Жалко было убирать Харлей на зиму. Водить в плохую погоду опасно —
к тому же я ездил без прав третий год — но он был моей основной
радостью. Символ радости и свободы.
Второй радостью было толкать штангу в спортзале христианской
ассоциации.
**
Утром, когда зазвонил будильник, я почувствовал себя маленьким и
беспомощным. В жизни словно не было места для меня. У меня не было
воспоминаний.
Я ничему и никому не принадлежал. Каждое утро всё начиналось с нуля.
Я приходил в зал, уже переодевшись в спортивную форму. Бросал вызов
напряжению, страху, ярости и сомнениям. Посвящал время в
тренажерном зале только им.
Я думал о своем теле, лежа под холодной штангой. Мне нравилось
набирать мышечную массу. Тело становилось жестким и гибким. Это
урок мира? Может быть.
Я подумал о своих любовницах-фэм, их волнующих изгибах, их
прекрасной плоти. Мое тело работало, поднимая штангу. Мое тело мне
подходило. Я наблюдал за своей выносливостью. Я старался любить
себя.
Сила, как и рост, познается в сравнении. В тренажерном зале меня
считали дохляком. Это было написано на лицах. Их трицепсы были
внушительнее моих. Вечно мной управляло чужое мнение.
Но стоя дома перед зеркалом, я был горд. Я был силен. Однако это
ощущение легко ускользало, как капля ртути, на которую надавили
пальцем.
Может быть, это урок мира? Власть важнее силы?
Тогда мир ошибается. У меня есть право стать собой.
Каждый день мужчины сражались в тренажерном зале с собственными
телами.
Я сражался со своими демонами.
Удовольствие было моей наградой за настойчивые занятия тем осенним
утром. Суббота. Некуда идти, нечего делать. Я поднял воротник кожаной
куртки. Осень в разгаре, а скоро придет и зима. Небо затянули облака.
Низкие, плотные, темные, как свинец.
Я уселся на байк, понятия не имея, куда поеду. В кармане был кошелек, в кошельке были деньги. До понедельника я совершенно свободен.
Когда пошел дождь, я сделал остановку и натянул дождевик. Молнии
вспыхивали над парком. Мне по душе непростая погода. В конце концов, дни отличаются друг от друга только эмоциями.
Женщина в кассе зоопарка скучала. Она пустила меня бесплатно.
Самка кондора смотрела по ветру. Ее распахнутые крылья казались
гигантскими. Метра два. Я расправил руки, посмотрел на небо и
засмеялся.
Полярная сова надулась, когда я прошел мимо, и ухнула мне вслед.
Дождь колотил по ястребу. Его левое крыло, подбитое пулей, пока не
зажило. Ястреб казался несчастным.
Орел-самец сидел на ветке. Его перья разлохматились от ветра и дождя.
Он расправил крылья и качался, как будто летел. Он смотрел в пустоту.
Между разочарованием и безумием не было разницы. На секунду он
бросил огненный взгляд на меня, отвернулся и продолжил полет в
прошлое.
Гроза выключилась. Я летел на мотоцикле по вымокшим улицам. Чего-то
не хватало, но я не знал, чего именно. В моменты отчаяния спасают
самые банальные дела.
Супермаркет был набит женщинами. Лента конвейера на кассе
сломалась, и я подталкивал покупки рукой, пока кассир пробивала их.
— 22 доллара 80 центов, — сказала она.
Я достал двадцатку и десятку. Она отсчитала сдачу. Наши глаза
встретились.
Я прошептал:
— Эдна.
Потрясающе, столько лет прошло, а Эдна все равно в моей голове в
первую очереди — бывшая девушка буча Джен. А я до сих пор крошка-
буч.
Ее лицо смягчилось.
— Джесс.
Женщина в очереди запротестовала.
— Милая, можно поскорее?
В прошлый раз, когда мы виделись, разница в возрасте была слишком
очевидной. Жизнь дает мне второй шанс.
Я собрал покупки в пакет. Мы молчали. Я сжал губы, чтобы не спросить, есть ли кто-нибудь у нее. Выбрал вопрос попроще.
— Мы можем поговорить?
Женщина из очереди шлепнула порошок на конвейер и спросила Эдну:
— Милочка, скоро твой перерыв?
Эдна удивленно посмотрела на нее и автоматически ответила:
— Да.
— Можно отложить разговор?
Мы засмеялись. Эдна покраснела.
— Я закончу в 15:30.
Было только два часа дня. Я ходил взад и вперед мимо байка, ездил
восьмеркой по парковке, смотрел в окна супермаркета, зашел в
кофейню. Три часа.
В 15:30 я подъехал в выходу из магазина. Жаль, нет второго шлема.
Эдна окинула взглядом Харлей и улыбнулась. Кажется, ей понравилось
то, что она увидела. Она окинула взглядом меня.
— Рада тебя видеть, Джесс. Как ты?
Я мог бы спросить, когда они разошлись с Джен, но передумал.
— У меня была рука в смешной железяке, а потом на заводе началась
забастовка. Наверное, в 67-м. Двенадцать лет тому назад. Мне уже
почти тридцать, представляешь?
Эдна кивнула.
— Тебе сейчас столько, сколько было мне тогда. Ты думал, что я старая.
Я покачал головой.
— Это нечестно, Эдна! Дело было в моем возрасте. Я никогда не
называл тебя старой.
Эдна обняла меня. Я покраснел.
— Я очень боялась, что назовешь.
Я протянул ей свой шлем. Она уселась. Было здорово ощущать ее тело
рядом со своим.
— Куда поедем? — спросила она.
— Не знаю, — я отпустил сцепление.
Мы приехали в зоопарк. Воздух замечательно пах после дождя. Мы
гуляли по охапкам листьев под мокрыми ветками.
Я мечтал взять ее за руку. Мы говорили о ерунде. Я ждал нужного
момента, чтобы задать вопрос о важном.
Тянуть больше было невозможно.
Я повернулся к ней.
— Меня мучает один вопрос.
Она покачала головой:
— Нет.
— Нет, нельзя его задать?
— Нет, у меня никого нет.
Улыбка расплылась по моему лицу.
— Я об этом и хотел спросить.
Мы смотрели друг на друга под раскидистым кленом.
— А ты? У тебя есть кто-нибудь?
Я покачал головой. Кленовые семена падали с дерева.
— Мы называли их вертолетиками, — сказал я.
Эдна дотронулась до щетины на моей щеке. Я подумал, что зря не
побрился перед тренажерном залом. Она дотронулась до моих губ, волос, шеи — как будто рассматривала руками.
— Я изменился? — спросил я, боясь услышать ответ.
Она улыбнулась и покачала головой.
— Нет. Я удивляюсь, как тебя могут принимать за мужчину, особенно
если при этом заглядывают в глаза.
Она посмотрела на меня. Ее руки заняли свое место на моей груди, как
отдыхающие птицы. Мы были совсем рядом.
Вся моя жизнь висела на волоске. Если бы Эдна от меня отвернулась, неизвестно, куда бы я пошел или где нашел бы силы продолжать свой
путь.
Но она не отвернулась. Она приблизилась, специально оттягивая
момент, а потом нежно поцеловала. В этом поцелуем я отдал ей все, что
у меня было. Эдна притянула меня к себе.
Мне показалось, что поцелуй длился вечно. Я перестал бояться, что он
закончится, и наслаждался тем, что происходило. Ветер раскачивал
ветви клена, на нас лились дождевые капли.
Я взял ее за руку. Мы пошли дальше.
Наши руки идеально подходили по форме и размеру.
Мое одиночество треснуло.
— Ты голодна? — спросил я.
Она остановилась и повернулась ко мне.
— Мне нужно домой.
На моем лице было написано отчаяние.
— Прости, — сказала она.
— Мы увидимся?
Все мои надежды снова висели на волоске.
Она подумала и кивнула.
— В пятницу вечером.
Пятница? Но сейчас всего лишь суббота.
Мне с трудом удалось убить полтора часа в ожидании встречи.
Эдна схватила ветку и дернула за нее. Нас окатило каплями.
**
Я подвез ее домой. Ладони лежали на моих плечах, щекой она
прислонялась к моей спине.
— Сюда, — указала она.
Я остановился.
— Ты уверена, что мне стоит приезжать в пятницу? — я хотел услышать
ответ.
Эдна потрепала меня по щеке. Я почти этого не почувствовал, до такой
степени зарос щетиной. Впервые я ненавидел свою бороду.
Эдна клюнула меня в губы, оттолкнула и снова впилась.
— Я счастлива снова увидеться, Джесс.
Ее голос был уверенным.
Я сглотнул и кивнул.
— В девять вечера в пятницу, — сказала она.
Я снова кивнул. Она дошла до крыльца, обернулась и махнула мне. Я
сидел и молчал. Она скрылась за дверью. Начался дождь. Ветер нес
запах опавшей листвы.
**
Когда официант отошел от нашего столика, Эдна выпалила:
— Каково это, когда тебя принимают за мужчину?
Было заметно, что она ждала нашей встречи, чтобы спросить.
— Всю жизнь мне говорили, что я неправильная женщина. Оказалось, что в роли мужчины я устраиваю всех.
Эдна слушала и молчала.
— Это просто смешно. Я был связан по рукам и ногам. Теперь я могу
позволять себе жить свободнее. Например, посещаю общественный
туалет или хожу в мужской салон. Мне улыбаются люди, идущие
навстречу. Я способен флиртовать с официанткой.
Эдна изучала меня.
— Тогда почему твои глаза грустнее, чем раньше?
— Я думаю… — я вздохнул.
— Мне, конечно, любопытно, что ты думаешь, Джесс, — прервала меня
Эдна. — Но расскажи, что ты чувствуешь.
Я забыл, как восхитительно быть с фэм. Буч бы просто кивнул. Эдна
давила. Требовала признаваться в чувствах.
— Я — призрак, Эдна. Похороненный заживо. Для мира я родился в тот
день, когда гормоны начали действовать. У меня нет прошлого, нет
друзей, нет воспоминаний, нет себя. Никто не знает, не видит меня, не
дотрагивается до меня.
Глаза Эдны наполнились слезами. Она взяла мою руку. Подошел
официант:
— Еще кофе, сэр?
Я покачал головой.
Когда он удалился, Эдна сказала:
— Я тоже призрак, Джесс. Можно звать тебя Джесс?
Я улыбнулся.
— Называй как угодно, только обращайся в мужском роде при