пассажирское сиденье.
Я больше не мог бежать или идти. Я прислонился к стене. Холод
остудил меня. Боль родилась в груди и прошла вверх к горлу. Мне
хотелось кричать, но звук замер внутри.
**
Утром я стоял в очереди на 42-й. Ждал открытия агентства. Мужчина в
пиджаке просмотрел мою анкету.
— По какой причине вы покинули вооруженные силы?
— А?
— Армию. По какой причине перешли на гражданскую службу?
Я пожал плечами. Эту графу в анкете я не заполнил.
— Я не служил.
Он откинулся в кресле.
— Почему?
— Работа есть или нет?
Он положил ручку на стол.
— У вас есть права?
Я покачал головой.
— Достаньте права, — сказал он.
— Ну уж нет, — ответил я. — Водить в этом сумасшедшем городе?
Он написал что-то на бумажке.
— Погрузчик водить умеете?
Я кивнул.
— Швейная фабрика.
— Сколько платят?
Он улыбнулся.
— Восемьдесят в неделю. Мы берем половину первые две недели.
Я запнулся от ярости.
— За что?
— За поиски работы. Нужна она или нет?
Я выдохнул.
— Да.
Он взбодрился.
— Вот адрес. Бесплатный сыр, парень, только в мышеловке.
Всю неделю я жил на хлебе с арахисовым маслом. В день зарплаты я
разрешил себе зайти в кулинарию рядом с фабрикой. Ткнул пальцем в
кусок мяса, и продавец отрезал мне от него ломоть.
— То же самое, — сказала на испанском старушка за мной в очереди.
Мы переглянулись. Мы хорошо знали цену куску мяса.
После работы я купил два замка в магазине и вернулся в заброшенное
здание на Мотт-стрит. Теперь я мог закрывать дверь и снаружи, и
изнутри. Я купил кусок фанеры и дешевый матрас. В первую ночь в этом
здании меня напугали до жути. Теперь мне казалось, что я умру, если не
посплю в одиночестве.
Воды в кране по-прежнему не было. Я стирал футболку в туалете
кинотеатра. Один мужчина увидел меня и посоветовал Гранд-Централ: там удобнее.
Днем я мыл посуду и разгружал коробки. После работы ждал
завершения часа пик, пробирался на Гранд-Централ в туалет и стирал
вещи. Дома сушил. На рассвете возвращался на Гранд-Централ и
приводил себя в порядок. В этот час туалеты принадлежали бездомным, которые, подобно мне, старались сохранить свой человеческий облик.
Дважды я заметил, что один из бездомных был — под слоями одежды —
женщиной.
Во втором агентстве меня направили на работу ночным сторожем.
Теперь у меня был личный туалет. Я делал обход раз в 60 минут. С
помощью будильника я спал по сорок две минуты в час.
Работа в две смены угнетала, но у меня была цель: нормальная
квартира.
Зима наступала. У меня начался дьявольский кашель. Сиропы и
пастилки не помогали. Горло скребли кошки. Я надеялся, что он пройдет.
— Иди домой, христа ради, — сказали парни на работе.
— На дом нету денег, — ответил я.
Поднялась лихорадка. Дороги вились под ногами. Здания куролесили и
менялись местами. Ветер рвал одежду. Я дошел до дома, останавливаясь у каждого столба.
Спальный мешок и подушка выглядели чудесно. В комнате было темно.
Впервые за недели я согрелся. Даже слишком. Я лежал, а надо мной
носился демон в облике летучей мыши, хлопая крыльями. Я уснул, чтобы не видеть его.
Когда я проснулся, рядом со мной сидела Тереза. Подушка была
насквозь мокрой. Она тронула мою щеку прохладной рукой. Я уже забыл
ее улыбку.
— Тереза, — шепнул я. — Я скучаю. Я очень тебя люблю. Вернись ко
мне.
Она приложила руку к моим губам.
— Джесс, тебе надо в больницу.
Я покачал головой.
— Я не могу. Я болею. Не смогу защитить себя.
Она провела по моему лицу кончиками пальцев.
— Пора, милый. Ты сможешь.
— Тереза, мне страшно.
Она кивнула и погладила меня по голове.
— Я знаю, Джесс. Я знаю.
Я покачал головой.
— Я не только про больницу. Я не знаю, как мне жить. Мне страшно.
Она кивнула.
— Ты все делаешь правильно, Джесс. Держись.
Я постарался встать, но снова упал.
— Мне так одиного, Тереза. Я ничей. Возможно, меня уже нет.
Тереза утерла мои слезы.
Я взял ее за руку.
— Останься со мной. Не уходи. Мне страшно.
— Я здесь, милый, — сказала она. — Я всегда буду с тобой.
Я отключался.
— Ты исчезаешь, — прошептал я.
**
Я еле шел на безумном ветру. До больницы было далеко. Ноги еле
волочились, да и сил пройти осмотр у меня не нашлось бы. Тереза
переоценила мои сили — и физические, и эмоциональные.
Я кашлял так страшно, что боялся сломать ребра. Звук далеких сирен
гнулся, как ириска. Городские огни мерцали. Я брел по улицам, не зная, где моя квартира.
— Эй, мистер, — шепнул парень на углу. — Что ищем?
Я покачал головой.
— Я не знаю.
Он посмотрел на меня внимательно.
— Что с вами?
Я кашлял и кашлял, пока светофору не надоело светить.
— Ух, — сказал он. — Вы серьезно больны.
— Все началось с простуды, а теперь кашляю и кашляю.
— Деньги есть?
Я пожал плечами.
— Двадцатка?
Я кивнул.
— Ждите.
Я ждал так долго, что забыл, чего жду. Он вернулся с желтым пузырьком.
Я потянулся за пузырьком, он отошел. Я отдал двадцатку.
— Принимать четыре раза в день. Нужно выпить все. Так сказал
аптекарь.
Я нахмурился.
— Что это?
— Лекарство. Я сказал ему то, что вы сказали мне. Найдется десятка?
— А что? — это значило «да».
— Я купил кодеин. Поможет перестать кашлять… или перестать
волноваться о том, что вы кашляете.
Я улыбнулся и обменял таблетки на десятку.
— Спасибо, — сказал я от всего сердца.
Он пожал мою руку.
— Берегите себя.
Я купил два пакета сока и вернулся в свой заброшенный дом. Каждые
пару часов пил таблетку и забывался сном. Когда проснулся утром в
воскресенье, матрас можно было выжимать. Я сел и протер глаза. Ко
мне возвращались силы. Болезнь уходила.
Платить за жилье нужно было к концу недели. Я решил переехать в
мотель рядом с агентством с понедельно оплатой и продолжить копить
на нормальное жилье. Я посмотрел на свою квартиру. Невозможно
поверить, что я провел тут месяц.
**
— Сколько? — спросил я управляющего.
—Триста двадцать пять в месяц. Горячая вода и отопление включены.
Туалет на этаже. Триста двадцать пять залога.
Я кивнул. В комнате были спальня, кухня, гостиная. Я передал ему
наличку, он отдал договор.
— Подождите, а ванна?
— Вот, — указал он на кухню. В углу стояла ванна, накрытая куском
металла. Удивительный город.
Я закрылся в новой квартире и осмотрелся. Стены нужно было
покрасить: желтым — кухню, синим — спальню, бежевым — гостиную.
Мне нужны ковры. Посуда, тарелки, столовые приборы. Средство для
раковины.
Я открыл сумку, достал ручку с бумажкой и составил список. Достал
фарфорового котенка, оставленного Милли. Он поселился в гостиной. Я
достал янтарный стакан из того дома, что был у нас однажды с Терезой.
Поставил его на подоконник и добавил в список: купить цветы. Оставил
кольцо, подаренное Терезой, на тумбочке.
В гостиной я решил повесить желтые занавески, как те, что сшила Бетти
для квартиры над гаражом. Я снова проверил, закрыта ли дверь.
Открыл окно на пожарную лестницу. Была видна Ист-Ривер. Комнату
заполнили латиноамериканская музыка и детские крики. Дети играли на
улице. Матери кричали из окон. Это мог быть чужой язык, но смысл
родительских криков один: «Осторожнее».
Почки раскрывались на хилых деревьях нашей улицы. Весна.
Кустарники росли прямо из трещин в асфальте и цементе, практически
без почвы и света. Если у них получается, то и я смогу.
**
Женщина в супермаркете с ужасом уставилась на меня. Я чесал
ширинку. Жгло невероятно, причем это длилось месяцами. Теперь уже
точно не пройдет само. Я подхватил вагинальную инфекцию, и рано или
поздно мне придется зайти к врачу. Почему мне досталась именно
вагинальная? Почему не ушная?
Я сорвал с фонаря рекламу женской клиники и прикрепил на
холодильник. Вечером в среду я набрался храбрости.
— Это женская клиника, — улыбнулась девушка на ресепшн.
Я кивнул.
— У меня вагинальная инфекция.
— Что? — она переспросила.
Я вздохнул и повторил более уверенно:
— Вагинальная инфекция.
Это услышали все в зале приема. Тишина хлестнула. Девушка
осмотрела меня.
— Это шутка?
Я покачал головой.
— У меня вагинальная инфекция. Я хочу проконсультироваться с
врачом.
Она предложила мне сесть и назвала сэром.
Я взвесил возможность ухода, но жжение становилось сильнее с каждым
днем. В клинику зашла посетительница, и девушка говорила с ней
совсем по-другому:
— Заполните анкету, пожалуйста. Садитесь. Доктор скоро вас осмотрит.
Налейте травяного чаю.
Все смотрели на меня. Я глянул на доску объявлений: женские танцы, женские практики, терапевты, массажисты, бухгалтеры. Новые символы: двусторонний топор, кружок с крестиком снизу.
Меня обсуждали вслух, совершенно не стесняясь.
— Он не в себе.
— Почему бы ему не пойти в клинику для душевнобольных?
Я сел на свободный стул. На столике лежала книжка «Наше тело и мы, женщины». Я решил купить себе такую же.
На меня упала тень от стоящей рядом женщины. На бейдже значилось
«Роз». Мы прошли в кабинет, Роз кивнула на стул и поинтересовалась:
— Что?
У меня сразу пропали слова. Я попытался объяснить ей. Роз делала вид, что слушает. Кивала. А потом сказала:
— Не знаю, но у нас тут клиника для женщин. Они нуждаются в помощи.
Вы тратите наше время зря.
— В смысле?