Ты мне ничего не рассказываешь. Ты же знаешь, со мной можно
поделиться.
Эд пожала плечами.
— Мне стыдно.
— Стыдно что-то делать или просто стыдно?
Грант вернулась за столик с четырьмя бутылками пива. Джен тоже
вернулась. Эд терла глаза.
— Что такое? — спросила Грант.
Я посмотрел на Эд.
— Стыдиться нечего, — сказал я.
Эд кивнула.
— Ага.
— Это всех волнует, не только тебя, — напомнил я. — Если не друзьям, то кому рассказать?
Эд вздохнула.
— Я знаю, что нужно поговорить об этом.
— Мне кто-нибудь объяснит, в чем дело? — потребовала Грант.
Эд вздохнула.
— Начала колоть мужские гормоны. Мне их достает один парень.
— Боже мой, — сказал Грант. — Откуда ты все знаешь, Джесс?
Я пожал плечами.
— По голосу слышно. Немного изменился. Плюс, уж мне-то не знать. Я
тоже думаю.
Грант стучала по столу кулаком в такт музыке из автомата.
— Эд, мне нужен доктор. Скажи, как его зовут! Я еще ничего не решила, но мне нужно иметь варианты под рукой. Понимаешь?
Эд кивнула.
Я тоже стукнул по столу.
— Вот бы поговорить с Рокко. Кто знает, где он?
Все покачали головой.
— Что происходит после гормонов? Если перестанешь их принимать, снова станешь бучом? Где точка невозврата?
Грант грустно улыбалась.
— Я смотрела одно кино. Главный герой смертельно болен. Его
заморозили. В будущем, когда нашли вакцину, его разморозили и
вылечили. Вот только он никак не мог привыкнуть к тому, что вокруг
будущее. Не мог вписаться.
Я старался не плакать.
— Мы не смертельно больные.
Джен кивнула.
— Может, в будущем не будет таких, как мы. Может, мы пережиток
прошлого. — Джен говорила тише. — Сестра зовет в Орлеан. У них
молочная ферма. Но просит приезжать без друзей и подруг. Без Кети. Не
хотят, чтобы дети видели извращенцев. — Джен стукнула кулаком по
столу. — Мне сорок пять, а младшая сестра говорит со мной, как будто
она моя мать. Это неправильно. Нет в этом ничего правильного.
Я кивнул.
— Что ты будешь делать?
Она пожала плечами.
— Не знаю.
Джен обняла меня.
— Все считают, что я старый буч, всё знаю и всем могу давать советы.
Но мне самой так хочется прийти к кому-нибудь за советами. Вот бы буч
Ро была жива. Она бы сказала, что делать.
Я грустно улыбался.
— Может, и нет, Джен. Может, никто не знает, что делать.
Грант выпрямилась.
— Я куплю ящик пива и буду смотреть телек. Пойдете со мной?
Я покачал головой. Грант и Джен ушли. Эд надевала куртку.
— Эй, — окрикнул ее я. — Поговорим? Если ты молчишь сейчас, ты
скоро взорвешься. Мне это тоже нужно. Мне страшно, Эд.
Эд закусила губу и уставилась на пол.
— Помнишь, я тебе давала книгу?
Я испугался, что она проверяет меня. Книга — отличный подарок, но я ее
не читал.
— Дюбуа?
Эд кивнула.
— Я там обвела один абзац. Ношу его в портмоне. Прочитай. Я бы
лучше и сама не сказала.
Я стоял так близко, что чувствовал запах ее кожи и аромат волос.
— Эд, — шепнул я. — Я не хочу потерять тебя. Я тебя люблю.
Эд оттолкнула меня.
— Мне пора, — сказала она. — Я позвоню.
— Эд, а как фамилия того доктора?
Эд вздохнула и написала адрес с фамилией на салфетке.
— Удачи.
Я толкнул ее плечом.
— Спасибо! Пригодится.
**
Зря я так долго пропадал в баре. Я вернулся домой навеселе и был
уверен, что Тереза уже спит. Но она сидела на диване в темноте.
Я не заметил ее и подпрыгнул, услышав тихий голос.
— Где ты был?
Что-то в голосе было невероятно жутким.
Я сел на диван. Мне хотелось обнять ее, но я понимал, что она
сердится. Через некоторое время она подвинулась ко мне и
облокотилась на мое плечо. Стало понятно, что она не сердится, а
грустит.
— Прости, дорогая, — сказал я. — Я думал только о себе. Мне жаль, что
я задержался.
Она кивнула.
— Где ты пропадал?
Я долго молчал в ответ. Я был пьян, меня обуревали сомнения.
— Я знаю, где я был, но не знаю, куда иду.
Это всё, на что меня хватило.
Она посмотрела на меня, пытаясь получить дополнительную
информацию. Не уверен, что она нашла то, что искала, но через пару
минут она погладила меня по голове.
— Помнишь про буча Эл и Жаклин?
Она поморщилась.
— Тереза, мне не по себе.
Она посмотрела на меня, спокойная и взволнованная одновременно.
— Мы говорили весь вечер с Джен, Грантом и Эд.
— Это заметно, — улыбнулась Тереза. — О чем вы говорили?
— Милая, я не могу больше быть он-она. Я пытаюсь пробить стену
головой, ничего не выходит.
Тереза обняла меня. Она молчала.
— Мы говорили о гормонах. О тестостероне. Может, я смогу сойти за
мужчину и получить честную работу.
Я ждал ответа от Терезы. Она ровно и глубоко дышала. Я погладил ее
плечо, чувствуя напряженные мышцы.
— Милая, нам нужно поговорить, — сказал я.
Она посидела в тишине рядом со мной. Поднялась и ушла спать, не
проронив ни единого словечка.
**
Мы не говорили об этом снова. Мы вообще мало о чем говорили. Иногда
вспыхивали небольшие ссоры, бытовые взрывы, из которых могли
вылиться крупные разборки.
Если я не подпускал ее к себе в постели, Тереза знала, как найти
подход. Но теперь я закрылся совсем, превратившись в гигантский
обломок гранита, и меня нужно было доставать, отламывая куски.
Тереза вместо этого затевала ссоры. Это не помогало. Я пережидал у
себя в камне.
— Поговори со мной! — кричала она.
— Я смотрю телек! — врал я.
Она вставала между мной и телевизором:
— Ты не говоришь со мной.
Я театрально вздыхал.
— Теперь ТЫ хочешь поговорить. Ну хорошо, давай поговорим.
Мой голос был ровным и бесцветным. Я закрывался в себе, громко
хлопая дверью.
— Нет, спасибо, — выбегала из комнаты Тереза.
Я продолжал смотреть телевизор. Она хлопала дверью ванной. Теперь
закрыты обе двери.
Я выключил ящик и закурил в темноте. Мой камень исчез, оставив
ощущение уязвимости и наготы. Теперь, когда Тереза отказалась от
попыток помириться, она была мне очень нужна.
Мне стало страшно. Возможно, между нами уже всё было кончено, я
просто не понимаю. Я пошел к ванной. Она открыла и вышла. Мы
обнялись.
— Прости, милая, — сказал я. — Мне трудно выйти из состояния, в
которое я сам себя загоняю.
Тереза крепко обнимала меня.
— Я знаю, Джесс. Прости меня тоже.
У кого-то по радио передавали Марвина Гэя.
— Знаешь, чего бы мне хотелось? — спросил я. — Чтобы у нас был гей-
бар, где можно потанцевать, как раньше.
Тереза вздохнула.
— В университете есть лесбийские вечеринки с танцами. Хорошо бы
пойти туда. Хорошо бы пойти туда, где нам рады.
Мы обнялись и танцевали прямо здесь. Тереза чуть отстранилась, взялась пальцем за мой ремень и потянула меня в спальню.
«Продолжим?» — пропела она.
Мы ругались, мирились и занимались любовью.
Порочный круг.
**
— Ты — тоже женщина! — крикнула Тереза за завтраком. Она
оттолкнула тарелку. Наш завтрак обеспечивала ее временная работа.
— Вовсе нет! — крикнул я в ответ. — Я он-она! Это совсем другое.
Тереза стукнула по столу в гневе.
— Это омерзительное слово. Оно унижает личность.
Я наклонился.
— Неправда. Бучей выходного дня никто не зовет «он-она». Это значит, что мы особенные. Мы другие. Мы… не лесбиянки.
Тереза нахмурилась.
— А что плохого в лесбиянках?
Я пожал плечами.
— Ничего. Раньше мне не приходилось говорить этого слова. Когда его
произносишь ты, звучит нормально. Но у меня получается как-то пошло.
Сложное слово.
Тереза улыбнулась мне.
— Милая, — тон моего голоса изменился. — Нужно что-то решать. Я
борюсь с собой и защищаюсь всю жизнь. Я устал. Возможно, это мой
единственный шанс выжить. Другого я не вижу.
Тереза выпрямилась в своем кресле.
— Я женщина, Джесс. Я люблю тебя, потому что ты тоже женщина. Я
выросла, обещав себе, что не выйду за грязного фермера или парня на
заправке. Понимаешь?
Я опустил голову.
— Тебе не нравится, что я буч?
Она улыбнулась.
— Наоборот, мне это очень нравится. Но я не собираюсь быть женой
никакому мужчине, даже если это женщина.
Я посмотрел на свои руки.
— Что мне делать?
Она покачала головой:
— Не знаю.
**
Тереза просила сходить в химчистку и магазин, пока она на работе. Но
как только она вышла из дома, я впал в прострацию. Вышел на задний
двор и опустился на колени у огородика Терезы.
Солнце стояло в зените, а я сидел между помидорами и патиссонами.
Огород был той жизнью Терезы, куда допуска мне не было. Я подумал, что этот квадратный клочок земли — почтовый штемпель, воспоминание
Терезы о родных краях. Почему я не видел, как Тереза сажала помидоры
весной? Сейчас уже и не вспомнить.
Каждый овощ имеет верное время для посадки. Сколько времени он
проводит под землей, пока не наберется сил! Я думал о том, как много
мелочей неподконтрольны садовнику: от погоды до вредителей.
Звук шагов Терезы. Я услышал их и почувствовал панику. Уже вторая
половина дня.
Я вспомнил, как находил ее в огородике ранним летом, вспотевшую и
раскрасневшуюся под солнцем. Я укладывал ее на траву, ложился сам и
целовал, пока она не зарычит от удовольствия.
— Джесс? — голос Терезы ворвался в мои мысли. — Чего сидишь на
огороде?
Я вздохнул.
— Думаю.
— Ходил в химчистку? В магазин? — спросила она.
Я покачал головой.
— С утра сидишь?
Я кивнул.