Я злился на себя. Она просила оставить ее в покое, а я снова тормошу.
Мой подбородок дрожал и болел. Я только что мог сказать ей, что люблю
ее, и снова упустил свой шанс. Мне так нужно было знать, что она тоже
любит меня. Я обнял ее.
— Прости меня. Я ухожу, Эл, — я плакал. — Я пришел сказать, что
люблю тебя. Что я не справился бы без тебя. Ты научила меня всему, и я
выжил. Я благодарен тебе за все. Я хочу, чтобы ты могла мной
гордиться. Я всегда любил тебя и люблю сейчас.
Я вытер слезы с руки. Они не были моими.
— Зря пришел, — сообщила старушка.
— Вовсе нет, — ответил я и поцеловал Эл в лоб. — Я люблю тебя, буч
Эл.
Дежурная медсестра смотрела на меня. Я выпрямился.
Старушка перекрестилась.
— Боже милостивый, — сказала она.
Я поцеловал ее руку:
— Спасибо, что приняли меня, бабушка.
**
Я вернул Триумф домой, подъехав к магазину Джен и Эдны. Они обе
были не в настроении. Эдна смотрела в сторону, Джен смотрела волком.
Я прошел к теплице и ждал Джен. Она вышла за мной, но встала метрах
в пяти. Ее ладони сжались в ровные кулаки.
— Как тебе удалось промолчать и не признаться? — спросила она.
— Я не хочу влезать между вами.
— Серьезно? — она подошла ближе.
Я сжал зубы.
— Мне не удалось удержать ее, факт. С тобой тоже теперь всё кончено?
Я не сделал тебе ничего плохого. Это нечестно.
— Нечестно? — переспросила Джен. — Причем тут честность? Я злюсь.
Имею право.
— Не имеешь, — крикнул я. — Тебе досталась она! У вас есть
отношения. У меня нет ничего.
— Ты предал меня и подкатил к моей женщине! — закричала Джен в
ответ.
— Да ладно! — шлепнул я себя по бедру. — Вы не общались двенадцать
лет.
Джен не улавливала логики. Я улыбнулся.
— Что смешного? — буркнула она.
Я пожал плечами.
— Тебя злит, что мы с Эдной встречались через двенадцать лет после
вашего разрыва. Я злюсь на Эдну за то, что вы снова вместе, хотя
прошло десять лет после нашего расставания. Знаешь что?
Джен ковыряла ботинком землю.
— Не хочу ничего знать.
Я пожал плечами.
— Я все равно скажу. Мне кажется, в этом мире недостаточно любви. А
мы все — старые друзья. Не стоит нам держать обиду друг на друга.
Скажу за себя. Джен! Ты мой друг. Я не предавал тебя. Я всегда был и
буду твоим другом.
Джен покачала головой.
— Не запрещай мне злиться.
Я пожал плечами.
— Мне страшно потерять тебя. Что, если я позвоню как-нибудь? Ты
ответишь?
Джен вздохнула.
— Мне нужно время.
Я кинул ей ключ от байка и пошел к выходу.
— Видел ее? — крикнула Джен.
— Ага.
— Она узнала тебя?
Я кивнул.
— Это трудно?
Я грустно улыбнулся.
— Конечно. Трудно принять как факт, что чужие люди трогают ее, имеют
власть над ее телом. Было страшно. В детстве я знал, что вырасту
таким, как Эл. Сегодня я снова подумал об этом. Вырасту ли я таким?
Джен пожала плечами.
— Никогда не знаешь, что приготовила судьба.
Я заговорил тише.
— Я думал о самоубийстве Эдвин. Мне казалось, что Эд всегда будет
моим другом. А она застрелилась. Мне нужен еще один шанс сказать ей, что я думаю, но слишком поздно. Ее уже нет. Я похоронил воспоминания
о ней. Слишком больно. Может, я боюсь, что вырасту таким, как она.
Я потер лицо.
— Я пойду, Джен.
Она кивнула и пошла в теплицу.
— Попрощайся за меня с Эдной.
Джен взвилась:
— Это уже слишком, парень.
**
Я приехал за Руфью к дому ее матери и ждал в машине. Холмы таяли в
тумане. Поверхность озера Канандаигуа блестела зеркалом. Я услышал, как открыли дверь. Пэтси Клайн пела «Безумием было поверить, что я
смогу тебя удержать… любовью».
Руфь позвала меня:
— Заходи, милый.
Она была непривычно добродушна и мила.
Руфь представила меня своей матери — Руфь Анна — и тете Хэйзел.
Они закатывали помидоры. Все трое в одинаковых фартуках в цветочек.
Смеялись. Хэйзел вытирала слезы.
— Вспоминаем старые добрые времена.
— Садись, детка. Голодный? Покормить тебя?
Я посмотрел на Руфь. Она улыбнулась и кивнула.
— Да, мэм. Было бы здорово.
— Зови меня Анной. Все зовут меня, как мою мать. Любишь бузинный
пирог?
— Очень.
Анна поставила передо мной гигантский кусок пирога.
— Ешь целиком. Ты совсем худенький.
Руфь быстро бросила на меня взгляд. Я ответил ей глазами, что все в
порядке.
— Мам, Джесс — моя подруга из Нью-Йорка. Помнишь, я рассказывала?
Она из Буффало.
Хэйзел закатила глаза:
— Что делать в Буффало нормальному человеку? Сброд один.
— Тетя Хэйзел, — оборвала ее Руфь.
— Да я ничего не имею против, — сообщила тетя. — Просто…
Анна перебила ее.
— Хэйзел, ешь пирог, будь добра.
Я наслаждался вкусом.
— Анна, это божественно.
Хэйзел улыбнулась.
— Анна готовит лучший бузинный пирог в долине. Спроси кого хочешь.
Спорим, что такого ты еще не пробовал!
Руфь потупилась.
— Ну, — начал я, — я ел пироги Руфи, они чудесные.
Я вздрогнул и посмотрел на собеседников, чтобы убедиться, что они не
против упоминания женского имени вслух. Руфь пожала плечами.
— Яблоко от яблони далеко не падает, мэм.
— Надо отдать должное, галантный подход, — улыбалась Анна.
Хэйзел рассмеялась.
— Анна, помнишь, как ты подстрелила первого оленя? Она была
городской девчонкой, когда вышла за моего брата Коди. Первой зимой
толку от нее не было. Уже полвека прошло. Так вот, мы завтракаем и
братец сообщает, что возьмет ее на охоту. Оленье мясо нужно, чтобы
пережить зиму. Все равно рано или поздно ей придется научиться
разделывать тушу. Я обещала помочь. Она дерзко ответила ему: «Если я
подстрелю оленя, вся грязная работа достанется тебе». Он только
посмеялся и пошел бриться.
Анна подхватила историю:
— И вот я мою посуду. Думаю: зачем я вышла за деревенского парня?
Теперь еще тушу разделывать, дрянь какая. И вот смотрю в окно, а там
олень. Долго не думая, хватаю ружье Коди и стреляю. Олень падает.
Нужно тащить его в кухню. Ух и тяжелая же он птица! Я так злилась, что
приволокла его сама. Спускается Коди в кухню через пять минут, а на
столе — труп оленя. И я ему: «Вся грязная работа твоя!».
Я понял, что они вспоминали истории и веселились уже не первый день.
— Был бы у меня тогда фотоаппарат, чтобы запечатлеть его лицо, —
сказала Анна. — Оно и сейчас у меня стоит перед глазами.
Она смеялась, но в смехе были слышны слезы.
— Тебе бы он понравился. Классный парень.
Она вздохнула.
— Еще пирога?
Я радостно кивнул.
Руфь покачала головой:
— Как бы тебя не стошнило на обратной дороге.
Анна положила руки на бедра.
— Никто не выйдет из этого дома, не попробовав виноградного пирога.
Я поднял руки, готовый сдаться.
— Так точно, мэм!
— Так-то лучше, — отрезала она мне еще более гигантский кусок.
Анна, Хэйзел и Руфь внимательно следили за моей реакцией на пирог.
— Я умер и попал в рай. Это лучший пирог в моей жизни.
Анна светилась.
— Робби, вам нужно взять парочку пирогов с собой.
Руфь пожала плечами.
— Я приготовлю. Пойду собирать вещи. Нам пора.
Анна крикнула ей наверх:
— Милый, загляни в сундук. Там фартук твоей бабушки. Возьми с собой.
Хэйзел вышла за дровами. Анна с трудом встала со стула.
— Стареть нелегко, — сказала она.
Я встал вместе с ней.
— Я думаю об этом. Если честно, я не ожидал, что доживу до столько
лет.
Анна подошла поближе.
— У тебя еще всё впереди. Не стоит волноваться попусту.
Она погрустнела.
— Ты стриппер, как и мой Робби. Ты знаешь, кто такой стриппер?
Я покачал головой.
— Когда крестьяне соберут урожай, стриппер разбирает то, что
осталось. Я хотела большего для своего сына. Думаю, ты тоже
заслуживаешь большего.
Я пожал плечами.
— Мы делаем все, что можем, чтобы честно и хорошо жить. У Робби —
Руфи — есть друзья в Нью-Йорке. Верные друзья.
Анна грустно кивнула.
— Здесь тоже. Ее не все понимают, не все знают, что сказать, но она
одна из нас.
Руфь спустилась.
— Я готова.
Хэйзел и Анна суетились вокруг нас, целовали и обнимали Руфь.
Анна позвала меня.
— Джесс, иди-ка сюда.
Она обняла меня. Это всегда удивительно приятно.
— Возвращайся в любое время, хорошо? Сделаю тебе такой
виноградный пирог, оближешь пальчики до локтей.
Я покраснел.
— Спасибо, Анна.
— Береги мою детку.
Я сжал ее плечо.
— Так точно, мэм.
Руфь и я ехали в тишине вдоль виноградников. Пахло лозой, домашним
запахом моей подруги.
— Поменяемся? — спросила она, позевывая.
— Попозже, — пообещал я.
— Нужен кофе. Жаль, что мы не наполнили термос перед выходом.
Я взглянул на нее.
— Думаешь, не опасно остановиться у ресторана?
Она вздохнула.
— Кофе-то нужен. Подъезжай вон к той забегаловке. Будем жить опасно.
Я засмеялся.
— Ничего нового.
В ресторанчике никто не обращал на нас внимания.
Мужчины были скучно одеты и заняты своими разговорами. Официантка
грустила. Мы стояли у кассы в надежде быстро расплатиться и уйти.
Из кухни вышел громила, встал на кассу и пробил наш заказ.
Рассмотрел нас как следует. Мы переглянулись и вежливо улыбнулись
ему. Он широко улыбнулся в ответ.
— Как поездочка, дамы?
Мы переглянулись и засмеялись.
— Поездочка что надо, — сказал я ему доверительно. — Каким-то чудом
удается выжить. А у вас?
Его улыбка была непростой.
— Ну, я ожидал другого, но