остался стоять. Стены были пустые.
— А где ваши дипломы? — спросил я.
Грант с ужасом посмотрела на меня и обратилась к доктору сама.
— Вы помните, я вам звонила.
Он рассмотрел меня с ног до головы. Я понял, что на самом деле он
ненавидит нас. Он облизнул губы.
— Полагаю, вас интересует дисбаланс гормонов.
Боится, что мы проверяющая комиссия с диктофоном, поэтому мало
говорит?
— Вы принесли деньги? — спросил он.
Мы достали кошельки, доктор Монро достал стопку рецептов.
— Полагаю, вы приняли взвешенное решение.
Как будто ему есть до нас дело. Мы кивнули.
Он научил нас наполнять шприц тестостероном и делать укол в мышцу
бедра.
— Один укол в две недели. Вопросы есть?
— У меня есть вопросы, — ответил я.
Грант и доктор уставились на меня с удивлением.
— Когда начнется реакция организма? Какие побочные эффекты?
— Ну, — доктор Монро взял карандаш и покрутил его в руке, — это
сказать трудно.
— Почему? — настаивал я.
— Это, мягко говоря, экспериментальный подход, — неохотно признался
он. — Могут густо расти волосы на теле, появиться прыщи. Лишний вес.
Вот это да, подумал я.
— Это опасно? — спросил я.
Грант подалась вперед в ожидании ответа.
Доктор Монро оторвал мой рецепт от стопки бланков.
— Это гормональная терапия. Организм производит гормоны
естественным образом. Берете или нет? — помахал он листком.
Я кивнул и взял. Он оторвал второй и отдал Грант. Она посмотрела на
листок с сомнением и положила в карман.
Доктор Монро пересчитал деньги, убрал в ящик стола и попрощался с
нами.
— Еще один вопрос, — добавил я.
Доктор вздохнул.
— Мне нужно направление на операцию груди.
Он нацарапал что-то на бумажке.
— Две тысячи долларов, — сообщил он, протянув листок с номером
телефона.
Мы вышли на улицу.
— Теперь в аптеку? — я хлопнул Грант по плечу. — А потом в бар. Я
проставляюсь.
Она нехотя согласилась.
**
Днем в баре было тихо. Бармен, тем не менее, едва мирился с нашим
присутствием.
Мы положили на стойку бара коричневые пакеты, набитые гормонами и
шприцами.
— Два пива и два шота, — заказал я выпивку. — Грант, что с тобой?
— Вся моя жизнь летит в пропасть, — ответила она.
Я понимал, о чем она говорит.
— Это важное решение, — согласился я. Она кивнула, но в воздухе
повисло что-то несказанное.
Мы заказали еще пару пива, а потом еще.
Грант немного приоткрыла карты.
— А как с женщинами? Кто после такого захочет с нами встречаться?
Мне стало грустно.
— Мне сорок один, — сказала она. — Жизнь, по сути, это постоянное
ожидание, когда начнется настоящая жизнь. Я запуталась.
Слезы капали на барную стойку. Мы наблюдали за посетителями бара.
Заметили ли они, что Грант плачет? Мы схватили свои коричневые
пакеты и переместились за угловой столик. Грант издавала хлюпающие
звуки. Было страшно видеть ее такой.
Я потянулся к ней рукой и взлохматил волосы Грант.
— Все наладится, слышишь?
— К черту успокаивающий тон, — сказала она жестко. — У тебя все по-
другому!
— Ты о чем?
Грант высморкалась в салфетку.
— Ты многого не знаешь обо мне. Никто не знает.
Я опрокинул шот виски. Горло перехватило.
— Грант, — я сказал спокойно. — Ты можешь сказать мне все, что
захочешь.
Она изучающе смотрела на меня.
— Я поддельный буч.
Я удивленно посмотрел.
— Как это?
— Я на самом деле не буч.
Я недоверчиво засмеялся.
— Ну ты поймала меня. Я почти поверил.
Она покачала головой.
— Ты не понимаешь.
У меня кружилась голова от выпитого. Я пожалел, что глотал виски с
такой скоростью. Бармен подошел к нашему столику и протер его.
— Вам пора, — сообщил он.
Мы поняли, о чем он говорит. Компания мужчин у двери с
перекошенными от злости напополам с отвращением лицами. Мимо них
нам не пройти.
Бармен кивнул на заднюю дверь.
— Вам пора.
Мы взяли коричневые пакеты и пробежались к машине Грант через
заднюю дверь бара. Я заблокировал двери. Она заводила мотор.
Мужчины бежали к нам. У одного из них был лом в руках. Грант жгла
резину.
Наша машина вылетела на тротуар и вынырнула на дорогу прямо перед
носом ничего не подозревавшего водителя, заворачивающего на
парковку. Он врезался в припаркованный автомобиль. Грант прибавила
газу, мы унесли ноги.
**
Мы сидели в машине у дома Глории и курили. Мои руки тряслись.
— Грант, ты готовый пилот Формулы-один.
Она молчала. Она была слишком пьяна, чтобы водить машину.
— Пойдем ко мне, — я пытался уговорить ее подняться. Это было
бесполезно. — Вернешься домой попозже.
Грант покачала головой.
— Куда поедешь? — спросил я.
Она покачала головой.
— Понятия не имею.
— Пойдем ко мне, — повторил я, но смысла не было. Грант выкинула
окурок в окно и завела двигатель.
Выходя из машины, я добавил:
— Скажи этим парням в баре, что ты поддельный буч.
Грант посмотрела на меня. Грусть блестела в ее глазах. Я показал на
зеркало заднего вида.
— Посмотри и скажи себе в лицо, что ты не буч. Ты та, кто ты есть, Грант. Не нужно ничего доказывать.
Грант отдала мне свой коричневый пакет.
— Ты серьезно? — спросил я.
Она пожала плечами.
— Я уже не понимаю, что серьезно и что нет.
Я поднялся к себе и позвонил Эдвин. Никто не отвечал. Я выпил пива и
посмотрел на шприцы. Их иголки страшно меня пугали. Я удивился тому, что, кажется, готов всаживать их в себя. Я потрогал капсулы с
гормонами, как будто они расскажут, чего мне ждать. Они молчали.
Я зашел в туалет, снял брюки и повесил их на дверь. Сел на крышку
унитаза и взял в руки шприц. Я всерьез?
Один из вопросов Грант задел меня. Полюбит ли меня кто-нибудь, когда
тело начнет меняться? Я вспомнил, как хорошо было с Терезой, и
почувствовал себя еще более одиноким. Я разозлился на Терезу. Ее
любви оказалось недостаточно, чтобы поддержать меня в трудный
момент.
Перед моими глазами проносилась вся моя жизнь. Этот фильм смотреть
не хотелось. Я вспомнил, каково было расти, ощущая себя непохожим
на других. Как родители поймали меня в костюме отца.
Были и теплые воспоминания: друзья-бучи, дрэг-квин подружки, женщины-любовницы. Сейчас их нет. Я снова в одиночестве и на
перекрестке.
Я никак не мог заставить себя воткнуть шприц в бедро. Тогда представил
разбитый на парковке Нортон. Рука поднялась и вонзила иглу в мышцу.
Тестостерон вошел в меня. Оказалось проще, чем я думал.
Поднялась волна восхищения. Я почувствовал возможность изменений.
Смогу ли я сбросить этот вес с собственных плеч? Стану ли я самим
собой? Позволят ли мне просто жить своей жизнью? Я закрыл глаза и
прислонился к кафельной стене.
Через некоторое время я встал и надел брюки. Посмотрел в зеркало.
Ничего не изменилось.
**
Ничего не менялось месяца два. Мой голос оставался прежним. Я знал
наверняка, потому что звонил в бюро информации ежедневно. Мне
говорили «мэм».
Хотя нет. Кое-что изменилось в худшую сторону. Кожа потрескалась.
Тело раздулось. Настроение скакало. Что-то менялось внутри, были
видны только трещины.
Рано или поздно мне придется съехать от Глории. Она не позволит мне
общаться с детьми, когда изменения будут видны невооруженным
взглядом.
В морозный субботний день я решил отвести детей в зоопарк. На
автобусе в такой снег мы не доедем туда никогда.
— Я скоро уеду, — сказал я Глории.
— Еще кофе? — уточнила она.
Я накрыл ладонью кружку и покачал головой. Глория села рядом.
— Дети знают?
Я снова покачал головой.
— Они тебя полюбили. Не понимаю, почему.
Ее слова меня задели.
— Я хороший человек, Глория, если что.
Она покачала головой.
— Скажи им осторожно, ладно? Они все еще травмированы после
развода.
Я кивнул.
**
Скотти и Ким бежали ко мне со всех ног. Они были так закутаны, что
между шапкой и шарфом оставались только глаза.
Глория бросили мне ключи от машины. Она грустила.
— Осторожнее на дороге, снег идет.
Думаю, на самом деле ее волновало что-то другое.
— Не волнуйся, — попросил я.
К тому моменту, когда мы бросили машину у зоопарка, на дороге
образовались сугробы. Снег продолжал падать крупными хлопьями.
Людей и детей было мало.
— Сделаем снежных ангелов? — спросила Ким.
— Не сейчас, — ответил я. — Когда поедем домой.
**
Я увидел беркута издалека. Он сидел на жердочке. Когда мы подошли
ближе, я заметил, что в клетке их двое: самец и самка. Самка спрыгнула
в снег и чистила перышки. Возможно, она веселилась. Но я вспомнил, что в газете писали: она снесла яйцо, птенец погиб. Может, это танец
отчаяния.
— Что он делает? — спросила Ким.
— Она играет в снегу, — возможный вариант. — Это девочка-беркут.
— Откуда ты знаешь? — спросила она.
— Девочки крупнее.
**
Дети подбежали к вольеру с белым медведем раньше меня. Медведица
играла с медвежонком. В газете писали, что медвежонок родился три
месяца назад. Он еще не выходил из вольера.
Дети умилялись, глядя на медвежонка. Медведица сидела рядом.
Медвежонок потянулся к матери и начал пить молоко.
— Хочу есть, — сообщил Скотти.
В столовой было пусто, только двое рабочих пили кофе в углу. Я заказал
хот-доги и горячий шоколад.
— И орешки для зверей, — попросила Ким.
— Думаю, их нельзя кормить, — засомневался я.
— Тогда орешки для нас, — заключила она.