Камера дрэг-квин была напротив. Мы с Моной улыбнулись друг другу.
Ее выводили наружу. Она сопротивлялась, еле сдерживая слезы.
Потом остановилась, выпрямила спину и пошла вперед сама.
Я ждал. Что с ней делают?
Через час ее привели обратно. У меня внутри все оборвалось. Ее
тащили двое копов, она еле стояла. Волосы намокли и прилипли к
лицу. Макияж был размазан. По ее бесшовным чулкам текла кровь. Ее
швырнули за решетку в соседнюю камеру, она упала без движения. У
меня перехватило дыхание. «Милая, хочешь сигарету? Будешь курить?
У меня есть».
Мона смотрела перед собой, как будто не понимала, где она.
Несколько минут не двигалась. Наконец, услышав мой шепот, подвинулась к решетке. Я просунул руку в ее камеру и обнял Мону. Я
тихо говорил с ней и держался за ее плечо. Она долго не отвечала.
Наконец она повернулась ко мне, и я обнял ее двумя руками.
— Ты возвращаешься другим, — сказала она. — То, что с тобой делают
там, а равно и то, что ты терпишь каждый день на улице, меняет тебя, понимаешь?
Я слушал. Она неловко улыбнулась:
— Не помню, была ли я такой мягкой в твоем возрасте.
Ее улыбка сползла.
— Я не хочу, чтобы ты менялся. Не хочу видеть, как они тебя сломают
и ты станешь жестоким.
Меня беспокоили отсутствие Эл и моя собственная судьба. Слова
Моны звучали отстраненно, философски. Я не был уверен, что доживу
до того возраста, когда опыт сможет меня изменить. Мне хотелось
пережить эту ночь. Я хотел знать, что происходит с Эл.
Коп заглянул и сказал, что за Мону внесли залог.
— Должно быть, я плохо выгляжу, — сказала она.
— Ты прекрасна, — сказал я и не соврал.
Я посмотрел на нее в последний раз, размышляя, любили ли ее
мужчины так же, как я сейчас.
— Ты очень милый буч, — сказала Мона перед уходом. Мне было
приятно это слышать.
Моны уже не было в участке, когда притащили Эл. Выглядела Эл не
лучше Моны. Рубашка была расстегнута, брюки расстегнуты.
Эластичный бинт пропал, и под рубашкой была видна крупная грудь
Эл. Ее волосы были влажными, нос и рот кровоточили. Она была не в
себе, как и Мона.
Копы забросили в камеру Эл и подошли ко мне. Я отступал, пока
отступать стало уже некуда. Они улыбнулись. Один коп почесал
ширинку. Другой поднял меня в воздух на несколько сантиметров и
шлепнул спиной о решетку со всей силы. Он больно давил большими
пальцами мне на грудь, а коленом раздвигал ноги.
— Скоро вырастешь вот на столько, чтобы ноги стояли на земле. Тогда
мы позаботимся о тебе, как о твоей подружке Элисон, — он дразнил
меня. Потом они ушли.
Элисон?
Я достал сигареты и зажигалку Зиппо из кармана и подсел к Эл. Меня
трясло.
— Эл, — сказал я, протягивая ей сигаретную пачку.
Она не смотрела на меня. Я положил руку на ее плечо. Она скинула ее.
Я не мог поймать ее взгляда, она лежала лицом вниз. Я видел широкую
спину и изгибы тела. Я не сдержался и погладил ее по плечу. Она
позволила.
Я курил одной рукой, а вторую держал на ее спине. Она задрожала. Я
обнял ее. Тело Эл чуть расслабилось.
Ей причинили боль. Наши роли поменялись местами. Я больше не был
ребенком. Я был сильным. Я мог утешать.
— Глянь-ка, — заорал один коп другому. — Элисон нашла себе буча
помладше. Прям как педики. — Копы заржали.
Мои руки сомкнулись, и я обхватил Эл крепче. Я был стеной, отражающей их насмешки. Я всегда восхищался ее силой. Теперь я
чувствовал стальные мышцы в ее плечах, спине и руках. Этот буч был
полон силы, даже бессильно упав в мои руки.
Копы крикнули, что за нас обоих внесла залог Жаклин. Последние
слова в мой адрес были:
— Еще увидимся. Запомни, что мы сделали с твоей подружкой.
Что они сделали? Неизвестность мучила меня. Жаклин переводила
взгляд с лица Эл на мое, задаваясь тем же вопросом. У меня не было
ответов. Эл молчала. В машине Жаклин обнимала Эл, но казалось, что
это Эл ее обнимает.
Я тихонько сидел на переднем сидении. Мне тоже нужна была теплота.
Наш водитель-гей был мне незнаком.
— Ты как? — спросил он.
— Нормально, — ответил я, не задумываясь.
Он привез нас домой к Эл и Джеки. Эл ела наскоро приготовленную
яичницу так, как будто не ощущала вкуса. Она молчала.
Жаклин посматривала на меня и на Эл. Я поел и помыл посуду. Эл
пошла в ванную.
— Это надолго, — сказала Жаклин.
Откуда ей было известно? Такое случалось раньше? Сколько раз? Я
протер тарелки полотенцем.
Жаклин повернулась ко мне:
— Ты как?
— Вроде в порядке, — соврал я.
Она подошла ближе.
— Они сделали тебе больно?
— Нет, — соврал я.
Я выстраивал между собой и миром каменную стену. Она не защищала
меня, и все же я ее строил, мои руки клали кирпич за кирпичом. Я
отвернулся от нее, показывая, что сейчас задам важный вопрос.
— Жаклин, у меня достаточно силы?
Она взяла меня на плечи и развернула к себе лицом. Прижала мое
лицо к щеке.
— А у кого достаточно? Нет таких. Каждый живет с теми силами, которые у него есть. Бучам вроде тебя с Эл не дают выбора. Это
случится и с тобой. Попробуй пережить это.
Я решил задать другой вопрос:
— Эл хочет, чтобы я был сильным. Ты, Мона и другие фэм просят меня
оставаться мягким, нежным. Как можно сделать и то, и другое?
Жаклин дотронулась до моей щеки:
— Эл прав, милый. Мы поступаем эгоистично, когда просим тебя быть
нежным. Мы все хотим, чтобы ты выжил, несмотря на дерьмо, что
валится на нас со всех сторон. Мы восхищаемся твоей силой. Но бучи, защищая себя, защищают и свое сердце. Наверное, мы хотим, чтобы в
твоем сердце оставалась нежность к нам, понимаешь?
Я не понимал. Честно, не понимал.
— А Эл нежная?
Жаклин напряглась. Это было видно. Вопрос угрожал раскрыть нечто
такое, что угрожало образу буча Эл. Но Жаклин знала, что мне нужен
ответ.
— Ей часто делали больно. Ей трудно говорить о том, что она
чувствует. Но да, конечно, она нежна. Я не думаю, что мы могли бы
быть вместе, если бы она не была нежна ко мне.
Мы слышали, как Эл вышла из ванной. Жаклин выглядела виноватой.
Я все понимал. Она вышла из кухни, оставив меня в одиночестве. У
меня было над чем подумать.
Я улегся на диван. Через пару часов Джеки принесла постельное
белье. Она села рядом и погладила меня по лицу. Это было приятно.
Она смотрела на меня с болью. Я не знал, почему, но это пугало меня.
Наверное, она думала о том, что меня ждет в будущем, но я этого не
знал.
— У тебя точно все в порядке? — спросила она.
Я улыбнулся:
— Ага.
— Тебе что-нибудь нужно?
Вообще-то да.
Мне нужна фэм, которая будет любить меня так, как Джеки любит Эл.
Мне нужно, чтобы Эл рассказала мне, через что в точности мне
придется пройти самому и как это пережить. И мне было нужно как
минимум дотронуться до груди Жаклин.
Как только я об этом подумал, она взяла мою руку и положила себе на
грудь. Но отвернулась, как будто прислушиваясь к Эл, которая
осталась в спальне.
— С тобой точно все в порядке? — спросила она снова.
— Да, — сказал я.
Ее лицо смягчилось. Она дотронулась до моей щеки и сняла мою руку с
груди.
— Ты настоящий буч, — сказала она, покачав головой.
Я почувствовал гордость.
Утром я рано проснулся и ушел.
**
Эл и Жаклин не появлялись в баре после этой истории. Я звонил, но их
телефон не работал. О том, что случилось с Эл, поговаривали разное.
Я решил никому не верить.
Прошло лето. Начинался первый класс старшей школы. С началом
осени я перестал ездить в Ниагара-Фолс. Только в конце декабря я
снова наведался в Тифку поговорить со старыми знакомыми.
Иветт уже не было в живых. Ее нашли в одиночестве на алее парка с
перерезанным горлом. Мону погубил передоз. Говорили, что она это
специально. Никто не видел Эл. Джеки снова вышла работать на
улицу.
Я бродил по Тендерлойну под зябким ветром от бара к бару. Я
услышал смех, а потом и увидел ее. Среди девушек в парке стояла
Жаклин. Она увидела меня и подошла.
В ее глазах мерцал героин. Она сильно похудела. Подойдя поближе, она расправила воротник моего пальто и выпрямила мне галстук.
Потом подняла воротник от холода. Я стоял рядом, и мои руки были
глубоко засунуты в карманы. Я чувствовал себя точь-в-точь как в ту
ночь, когда танцевал с Иветт.
Мы задали друг другу вопросы без слов, одними глазами. Мы отвечали
точно так же. Все случилось очень быстро. Из ее глаз полились слезы, она отвернулась и ушла.
Когда ко мне вернулся голос, Жаклин исчезла.
Глава 4
Записка прыгнула на мою парту, скользнула по ней и свалилась на пол.
Я сжался и глянул на Миссис Ротондо. Она ничего не заметила. Можно
поднять.
Мир в опасности!!! Предки спросили, почему твои родители звонят и
просят позвать тебя. Я больше не смогу врать. ПРОСТИИИ!!!
Твой друг навсегда, Барбара.
Я посмотрел на Барбару. Она ломала руки и скорчила гримаску. Я
улыбнулся и кивнул, изображая, что курю сигарету. Барбара
улыбнулась и тоже кивнула. Ее дружба грела меня.
Барбара, с которой я дружил уже два года. Барбара сказала, что
встречалась бы со мной, будь я парнем.
Мы встретились в женском туалете. Две ученицы курили в открытое
окно.
— Где ты пропадаешь последнее время? — полюбопытствовала
Барбара.
— Все время торчу на работе. Нужно подзаработать, чтобы свалить из
дома. Предки меня ненавидят.
Я затянулся.
— Вот бы они были рады, не родись я вовсе.