— Твоя правда! — радостно крикнул он. — Мы победили за столом
переговоров сегодня вечером! Мы настояли на том, чтобы уволить
Джека!
Я силился понять, о чем он.
— Что? Еще раз?
— Джесс, мы выиграли! — смеялся он. — Установочное совещание
будет завтра вечером. Я хочу, чтобы ты собрала бучей голосовать на
профсоюзном собрании. Договорились?
— Угу, — промямлил я и положил трубку.
Утром я принялся обзванивать заводских бучей, чтобы пойти на встречу
вместе. Но оказалось, что у Грант ещё более шикарные новости.
— Сталелитейный завод заставили набрать пятьдесят женщин, —
сообщила она. — Принимают анкеты утром в среду. Не знаю, как ты, а я
разведу костер и заночую в палатке со вторника. К полуночи очередь
вытянется из Лакаванны до Тонаванды.
Она слегка преувеличивала, но общая мысль была понятна.
Я позвонил Джен.
— Не знаю, — протянула она. — Что будем делать?
— Я думал, это ты мне скажешь, — признался я.
Я позвонил Даффи днем во вторник и рассказал, что бучи хотят
попробовать удачи на сталелитейном.
— Зря, — тихо сказал он.
— Ты не понимаешь! — взорвался я. — Представь себе — попасть на
гигантский завод!
Он постарался привести аргументы в пользу профсоюзного собрания:
— Если наше предложение примут, вам придется появиться на работе в
среду, иначе вас уволят.
Похоже, он не понимал, что мы сами хотели уйти.
— Ты не понимаешь, что значит работать на сталелитейном? — напирал
я.
Он крикнул в ответ:
— Да зачем это вам нужно? Хотите выглядеть мужиками?
— Да! — проревел я. — В каком-то смысле. Всё, что у нас есть своего, это одежда, байки и работа. Можно кататься на Хонде и работать в
переплетном цеху. А можно — на Харлее и сталелитейном заводе.
Другие бучи рано или поздно уволятся, а мне не хочется зависнуть на
потогонке с отсталыми профсоюзными деятелями.
Я знал, что говорю жестокие вещи, но отступать было некуда.
— Если ты не понимаешь, я тебе объясню, — сказал я.
— Я понимаю, что это тупость, — ответил он. — Заводу велели набрать
пятьдесят женщин, но никто не говорил, что их нельзя будет уволить.
Если пятеро из вас проработают девяносто дней до вступления в
профсоюз, я съем перчатку Джима Бони.
Я рассердился.
— Теперь это моя перчатка, — рявкнул я и повесил трубку.
Вечер вторника был прохладен. Мы кружили вокруг бочек с огнем. Ночь
тянулась бесконечно. Живот подводило при воспоминании об
установочном совещании.
— Ты думаешь, мы сделали неверный выбор? — спросила Джен. Я
молчал.
Чертов Даффи, думал я. Ничего он не понимает.
Первые пятьдесят человек в очереди сдали анкеты и получили
приглашение вернуться назавтра в полночь. Весь следующий день за
окном мело ветром и снегом, но мы с Джен решили выйти на новую
работу.
Мы бродили по заводу, как будто инопланетяне, приземлившиеся на
ржавую морщинистую планету. Звуки казались лишними. Домны красили
небо в красный и оранжевый.
Бригадир забрал наши бумаги.
— Пошли, — бросил он и повел нас на улицу.
Ветер задувал со всех сторон. Мелкий снег кружился ураганчиками.
Бригадир взял лопату и копал, пока заступ не ударил по металлу.
— Слышите? Рельсы.
Он выдал нам по лопате.
— Чистить снег.
Он глянул на мою левую руку. Я обвязал ее шарфом, но холод
пробирался внутрь. Железо жгло кожу.
— Ты можешь работать? — кивнул он на руку.
— Ага, — сказал я. — Сколько тут рельсов?
Он уже уходил и бросил через плечо:
— Копай всю ночь, до конца не доберешься.
Джен и я уставились на сугробы. Она швырнула лопату.
— Я слишком стара для этого дерьма. Они будут издеваться, пока мы не
уволимся.
Она была права.
— Пошли, — сказала она. — Я отвезу тебя домой.
Я сидел у окна до зари и смотрел на снегопад. Было понятно, что с
бывшего завода меня уже уволили. Я не вышел в первую рабочую смену
после забастовки. Когда на горизонте забрезжил рассвет, я пошел туда.
Даффи приехал на работу, и я вышел навстречу. Его взгляд был
непонятным.
— Что тебе нужно? — спросил он вежливо и холодно.
— Ты был прав, — слова вылетали из меня, как кашель.
Он покачал головой.
— Я не рад, что оказался прав.
Я пожал плечами.
— Это неважно. Я здесь, чтобы извиниться. Я ошибся.
Он обнял меня за плечи.
— Я тоже ошибаюсь. И думаю о них потом. Помнишь, ты хотела
получить ту же работу, что и Лерой?
Я кивнул.
— Ну так вот, — продолжил Даффи, — ты отступила, чтобы Лерой
получил ее. Ты сказала, что бучам не рады на профсоюзных собраниях.
Я просил тебя подождать. Твои проблемы тоже важны. Просто не было
сил сразу на всё. Возможно, со стороны могло показаться, что они
неважны. Прости, Джесс. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы
привел и Лероя, и всех бучей на собрание, и сказал бы: мы все
профсоюз, каждый из нас! Это моя ошибка.
Томми и Даффи были единственными мужчинами, от которых я слышал
слова извинения.
— Я пойду, — сказал я. — Я тебя отвлекаю, ты опоздаешь.
— Погоди! — махнул он. — У меня кое-что есть для тебя.
Он открыл дверь машины и выдал мне пакет.
— После того, как мы выиграли, я достал тебе это. — Ему было неловко.
Он снял перчатку и пожал мою руку. — Прощай, Джесс. Спасибо.
— За что?
Даффи улыбнулся.
— Ты многому меня научила.
Он отвернулся и ушел.
Я шел домой под снегом, стараясь ни о чем не думать. Дома я развернул
подарок. Книга была обернута в газету и обвязана золотой ленточкой, оставшейся от рождества.
Автобиография Мамаши Джонс, организатора забастовок и
профсоюзного лидера. На обложке Даффи написал: «Для Джесс. С
большими надеждами».
Я выглянул в окно и посмотрел на сугробы. Вот бы сначала проживать
всё начерно, а потом вернуться, чтобы исправить содеянное.
**
Я сидел в баре и нервно курил в ожидании Эдны. Жюстин приподняла
бровь: — Еще не пришла?
— Кто? — не моргнув глазом, уточнил я.
Жюстин улыбнулась и подняла бокал, провозглашая тост:
— За любовь… или похоть?
Моя защита дрогнула.
— Я жду ее всю неделю. И потом, когда она приходит…
— Ой, — засмеялась Жюстин, — она чувствует то же самое?
Я пожал плечами.
— Кажется, я ей нравлюсь.
Жюстин наклонилась вперед:
— Так за чем же дело стало, дорогой?
— Не знаю. У нее никого нет. У меня никого нет. Кто нам может
запретить, верно?
Жюстин молчала.
— Но это неправильно. Джен мой друг. Она рассказывала важные вещи, доверялась мне. Мы никогда снова не будем друзьями. И все равно, как
только я вижу Эдну, я хочу ее до боли.
Жюстин молчала.
— Скажешь что-нибудь? — уточнил я.
Жюстин пожала плечами.
— Ты должен выбрать сам.
— Ну спасибо.
Эдна вошла в дверь. Нам не удавалось скрывать чувства. Она смотрела
на меня, пока шла через весь бар. Расправила лацканы моей куртки и
нежно поцеловала в губы. Мое сердце пылало. Эдна взяла меня за руку
и повела в дальний зал. Я поставил стакан на столик и начал садиться, но Эдна потянула меня танцевать. Я мечтал об этом.
Наслаждение танцем было столь изысканным, что я еле держался. Я
открыл глаза только один раз. Я увидел Джен. Она была далеко, но ее
силуэт выглядел напряженным. Через мгновение она исчезла.
Эдна отстранилась и посмотрела на меня: — Что случилось?
В моих глазах застыли слезы. Она дотронулась кончиками пальцев до
моей щеки и обняла другой рукой.
— Я что-то сделала не так?
Я не мог объяснить, что только что потерял Джен.
Эдна привела меня к столику.
— Эдна, — начал я.
— Не нравится мне это. Можешь не объяснять. — Она взяла сумочку и
пальто.
— Погоди, — сказал я. — Ты не понимаешь.
Она сердито положила пальто.
— Я хочу тебя так сильно, что это сводит меня с ума. Просто это
неправильно.
Эдна молчала и ждала объяснений.
— Я все время думаю о тебе.
Она наклонилась и положила ладонь на мою изуродованную руку.
— Помнишь, ты говорила мне про сезоны? Ты рассталась с Джен. Тебе
плохо. Но я люблю Джен. Она мой друг.
Эдна опустила голову и снова подняла ее. Глаза были полны грусти.
— Я думала, что ты скажешь: я слишком стара для тебя.
— Ты вовсе не старая, Эдна. Возможно, я слишком молод для тебя. Я
говорю не о возрасте! О взрослости. Иногда я представляю себе, как
вхожу в бар с тобой и сразу становлюсь старше.
Эдна молчала. Она не хотела помогать.
— Иногда, когда я не знаю, что делать, я думаю, ты могла бы стать
смыслом моей жизни.
Эдна улыбнулась.
— Но я не могу повзрослеть в момент. Я не могу перепрыгнуть через
все, что мне предстоит узнать. Когда я обниму тебя, будучи твоим
любовником, я хочу быть взрослее, чем сейчас.
Я поперхнулся.
— И еще: Джен — мой друг. Я люблю ее. Ты сама сказала, надо
задумываться, смогу ли я прожить с этим всю оставшуюся жизнь.
— Сказала, — Эдна вздохнула. Она выпрямилась как раз в тот момент, когда я ждал, чтобы она придвинулась поближе.
— Я пока не готова выбрать буча, чтобы строить семью. — сказала она.
— Мне было бы приятно войти с тобой в бар. Если бы кто-нибудь сказал
мне, что я так привяжусь и мне будет так больно от разрыва, никогда бы
не поверила.
Я покраснел. Это было приятно слышать. Она улыбнулась.
— Я польщена, что такой юный буч, как ты, уделил мне столько
внимания. Я чувствовала себя красивой, когда мне это было так нужно.
Я не думаю, что понимала тебя до сегодняшнего дня. Я люблю бучей, —
она сжала мою руку.