подсознании. Что?
Я поискал сигареты, но как только нашел — рука смяла пачку.
Той ночью мне снилось, как я барахтаюсь в мутной воде на глубине. Я
извивался, работая руками и ногами, чтобы подняться на поверхность.
Легкие кололо, хотелось вдохнуть. Медленно я поднимался вверх.
Давление на тело уменьшалось. Вода текла жидким бархатом сквозь
пальцы. Я видел небо, звезды, воздух надо мной. Легкие были готовы
взорваться. Я прорвал пленку на поверхности. Солнце ласкало мое
солнце, ветер обдувал меня. Было тепло и прохладно одновременно. Я
смеялся.
**
Наверное, я ожидал, что действие гормонов пройдет, я завершу круг и
вернусь к своему прошлому. Но круг был еще не закончен. В
супермаркете я встретил Терезу.
Я задохнулся, узнав ее. Она не изменилась. А я?
Я спрятался в мужском отделе между трусами и рассматривал ее. Что
будет, если я подам голос? Мне хотелось, чтобы она обняла меня и
увела домой.
Она оставила меня из-за гормонов. Я перестал их принимать. Вернется
ли она ко мне теперь?
Кто-то обнял Терезу. Я всмотрелся в спутника. Тот же софт-буч, открывший мне дверь дома Терезы десять лет назад. Что она в нем
нашла? Тоже мне, буч выходного дня.
Это оказалось нелегко. Любовь Терезы мне была нужна куда больше, чем ей — моя. Наверное, софт-буч хорош, если Тереза до сих пор с
ним?
Тереза засмеялась, тепло и расслабленно. Ее лицо светилось любовью.
Теперь я понял: нельзя вернуться в прошлое. Зато можно лететь в
неизвестном направлении со страшной скоростью. Если я и окажусь в
объятьях Терезы, то это будет в отдаленном будущем. Не сейчас.
Я выскочил из магазина и помчался домой на байке. Лежал на кровати.
Душный день сменился прохладным вечером. Дубовые листья шумели
на ветру, их тени прыгали в свете фонаря. Цикады натужно скрипели.
Когда-то Тереза просила написать ей письмо. Мне захотелось сделать
это теперь. Хотелось принести слова в форме предложений к ее
крыльцу — слова, которые будут светиться в вечернем небе. Слова, которые будут облегчать боль и поддерживать. Но это слова не шли.
Той ночью я понял, что любить — недостаточно. Иначе я бы не потерял
Терезу. Мы подошли к развилке. Но она случилась не в миг. Произошло
много маленьких событий, я потерял Терезу по кусочкам задолго до
развилки.
Я был центром ее мира. Она стала всем моим миром. Мой мир
стремительно сжимался, и я хотел, чтобы она заменила мне его. В
обмен я хотел, чтобы ей было достаточно меня. Эти ожидания
невозможно было воплотить.
Но разве бывает иначе? Как можно не ждать сочувствия в этом мире?
Как она могла отказать мне в любви? Иногда она тянула меня к себе на
колени и гладила по волосам. Моменты защиты и принятия. Ей была
важна возможность утешить меня. Я не знал, куда еще идти в поисках
защиты.
Она не могла сберечь свою любовь, потому что я отталкивал ее. Может, дело в том, что я искренне верил: ее любовь защитит меня, сохранит
меня в безопасности? Я верил, я ожидал, я требовал. Может, она изо
всех сил старалась мне помочь, но это было невозможно?
Когда она смывала кровь с моего лица — что она чувствовала? Могло
бы все пойти по-другому?
Когда-нибудь я расскажу ей о том, что только начал понимать. Но на этот
момент все, что мне удалось написать, были семь строк. Стихотворение
родом из стиснутого сердца он-она:
Самой холодной ночью сонливо.
Ветки чертят на стенах узоры,
разум тонет песком под приливом
в волнах сна на моих берегах.
В этот самый момент разгорелись
угли прошлых воспоминаний
и говорят о другой темноте.
**
Ничего не изменилось, когда я перестал принимать гормоны.
Каждое утро в течение нескольких месяцев я просыпался, бежал к
зеркалу, ожидал перемен. Они не приходили. Я приуныл. Понадобилось
много часов электролиза, чтобы мои щеки снова стали нежными.
Однажды я проснулся и нашел капли менструальной крови на боксерах.
Пришлось их выбросить, чтобы никто в прачечной не смотрел на меня с
подозрением.
Большие перемены ворочались внутри меня. Они были мне так же
необходимы, как воздух. Я спрашивал себя, что мне нужно, и ответ был: перемены.
Я не сожалел, что начал колоть гормоны. Мне было не выжить как он-
она. Операция была подарком самому себе, возвращением в свой
привычный облик.
Теперь мне хотелось больше, чем просто существовать, быть случайным
прохожим и не заводить ни дружбы, ни отношений. Я хотел выяснить, кто я такой. И кем бы я ни оказался, я хотел жить снова. Объяснить свою
жизнь. Показать мой мир наружу.
И однако же было невероятно страшно смотреть на мир. По иронии
судьбы я решил вернуться к облику он-она во время правления Рейгана
и популярности религиозно-политического «Морального большинства».
Придут ли они с вилами и факелами, чтобы гонять по всей округе? Буду
ли я сидеть в одиночной камере в наручниках, и мне некому будет
рассказать о плохом сне? Приходилось признать: кто бы ни сидел в
Белом доме, мне все равно было плохо. Между молотом и наковальней.
Что-то подсказывало мне, что намного легче не станет.
Я прошел через такие тернии, и что хуже уже вряд ли будет.
Я снова вышел на дорогу, ведущую в неизвестные дали. Я прокладывал
путь по неизвестным водам, опираясь на свет далеких звезд. Как же мне
хотелось найти человека, у которого я смогу спросить: «Что мне
делать?»! Но его не существовало. Я был единственным экспертом по
собственной жизни. Единственным, кто ответит на мои вопросы.
**
Перемены отразились в окружающих людях. Прохожие снова начали
меня замечать. Прошел год. Бедра выпирали из мужских брюк. Борода
стала реже благодаря электролизу. Черты лица смягчились.
Голос остался низким. И груди не было.
Мое тело подавало смешанные гендерные сигналы, и люди это
замечали.
Теперь на меня смотрели все. Удивленно, злобно, заинтересованно. И
женщины, и мужчины: всем было любопытно. В их глазах я был
«другим». Я и есть другой. И всегда буду. Мне не укрыться в единстве с
ними.
— Как разобрать, что это было? — жаловался продавец следующему
покупателю, пока я выходил из магазина.
Я снова стал «оно».
Раньше незнакомцы взвивались от того, что я — странно выглядящая
женщина. Теперь они понятия не имели, какого я пола, и это выводило
их из себя. Женщина или мужчина? Все спотыкались об этот камень. Я
уже и забыл, как это неприятно. Но теперь я знал, что это верный шаг.
Впереди будет следующий. Страх и удивление захлестывали меня.
Больше ничего в Буффало меня не держало. Но уезжать все равно было
страшно. Мне хотелось верить, что я появился здесь не просто так. Что
здесь мой дом. Возможно, нужно путешествовать, чтобы понять, что дом
— внутри.
В любом случае, в Нью-Йорке была работа. В агентстве сказали, что
можно найти заказы на Манхэттене. Что круглосуточные кинотеатры на
Таймс-сквер — самые дешевые отели.
Я говорил, что боюсь — на жизнь в большом городе не хватит денег. На
самом деле я боялся, что Нью-Йорк прожует и выплюнет меня.
Меня звала не только работа. Я мечтал об анонимности. Проще быть
незнакомцем в городе незнакомцев. Я надеялся, что там найдутся люди, похожие на меня. В Буффало меня держал только страх.
Утром я вышел из дома и увидел лужицу масла на месте моего Харлея.
Я не мог поверить, что его украли. Ходил по кварталу. Убеждал себя, что
припарковал в другом месте и забыл. А когда стало ясно, что факт есть
факт, было очевидно и следствие. Пора уезжать.
**
Поезд тронулся. Буффало оставался в прошлом. Мне показалось, что
какая-то часть меня осталась с ним. Поезд упрямо двигался в новом
направлении.
Зимнее небо синело мечтами. Облака ждали тех, кто рассмотрит их и
назовет. Мимо проплывали незнакомые места. Суровая земля —
лесистая, нагая. Я выбрал свой путь.
— Скажите, здесь занято? — спросила женщина.
Я покачал головой. Она поставила чемодан на багажную полку. Девочка
подглядывала за мной, прячась за ногами женщины.
— Я Джоан, а это моя дочь Эми.
Эми пялилась на меня. Я кивнул и улыбнулся.
— Я Джесс.
Отвернулся и посмотрел в окно. Мне хотелось думать и мечтать.
Эми свернулась на коленях матери.
— Расскажи мне сказку!
Джоан улыбнулась и откинулась в кресле.
— В тридесятом царстве…
Это была сказка о маленькой девочке. Она отправилась в путь в поисках
волшебника, который объяснил бы ей, что девочке нужно делать в
жизни.
По дороге девочке встретился огнедышащий дракон. Она испугалась.
«Что мне делать?» — закричала она. Вдруг она заметила валун на
кончике скалы. Если поднажать, камень скатится и убьет дракона. Но как
подняться на скалу?
Девочка позвала: «Братец Орел, помоги мне победить дракона!». Орел
спустился и поднял девочку на гору. Дракон увидел валун, но было
слишком поздно. Камень опустился на него и исчез в облаке дыма
вместе с самим драконом.
Девочка обрадовалась, но боялась опоздать на встречу с волшебником.
Вечером она остановилась на привале под ивой на берегу реки. Развела
огонь, чтобы приготовить хот-доги, но поняла, что понадобится больше
дров. Отправилась в лес за ветками.
Когда она вернулась, волшебник сидел у костра и грел зефир на прутике.
Девочка сразу узнала его по остроконечному колпаку со звездами и
луной. Она присела и спросила: «Мистер волшебник, что мне нужно
сделать в жизни?». Он улыбнулся и ответил: «Победить дракона».