэрса, Луиза теперь осыпает его комплиментами, чтобы смягчить резкость слов.
— На самом деле мы были необыкновенно счастливы вместе, несмотря на разницу в возрасте… — Луиза сделала паузу, не обращая внимания на то, с какой жадностью Пенни ловила каждое слово. — …Несмотря на ревность его детей. — Договаривая до конца предложение, она заметила, что Пенелопа подтолкнула к ней поближе свой диктофон.
Эти сеансы были весьма утомительными, но, с другой стороны, они приносили облегчение. Она удивлялась, что Пенелопа ни разу не спросила, почему Луиза рассказывает ей так много — намного больше, чем она рассчитывала узнать для своего отдела некрологов. Скоро, очень скоро она даст Пенни ответ на вопрос, который та никогда не задавала.
Ответ прост: чтобы пустить ко дну книгу Холта — сотрудники отдела информации говорили ей, что до сих пор он не особенно продвинулся, несмотря на подозрение, что Фиона беседовала с ним, — Луиза решила написать собственную. Пока Пенни сидела здесь и записывала ее слова для своего некролога, Луиза одновременно вела параллельную магнитофонную запись, а позже прослушивала кассеты, чтобы пробудить свою память и решить, что нужно, а что не нужно использовать.
У нее уже накопились дюжины страниц пространных заметок, и только несколько дней назад она пришла к выводу, что Пенни очень способная журналистка, и она даст ей редкий шанс — написать книгу, которая должна быть написана, книгу, которая расскажет правду о ее жизни.
Когда Анна Мария пришла за кофейным подносом, Луиза договорилась с Пенни о следующей встрече непосредственно накануне юбилейного торжества, а затем поднялась к себе в спальню в сопровождении Голубой Пудры.
С самого начала 1990 года каждый месяц стоил ей огромного напряжения сил. Прежде всего эмоциональный стресс, пережитый, когда она вновь встретилась со своей матерью, потом безобразные ссоры с Петером Малером из-за будущего Кристины. Сознавая, что не может ничего сделать для дочери, Малер тем не менее попытался всеми силами закрыть Кристине путь в светлое и, Луиза не сомневалась, очень успешное будущее.
«Ты украла у меня жену. А теперь захотела и мою дочь. Убирайся! Держись от нас подальше! Ты не нужна нам, подлая женщина!» Но она нужна им. Она предложила им то же самое, что предлагала Кристине: билет первого класса в Америку, новый дом, лучший медицинский уход. Но как ее мать твердо стояла на своем, заявив, что теперь, когда ее любимая страна обрела свободу, она никуда не поедет, да и в любом случае она слишком стара, так и Петера, казалось, невозможно переубедить, пока Кристина не приняла собственное решение и однажды не появилась в отеле в Праге с маленьким, потрепанным чемоданчиком и храброй, очаровательной улыбкой.
Когда Анна Мария расчесывала ее длинные, темные волосы, Луиза улыбнулась своему отражению в зеркале, наморщив нос. Это сделало ее немного похожей на Кристину. Какой замечательный будет день, когда Кристину Малер, ее плоть и кровь, представят, как Новое Лицо «Луизы Тауэрс». Луиза знала, что Кристина любит ее, как родную мать, и она должна была бы быть ее матерью. Кристина даже по собственному почину сказала, что не хочет видеть Наташу, и не желает даже разговаривать с ней, и прекрасно поняла, что для того, чтобы сделать ее появление на юбилейном приеме более эффектным, очень важно до нужного момента сохранить в тайне ее приезд в Штаты. У девушки было природное дарование драматической актрисы.
Если бы только ее разочарованный отец не отказался от своего первоначального намерения и не приехал вслед за Кристиной. Но Петер Малер объявился несколько дней назад, воспользовавшись билетом, который Луиза оставила для него для очистки совести, если он вдруг передумает.
Так что сотрудникам «Луизы Тауэрс» пришлось решать еще одну проблему, в то время, как она лично потребовала в обмен на щедрое содержание, ознакомительную экскурсию по Соединенным Штатам и полное обслуживание, чтобы он вел себя тихо до торжественного прием