падает в ладонь. На моей ладони в лужице крови лежит как будто кусок
жевательной резинки. Я вылезаю из ванны, вода смыкается за мной. Я
скольжу по плиточному полу и успеваю к унитазу. Меня тошнит.
В зеркало страшно смотреть. Кровь, синяки, ссадины. Я полощу рот
зубной пастой и водой. Ноги дрожат.
Тереза приготовила чистое нижнее белье. Я вытираюсь и надеваю
свежие боксеры.
Я натягиваю футболку, Тереза заглядывает в дверь.
— Я только на минуточку, за пластырем, — оправдывается она.
Лицо Терезы в момент моего ареста. Боль в ее глазах. Бессилие. Та же
боль, что каждый день со мной.
Я возвращаюсь: Тереза зашла в ванную комнату за пластырем. Бережно
осматривает меня. Ее мокрые и красные глаза. Мои — сухие и жгучие.
Дыхание затрудненное, как будто я дышу не воздухом, а медом. Тереза
трогает мое лицо, поворачивает мою голову, изучает ссадины и синяки.
Слов нет. Если бы я и нашел подходящие, их невозможно произнести.
Но слов все равно нет. Я наблюдаю за сменой эмоций на лице Терезы.
Их носит, как песок ветром. Слов нет и у нее. Как звучал бы ее голос в
передавленном воздухе?
Тереза кусает нижнюю губу и зажмуривает глаза. Я сажусь на крышку
унитаза. Тереза очищает рану перекисью.
— Понадобится два пластыря, — говорит она. — На всякий случай. Или
надо зашивать.
Я качаю головой. В больницу нельзя.
Мне нужна нежность. Я получу ее от Терезы. Она ведет меня в постель, обнимает и согревает меня, гладит по волосам, плачет.
**
Я просыпаюсь позже и не нахожу ее подле себя.
За окном темно. Иду на кухню. Все тело ноет и болит. Я знаю, что
мышцы буду ныть еще сильнее назавтра.
Тереза сидит за кухонным столом, пряча лицо в ладонях. В бутылке
гораздо меньше виски, чем раньше. Я притягиваю ее к себе, обнимаю.
— Прости, — говорит она. — Прости меня.
Она встает и падает мне в объятья. В ее нежном теле поднимается буря
сопротивления. Из ее горла вырываются звуки. Она бьет меня
кулачками.
— Я не смогла остановить их! Они так быстро надели наручники. Я не
смогла! — плачет она.
Я понимаю. Жизнь строит нас одинаково. Нам не хватает слов, понятно, отчего мы задыхаемся. Так много нужно сказать ей! Чувства
поднимались к горлу и застревают там, немые, зажатые в кулак.
Я целую Терезу в лоб.
— Все в порядке.
Мы одновременно улыбаемся тому, как неискренне это звучит. Я веду ее
в постель. Простыня прохладна. Ночное небо в звездах. Тереза смотрит
на меня с нежностью.
На минутку мне показалось, что я скажу Терезе, что больше не могу.
Даже учитывая ее любовь. Эмоции бегали от горла ко рту и обратно, слова бились в зубы, как в ворота. Там они и остались.
Тереза задала вопрос одними глазами. Мне нечего было ответить. И раз
слов не было, я отдал ей всю свою нежность.
**
Я нашел Терезу в ванной комнате. Она умывалась холодной водой. Ее
глаза покраснели и распухли от слезоточивого газа. Я старался обнять
ее, но она была слишком взволнована. Оттолкнула меня и рассказала
университетские новости. Слова не дожидались очереди и выпрыгивали
из Терезы одновременно.
— Студенты. Устроили забастовку. Забаррикадировали здание
факультета. И соседнюю улицу. Копов было видимо-невидимо. В
специальных шлемах. И прочей экипировке. Я не хотела уходить. Но в
мою сторону распылили слезоточивый газ. Кажется, я пока не буду
работать.
Я удивленно потряс головой.
— Тебя не уволят?
Тереза улыбнулась и потрепала меня по щеке.
— Линия пикета священна, — сказала она. — Пойдем на кухню, покажу
тебе кое-что.
Я делал кофе, пока Тереза разворачивала свой сверток.
— Какой тебе больше нравится? — спросила она.
Я поднял один из постеров.
— Что это такое?
Тереза кивнула.
— То, что надо.
Я помолчал.
— Это не запрещено законом?
Тереза легонько засмеялась.
— Вот ханжа! А про этот что скажешь?
Второй постер изображал двух обнаженных женщин в объятиях друг
друга. Я прочел вслух подпись:
— «Сестринская реальность». Что это значит?
Тереза улыбалась.
— Подумай, Джесс. Значит, женщинам нужно держаться вместе.
Повесим?
Я пожал плечами.
— Ну если хочешь. Тебя увлекают освободительные движения?
Тереза усадила меня на кухонный стул и прыгнула ко мне на колени.
Она отвела волосы с моих глаз.
— Да, — сказала она, — меня увлекают. Я многое поняла о своей жизни.
О женской жизни. Я об этом никогда не думала раньше.
Я слушал, но не понимал.
— Я не чувствую своей связи с движением, — признался я. — Может, потому что я буч.
Она поцеловала меня в лоб.
— Бучам тоже нужно освобождение женщин.
Я засмеялся.
— Неправда!
Тереза кивнула.
— Ну да. Все, что нужно женщинам, нужно бучам.
— Серьезно?
— Ага, — сказала она. — И еще кое-что.
Я устало вздохнул.
Тереза улыбалась.
— Когда мне скажут «если тебе нужен мужчина, найди настоящего», я
отвечу: это не поддельный мужчина, а настоящий буч.
Я засиял от гордости.
— Но, — добавила Тереза, — бучи могут кое-чему научиться. Узнать кое-
что о женщинах благодаря освободительному движению.
Я спихнул Терезу с колен.
— Чему это надо учиться?
Встал и принялся мыть посулу.
Она тронула меня за плечо.
— Пора нам, женщинам, иначе относиться друг к другу. Фэм тоже пора
учиться.
Временная передышка. Но я ухватился за нее.
— А что фэм могут нового узнать?
Тереза задумалась.
— Что важно объединиться. И поддерживать друг друга.
— Ммм… — я воспринимал информацию. — А бучи?
Тереза развернула меня лицом.
— В следующий раз, когда ты будешь сидеть в баре и болтать о
цыпочках, телочках, красотках и детках, подсчитай, сколько раз ты
называешь нас снисходительными словечками.
Она обняла меня.
— Знаешь, милый, иногда ты говоришь «Я не понимаю женщин», но
ведь ты тоже женщина. То, что ты говоришь, может относиться и к тебе.
Я отвернулся и мыл посуду. Тереза обняла меня.
— Милый?
— Я слушаю. Я думаю.
Я помолчал.
— Но погоди, — повернулся я к ней. — Я не говорил, что не понимаю
женщин. Я не понимаю фэм.
Тереза улыбнулась, зацепила пальцем мои джинсы и потянула меня к
себе.
— А это ты говоришь верно, — прошептала она соблазнительно. —
Чертовски верно.
**
СЮРПРИЗ!
Комната была набита друзьями.
— С днем рождения, милый, — сияла Тереза.
Она посмотрела на меня повнимательнее, и праздничная улыбка
погасла. Она взяла мое лицо в ладони и поворачивала его, осматривая
со всех ракурсов. Порез над глазом выглядел так себе.
Тереза увлекла меня в ванную комнату:
— Пойдем разберемся.
Я сел на крышку унитаза. Она обработала порез.
— Что случилось?
Я пожал плечами.
— У круглосуточного магазина трое парней. Пьяные.
— Ты как? — спросила она.
Я улыбнулся.
— Нормально.
Она наклеила пластырь.
— Зря я с этой вечеринкой.
Я схватил ее за руку.
— Что за ерунда? Все близкие в одной комнате, когда они так мне
нужны?
Тереза поцеловала меня в лоб. Взяла мою руку и поднесла к лицу.
Костяшки на моей руке набухли и кровоточили. Она улыбнулась:
— Вот им попало от тебя!
Я пожал плечами.
— Трое на одного. Но они были очень пьяными. Подарок.
Тереза прижала мое лицо к своему животу. Она целовала мои волосы и
гладила кончиками пальцев.
— Ты умеешь постоять за себя.
Вечеринка прошла прекрасно. Настроение было подпорчено, зато мы
чувствовали, как важны друг другу.
Джен облокотилась на стенку холодильника. Я достал два пива и бросил
ей одну банку.
— Ты как? — спросила она.
Мне хотелось сказать, что, кажется, никак. Ужасно трудно быть другим, отличаться от большинства. Давление общества никуда не девается.
Внутри меня бродят вопросы. Снаружи я пахну усталостью. Вот что
можно было сказать. Но слов не находилось.
Я пожал плечами.
— Мне только двадцать один. А как будто старость пришла.
Голос Джен был грустным.
— Тебе пришлось через многое пройти. Иногда возраст зависит не от
количества полных лет. Вот у дерева считают возраст по кольцам. У тебя
полным-полно таких колец. Знаешь? Пора перестать звать тебя «детка».
Ты уже давно не детка.
Я кивнул. Эд подошла и положила руку мне на плечо.
— С днем рождения, дружище.
Я обнял ее.
— Эй, — крикнул Грант. — Выстроились — не пройти. Что нужно
сделать, чтобы дали пива?
— Обнять меня, — сообщил я.
— Ой, ну ладно, — она засмеялась и выполнила поручение. — Теперь
давай пиво.
В комнате голос Тэмми Уайнетт запел «Будь поддержкой своему
мужчине». Я выхватил Терезу из толпы. Ее тело прильнуло ко мне. Мы
двигались вместе. Она гладила пальцами мои волосы. Я прижался к ней, безмолвно моля о близости. Она позволила нашим телам слиться. Танец
в ее объятьях был самым безопасным занятием на земле.
— Милый, — прошептала она. — Ты в порядке?
— О да, — ответил я. — Я в порядке.
**
— Привет, милый, — Тереза стояла в дверях.
Я скрестил руки на груди.
— Ужин остыл.
Тереза хотела меня обнять. Я вывернулся.
— Почему так поздно?
— Милый, — Тереза поцеловала меня в щеку. — Забыл, что у меня
сегодня встреча после работы.
— Встреча? — надулся я. — Снова феминистские штучки?
Точно в цель.
— Нет. Встреча в поддержку индийцев. Жертв бойни на ручье Вундед-
Ни. Я полагаю, ты не против.
Точно в цель.
— Работы по-прежнему нет? — спросила Тереза уже мягче.