— Что мне делать?
Она сказала коротко:
— Уходи.
Было так странно безумно любить ее и чувствовать, как она далеко
сейчас.
— Серьезно?
Она кивнула и ушла к окну, как будто в темноте было что-то видно.
— Я соберу твои вещи. Пришлешь друзей.
Я не мог поверить, что всё закончилось.
— Пожалуйста, — сказал я. — Попробуем снова? Ты нужна мне.
— Я тоже не знаю, что делать, — ответила Тереза. — Мне нужно искать
свой путь. Мне тоже тяжело. И мы не помогаем друг другу, мы тянем друг
друга на дно.
Я опустил голову.
— Если я откажусь от гормонов?
— Тебя убьют ублюдки на улице или ты покончишь с собой. Не знаю, что
хуже.
Мы стояли и молчали.
— Когда уходить?
— Сейчас, — Тереза сказала это слово, и силы оставили ее. Я обнял ее
в последний раз.
Она была права. Раз мы поняли, что нам не по пути, мне следовало
уходить. Боль и так трудно было терпеть. Тереза повторила, что любит
меня. Я кивнул. Слезы катились по моему лицу. Я верил ей, но что-то
внутри хотело, чтобы она любила меня еще сильнее, чтобы у нас было
будущее.
Я собрал одежду в рюкзак. Она бережно упакует остальное.
Тереза проводила меня к выходу. Мы плакали, но старались не рыдать.
— Часть меня хочет сейчас пойти с тобой, — сказала она. — Но тогда я
буду жить твоей жизнью и злиться, что не решилась жить своей.
Она провела пальцами по моему лицу. Было безумно приятно.
Я посмотрел себе под ноги.
— Мне так много хотелось сказать тебе. Не нашел слов.
Она улыбнулась и кивнула.
— Напишешь письмо, когда найдешь.
— Я не знаю, куда отправить.
— Всё равно напиши, — велела она.
— Неужели это всё? — спросил я. Она кивнула.
Мы поцеловались так нежно, как только смогли. И разошлись. Я вышел
за дверь и обернулся. Она улыбнулась. Мне показалось, что она хотела
попросить прощения. Я кивнул. Она закрыла дверь.
Вдруг я подумал о множестве вещей, которых так и не рассказал ей. Но
тогда было неподходящее время.
Я сидел на лестнице. Мне было хорошо. Но потом подумал, что Тереза
может позвонить подруге и позвать ее, чтобы рассказать о случившемся, а я не хотел мешать.
Я вышел на задний двор, перевернул корзинку и сел. Небо было очень
темным. Мерцали звезды. Мир казался таким большим, а я — таким
одиноким. Я не знал, куда направляюсь в общем смысле. Я не знал, куда
летит моя жизнь. Я даже не знал, куда мне теперь физически идти.
Я просидел там всю ночь, глядя в небо. То плакал, то просто сидел. Я
старался заглянуть в будущее, нарисовать дорогу, поймать намек на то, кем я становлюсь.
Звездное небо — всё, что я увидел в ту ночь.
Глава 14
Небо светлело. Оно уже было не черным, а синим. Я по-прежнему сидел
на заднем дворе. Скоро рассвет. Я не хотел видеться с Терезой. Пусть
начинает новый день без меня.
Я закинул ногу на Нортон и завел его. Двигатель послушно заревел. Я
застегнул шлем и опустил защитное стекло. Моя зона комфорта и
безопасности сократилась донельзя: она была здесь, на моем
мотоцикле, под шлемом.
Занималась заря. Я катил по пустынному городу. Туман струился по
асфальту, исчезая, как дым. Начинался дождь. Я ехал в будущее, словно
во сне. Дождь усилился. Капли стучали по шлему, лезли за шиворот, добирались до рубашки под кожаной курткой. Мокрые джинсы стягивали
бедра. Каждый перекресток задавал вопросы. Направо или налево? А
может, прямо?
Голод заставил остановиться. Я припарковался у супермаркета.
Позвонил Джен. Никто не отвечал. Я решил не звонить Эд в такую рань, Дарлин наверняка еще спит.
Купил пакет черешни и принялся есть, гуляя по магазину. Джинсы
прилипли к ногам и сковывали движения. Я смотрел на женщин, толкавших большие тележки с детьми и овсяными хлопьями.
Некоторые смотрели на меня настолько долго, чтобы я обернулся и
заметил их порицание. Я обернулся и заметил.
— Джесс? — меня окликнули.
Я обернулся и увидел едва знакомую женщину. Кто это? Один ребенок
вился у ее ног, второй уставился на меня в упор.
— Это я, Глория! Помнишь? Мы работали в типографии. Ты в школе
училась.
Я кивнул, но соображать было трудно. Прокрутил в голове события, на
которых мы расстались. Глория была в разводе, к ней клеился бригадир, она уволилась.
— Что с тобой?
Ее вопрос застал меня врасплох. Я пожал плечами.
— Мне нужно место, чтобы перекантоваться и найти новую квартиру.
Кстати, — добавил я, — я давно хотел сказать спасибо за бары. Они
спасли меня.
Глория с беспокойством взглянула на детей.
— Это Скотти и Ким. Дети, поздоровайтесь с Джесс. Мамочка работала с
Джесс в типографии.
Скотти прятался за ногами Глории. Ким пялилась в открытую. Ее взгляд
был спокойным, но все равно было неуютно. Она как будто наблюдала
за фейерверком в летнюю ночь. Только фейерверком был я.
— Если очень нужно, оставайся у нас. На диване, — пригласила Глория.
— После 19:30, когда дети лягут спать.
Как убить день?
Я остановился на бензозаправке. Очередь была зверская. Новости про
повышение цен на бензин всех напугали.
— Это шутка? — обратился я к продавцу, когда увидел, сколько на
счетчике.
— Мы не виноваты, — ответил он. — Это арабы. Держат нас за яйца.
— Да ну? — усмехнулся я и показал на реку. — Там несколько танкеров, полных нефти. Они ждут, пока цены снова поднимутся.
В агентстве собирались послать меня на эти танкеры, но потом решили, что им нужен мужчина.
**
Вырулив на северное шоссе, я стал свободен. Всё, что мне было нужно,
— это рёв двигателя, и я насладился им сполна.
К вечеру я вернулся в город. Я поставил байк у пиццерии и зашел за
куриными крылышками. Пришлось долго пастись у стойки. Бармен не
собирался обслуживать меня. Он смотрел в другую сторону. Я тоже
посмотрел туда. Полный столик ублюдков пожирал меня глазами. Я из
последних сил стукнул по стойке:
— Прошу прощения!
— Кто это у нас тут? — послышалось за спиной. Было пора валить.
Один из парней перекрыл выход. Я толкнул его и побежал на парковку.
Прыгнул на байк, но сразу понял, что опоздал. Они накинулись на меня.
Я соскочил с мотоцикла. Он упал. Я оставил его на асфальте и побежал.
Мои легкие жгло. Казалось, они вот-вот взорвутся. Я бежал несколько
кварталов. Когда мне показалось, что я уже достаточно далеко, я упал
под дерево и постарался восстановить дыхание. Нужно было переждать
и вернуться за байком.
**
Село солнце, и я пошел назад. Через дорогу я видел, что в ресторане
уже никого нет, кроме бармена. Мой Нортон лежал на парковке. На нем
не было ничего целого. Они, должно быть, прихватили бейсбольную биту
или лом. Порезали даже шины, толстенную резину.
Понятно, что я потерял только мотоцикл. Но мне показалось, что я сам
лежу на асфальте изуродованный. Я ушел. Спасти ничего бы не удалось.
Я добирался до дома Глории целую вечность. В Буффало автобусы не
торопятся. Я не объяснял, что случилось, и так отношения были
натянутые. Я попросил воспользоваться телефоном. Она сказала, что
позвонить можно, если недолго. Она сама собиралась звонить.
Я позвонил Эдвин. Ее голос звучал глухо и отстраненно: Дарлин собрала
вещи и уехала.
— Ой, Эд, мне ужасно жаль. Мы с Терезой расстались.
Мы помолчали. Мне не на чем было доехать.
— Заедешь за мной, Эд?
— Дарлин забрала машину.
— Всё настолько плохо?
Голос Эд был таким же убитым, как и мой. Оторванным от жизни.
— Да нет, я сама отдала ей ключи.
Глория выразительно посмотрела на часы.
— Эд, я без колес. Позже расскажу, что у меня стряслось. Позвоню тебе.
У тебя всё в целом в порядке?
По ее скомканному ответу трудно было сделать вывод.
Глория позвонила подруге. Я слышал, как она плакала на кухне и
говорила с ней.
Я лег на диван. Много времени на диванах в чужих домах. Только в этот
момент, пожалуй, я позволил себе всерьез прочувствовать, что между
нами с Терезой всё кончено. Мне хотелось кричать, но я закрыл свои
чувства крышкой и крепко завернул ее. У меня не было собственного
дома, где я мог бы дать себе волю. Сон был единственным выходом.
**
Проснулся я под радостные детские звуки. Глаза горели. Лицо отекло.
Ким и Скотти сидели на полу, опираясь на мой диван. Ким поглядывала
на меня.
— Он проснулся? — спросил Скотти.
— Ага, она проснулась, — сказала Ким.
**
— Лучше уж так, парень, — сказала Грант. — Она долбаный коммунист.
Я глубоко вздохнул.
— Не надо, Грант. Я люблю Терезу. Мне очень плохо. Осторожнее с
выражениями.
Грант пожала плечами.
— Надо двигаться дальше.
Мы услышали заводской гудок и направились в столовую мимо
стеллажей и коробок. Снова найти работу было здорово. Не каждому это
удавалось в наши дни. Заводы увольняли людей пачками.
Грант подсказала, что можно выйти во временную, но довольно
постоянную смену на производство картонных коробок. Мы делали
гофрированный картон, упаковку для пиццы — всякое. Голова пухла от
станка, резавшего картон.
— Хата нашлась? — спросила Грант.
Я кивнул.
— Мне придется перекантоваться этот месяц у Глории, пока не скоплю
достаточно на приличное жилье.
Грант улыбнулась.
— Пустила тебя к себе? Разведенная цыпочка? Имеет на тебя виды.
Я покачал головой.
— Ей удобно. Она работает по ночам. Я вожу детей в школу на ее
машине и забираю домой, чтобы она могла высыпаться. И иду на вторую
смену. Всё сошлось идеально. Мне нравятся ее дети. Иногда мы