Ее слова были вроде костра, у которого можно было греться.
— Я люблю Рокко и Джен за то, что они готовы драться со всем миром
вместо того, чтобы жить во лжи. Им удается оставаться уважаемыми
женщинами. Они добры ко мне и своим друзьям.
Я кивнул и опустил глаза.
— Я уважаю их, — сказала она. — Я люблю это в них. И я вижу это в
тебе.
Я начинал бояться, что забудусь и брошусь ей в объятья. Мне хотелось
узнать, как можно научиться подпускать партнера к себе, но я не мог
раскрыть секрета Джен.
— Мне пора домой, — наконец сказала она.
Я с облегчением вздохнул, встал и подал ей пальто. Она надела его и
повернулась. Поцеловала меня в губы. Я обнял ее за талию. Ее губы
приоткрылись, и я почувствовал тепло.
Она отстранилась. Я тоже. Она подняла мою искалеченную руку и
поцеловала пальцы, а потом исчезла. Я стоял, как вкопанный.
Появилась Пичес.
— Давай, детка, — привела она меня к бару.
— Подай-ка нам выпить, Мэг, и побольше.
Жюстин подняла бокал в моем направлении.
— Я бы не стала тебя переубеждать, но думаю, что ты поступил
правильно.
Я рухнул на барную стойку.
— Джен все равно злится. Она видела, как мы танцевали.
Жюстин погладила меня по волосам.
— Она все еще твой друг.
— Я боюсь, что потерял обеих, — вздохнул я.
Жюстин покачала головой.
— Джен вернется. А Эдна вышла в улыбках и слезах. Ты сделал что-то
верное.
Пичес засмеялась.
— Потерпи. Нужная девушка движется в твоем направлении. Просто не
очень быстро.
Если это правда, лучше бы ей поторопиться.
Глава 10
Если бы не Эдвин, я бы не познакомился с Милли. Эд собиралась
позавтракать с Дарлин и пригласила меня тоже.
Когда мы с Эд вошли в забегаловку, я обрадовался, что пришел. Кафе
было набито девушками по вызову — мужского и женского пола. Нас
приветствовали неистовыми криками. Меня целовали и поддразнивали.
Дарлин усадила Эдвин себе на колени и в шутку требовала от
остальных, чтобы они прекратили приставать к ее бучу. Наши
беззлобные веселые игры.
Дарлин рассказала, что произошло в последнем эпизоде «Беглеца»: убийцу нашли, Дэвида Джэнссена реабилитировали, он может
прекратить убегать.
Эд спорила с соседкой о забастовках Ньюарка и Детройта.
— Насилие — это истинно американская штука, прямо как вишневый
пирог. Так говорит Рэп Браун, — стучала Эд по столу кулаком. — Они
репетируют революцию!
Женщина подняла руки, готовая сдаться.
— Ладно-ладно. Не кипятись.
Все пытались перекричать музыкальный автомат, который был настроен
на максимальную громкость. Битлз пели «Люси в небесах с алмазами».
Я постучал Дарлин по плечу:
— Про что эта песня?
Она засмеялась:
— Почем мне знать?
Глаза жгло усталостью. Я позвал Эдвин на улицу послушать, как я
завожу свой Нортон. На холоде и при высокой влажности он плохо
заводился, и я не понимал, почему.
Я увидел Милли через плечо Эд. Милли смотрела и смотрела. Эд, как
хороший друг, взглянула на нее и ушла.
У меня в голове есть несколько ценных застывших картинок. Одна из
них: Милли, руки в боки, осматривает меня с ног до головы, как будто
оценивает, насколько я подхожу Нортону. Язык тела, блеск глаз, все
вместе — это единый эротичный вызов настоящей фэм. Милли заводила
земной шар поднятием одной брови.
Молча я снял кожаную куртку и предложил ей. Никто из нас не
торопился. Как только этот танец начался, стало некуда спешить. Было
чудесно переживать все очень медленно. Я помог ей надеть куртку.
Наверное, я влюбился именно в тот момент, когда она перекинула ногу
через сиденье байка и села позади меня. То, как две женщины седлают
один мотоцикл, прекрасно отражает их совместный секс. И она была
весьма, весьма хороша в седле.
Я не заметил, махала ли она друзьям, когда мы выезжали с парковки.
Наверняка она улыбалась сладкой, тайной улыбкой.
С того момента я стал ее бучом, а она — моей фэм. Все это знали. Мы
совпали, между нами проскочила искра. Мы оба были сильными, а
вместе стали непобедимы.
Это не просто слова. Мы действительно подходили друг другу. Стоун-буч
и стоун-девушка по вызову, люди, умеющие держать голову высоко в
любой ситуации. Наши дела соответствовали нашим словам, мы ценили
друг друга. Медленный танец мотоцикла на заре, неистовый секс, тонкая
калибровка на трудном повороте — всё становилось лучше и лучше.
**
Однажды утром Милли не было в баре после работы. Дарлин и ее
друзей тоже. Мы разволновались. Дарлин наконец припарковалась на
стоянке. Милли лежала на заднем сидении в крови. Ее лицо было
разбито. Я сел рядом и положил ее голову себе на колени. Нам
пришлось ехать к чертовому ветеринару, чтобы ей наложили гипс. Было
страшно, что работники скорой вызовут копов. Ее избил коп, у которого
был выходной.
Прошло много времени, пока Милли обрела былую уверенность. Та ночь
изменила ее. Каждая драка непоправимо меняет тебя.
Мне дали сменную работу на заводе пластиковых труб. Милли временно
пошла в переплетную. Все снова было хорошо, просто по-другому. Меня
уволили, и Милли сказала, что хочет вернуться танцевать в клубе, чтобы
у нас появились деньги.
— Нет, нет, нет, нет, нет! — я заявил максимально ясно. Но то, как Милли
кружила вокруг кухонного стола, заставило меня отступить.
Она прижала меня к раковине и сказала моему носу:
— Никто, — она почти кричала, — никто не будет указывать мне, как я
должна жить, ни ты, ни единый человек на свете. Ты понял?
Я понял.
— Откуда в тебе этот дешевый морализм? — уточнила она.
— Да пошла ты! — крикнул я. Она знала, что я не всерьез. — Ты
говоришь так, чтобы причинить мне боль.
Она поняла.
— Это опасно, черт побери, возвращаться к той жизни! — пояснил я. —
Ты помнишь, почему все закончилось?
Я понял, что ошибся, когда она с размаху послала первую тарелку через
комнату. Я ушел от удара.
— Ты снисходительный чертов сукин сын! — вопила она. — Думаешь, я
хуже понимаю свою жизнь, чем ты, ублюдок?
Мы помолчали. Я решил помыть посуду. Милли прислонилась к стене, сложила руки на груди и смотрела на меня.
— Мне трудно думать о том, как мужчина делает тебе больно, — тихо
сказал я.
Милли взяла полотенце и начала вытирать тарелки. Хороший знак.
— Ты думаешь, я лучше себя чувствую, когда ты вышибала в баре, и
выходной, и начинается драка? — Она снова завелась. — В чем
гребаная разница между тобой в роли вышибалы и мной в роли хостесс?
— Не хостесс, а танцовщицы, — уточнил я. — Ты же знаешь, что я не
буду находить себе места, если ты будешь опаздывать.
— Стало быть, проблема у тебя, а не у меня, детка.
Она внимательно на меня посмотрела. Я подумал, может ли она
сожалеть о сказанном, но не согласиться взять слова назад.
— Прости, — сказала она наконец. — Ненавижу, когда читают морали.
— Да иди ты к черту! — теперь кричал я. — С самого начала ты ждала, когда я совершу ошибку, назову тебя девушкой по вызову, задену за
живое!
— Бывшей девушкой по вызову, — саркастично сказала она.
— Я не шучу, черт тебя дери. Это никогда не было для меня проблемой, и ты это знаешь. Но каждый раз, когда мы ссоримся, ты ждешь, что я
допущу ошибку. Чтобы у тебя был повод уйти.
Милли улыбнулась впервые после того, как я вернулся домой и сообщил
об увольнении.
— Чего смешного? — огрызнулся я.
— Ты мне нравишься, — сказала она мягко.
Я отвернулся к раковине и потряс головой, чтобы она видела, как я
сердит. Она развернула меня. Ее лицо светилось теплом. Поцеловала. Я
ответил на поцелуй и отвернулся домывать посуду.
Она снова меня развернула.
— Нам нужно платить за квартиру. Это ненадолго. Я тоже не в восторге
от этой идеи.
Я засмеялся: — Ну конечно!
Она подняла бровь, наблюдая, буду ли я гнуть эту линию дальше.
— Тебе нравится жить своей жизнью, — выпалил я. — Я знаю.
Милли смотрела удивленно.
— Знаешь?
Я кивнул. Она обняла меня.
— Мы с тобой — идеальная пара.
Она провела руками по моей спине.
— Помнишь, в старых фильмах шпионы разрезали карту пополам, а
потом складывали кусочки вместе? Ты так же идеально подходишь мне.
Просто идеально.
Она снова поцеловала меня. Это она умела. Милли взяла меня за
волосы и потянула назад, пока наши взгляды не встретились.
— Ты единственная женщина в мире, которая знает, какую боль мне
причинили, понимаешь?
Я понимал.
— И еще одно, — целовала она мою шею. — Ты самый нежный
любовник в мире.
Она расстегивала мою рубашку. Слова закончились, но разговор только
начинался. Между нашими телами скакали искры.
Позже, в постели, я обнимал ее и надеялся, что ссора была просто
плохим сном.
— Когда ты начинаешь? — спросил я.
Она напряглась:
— Позвоню Дарлин завтра.
Я был в панике, рассылая анкеты по заводам. Найти работу до конца
надели!
В четверг Милли обмолвилась за ужином, что начнет с вечера пятницы в
Розовой Киске. Я тыкал мясо вилкой.
— Не начинай, — сказала она.
— Молчу.
Мы ели в тишине. Вечером в пятницу я вышел из дома ранним вечером, пока она еще спала. Я оставил для нее ланч в коричневом бумажном
пакете с наклеенными красными сердечками.
Все в баре знали, почему я в унынии. Бучи хлопали меня по спине и
приказывали веселиться. Фэмы расправляли лацканы моего пиджака и
смотрели в глаза — более сложное сообщение. Жюстин призвала меня к
себе, согнув указательный палец. Она схватила меня за галстук и не