Там пир был в самом деле настоящий, веселье непритворное: умирать больше не придется, к тому же правоты короля не чувствовали, явились из вассальной верности. Съестные припасы, заготовленные на недели осады, все были поданы на столы, а запасы вина нужно уничтожить за эту ночь, не бросать же, и с собой везти глупо.
Томас сразу ощутил, что отношение к нему изменилось. Встретили враждебно те, кто раньше вражды не выказывал, зато другие, даже неизвестные, кричали от восторга, били в щиты. Сперва ему показалось, что ослышался, но затем донеслось снова и снова: «Мальтона!», «Мальтон!», «Да здравствует Мальтон!», «Только Мальтон!»
Он пожал плечами.
—Упились?
Сэр Эдвин и калика обменялись заговорщицкими взглядами. Торвальд сиял, но глаза были тревожными, как у загнанного зверя. Слишком много свалилось на голову за последние дни. Осада замка, приезд блудного сына, поездка в Стоунхендж, гибель короля, Богородица, дракон, приезд во вражеский лагерь... Теперь эти восторженные крики. Такой быстрый переход от вражды, а она еще тлеет — у многих под стенами замка сложили головы друзья и родственники, — к изъявлениям дружбы, больше тревожит, чем радует!
Калика просматривал в библиотеке сэра Эдвина его книги, хмурился, иногда хохотал, хлопал себя по лбу, отшвыривал, разворачивал другие, ядовито и зло смеялся, но в глазах была смертельная тоска.
— Ночь, — бормотал он, — наступает ночь... Ночь разума, когда властвуют кошмары. И эта ночь, судя по всему, будет долгой. Неужто человечество так устало? А когда наступит рассвет? Каким будет утро нового мира?
В коридоре послышались торопливые шаги. Дверь с грохотом распахнулась. Вид сэра Эдвина был дик: волосы топорщились, как у ежа, глаза вытаращены, губы тряслись.
— Томас!.. Томаса в воинском лагере подняли по старинному обычаю на щит!
— Ага, — кивнул Олег отстраненно, — по старинному обычаю — это хорошо. Это надежнее. Значит, чтобы не драться друг с другом за опустевший трон, его предложили Томасу?
— Сэр калика, — воскликнул Эдвин шокированно, — ты даже не удивился?
— А разве не к этому шло?
— Да, но...
— Сэр Эдвин, а ты читал эту книгу внимательно, здесь же совсем не так толкуется учение Христа...
Сэр Эдвин замахал руками.
— Сэр калика! Какое учение, какой Христос? Томаса избрали королем всей Британии!
— Ну, скажем, не всей... Там на севере еще немало земель со своими
правителями. А что скажешь по поводу ереси Ариана? Тот доказывает, что Христос был простым человеком, а раз так, то...
Сэр Эдвин попятился, замахал руками, исчез за дверью. Калика вздохнул, отодвинул книги. Человеку нужна ночь, иначе спятит. Наверное, нужна и человечеству. Лишь бы утро было здоровое.
Светает, подумал он. Как поднимется солнце, надо ехать обратно на Русь. Там уже что-то случилось. На Руси всегда что-то случается.
Томас на рассвете вернулся в замок. Нужно собраться к переселению в королевский замок, отдать распоряжения на завтра, расставить своих сторонников во главе войск, пересмотреть срочные указы, отменить ряд старых, подтвердить еще более старые, успеть многое, а времени, как всегда, одни обрезки...
В замке была суета, все уже знали, что молодого сына их хозяина избрали королем. Томас, морщась, прошел в свои покои. Он едва не упал, когда грубая рука схватила его за плечо.
— Сынок, не проспи главное!
Он судорожно ухватился за меч. Отец смотрел в исхудавшее лицо сына с укором и жалостью.
— Что... что стряслось?
— Она уже оседлала коней, — ответил отец. — Сынок, твоя женщина уходит.
— Крижана ушла еще позавчера, — ответил Томас, морщась при одном воспоминании о том позоре. — Но она обещала утром приехать за ответом.
— Я говорю о настоящей женщине, сынок.
Томас как вихрь взвился, вылетел из комнаты, едва не выбив дверь, что открылась недостаточно молниеносно.
Глава 16
Яра, полностью одетая в дальнюю дорогу, ткнула коня кулаком в живот, чтобы не хитрил, не надувал пузо, затянула подпругу потуже. Олег привел запасных, уже навьюченных. На громадном белом коне с гривой и хвостом цвета червонного золота и звездными глазами, были упакованные доспехи и оружие Богородицы. Если бы взял все, что надавал благодарный сэр Торвальд, пришлось бы из ворот замка вывести караван. Не только из Британии, со всех островов слетелись бы разбойники. Пришлось бы ехать дальше голыми, да и то при удаче. Так объяснил отцу будущего короля, благородному сэру Торвальду.
— Может, попрощаемся с ними? — спросил он без всякой уверенности в голосе.
— Нет! — отрезала Яра злым голосом. — Здесь принято уходить не прощаясь.
За воротами замка протрубил рог, послышался стук копыт, голоса. Затем заскрипели и зазвенели цепи подъемного моста, ворота медленно отворились. Во двор въехали группа всадников. Впереди рядом с рослым немолодым мужчиной благородной осанки ехала Крижана. Лицо ее было бледным, глаза покраснели, как у кролика, а нос чуточку распух, Впрочем, держала она его гордо и надменно.
— Вовремя! — сказала Яра свирепо. — Лучше бы баба с пустыми ведрами дорогу перешла!
— Эта? — спросил Олег.
Через двор, пересекая дорогу к воротам, торопливо просеменила дворовая девка с пустыми ведрами на коромысле. За ней опрометью пронеслись две тощие черные кошки. Следом прошел священник.
Яра стиснула зубы. По лестнице, гремя подкованными сапогами, опрометью сбежал Томас. Он просиял, увидев Яру, но тут же увидел приближающихся всадников.
Мужчина первый слез с коня, подал руку Крижане. Она спрыгнула легко и грациозно, едва коснувшись его руки. Яра фыркнула, одним прыжком взлетела в седло.
Томас, видя, что она сейчас галопом ринется в ворота, а ее рыжую кобылку не догнать даже его белому жеребцу, заорал во весь голос:
— Стой!.. Стой!.. Мне нужно тебе сказать так много!
Яра надменно оглянулась.
— Мне много не надо.
Олег покосился на рыцаря, но тот не понял, протянул к ней руки.
— Что стряслось? Ну что я такого сделал?
Яра подобрала поводья, подбородок ее был гордо вскинут. Она смотрела мимо Томаса на ворота. Стражи, повинуясь ее требовательному взгляду, распахнули створки снова.
Крижана замедлила шаг, глядя то на женщину-воина, то на растерянного человека, не узнавая отважного рыцаря: башня Давида, стены Иерусалима, подвиги в сарацинских песках...
Томас закричал в отчаянии:
— Сэр калика!.. Помоги!.. Хоть демонов позови, но помоги!
— Демоны здесь не помогут.
— А кто?
— Никто. Даже твоя Пресвятая Дева.
— Сэр калика!..
— Она наверняка на ее стороне.
Томас ухватился за стремя, не отпуская Яру. Она угрожающе подняла хлыст. Он закричал:
— Погоди! Мне так много нужно тебе сказать!
— Мне много не надо, — повторила она настойчиво, как глухому.
Томас опять не понял, не отпускал ее стремя.
— Яра, — сказал он измученно, — я не могу без тебя... Я просто не понимал, ибо ты была рядом... Но с той минуты, как увидел, жил для тебя, все делал только для тебя. Я даже мыться стал чаще, когда сказала про тех разбойников! Когда я сказал, что беру тебя в Британию, потому что помогаешь нести Святой Грааль, я врал безбожно даже самому себе. О нем ли пекся? Только о том, чтобы ты была рядом! И грызся с тобой, придирался, потому что мучительно искал в тебе изъяны... и не мог найти. Сегодня я в родном замке, среди своих... но ощутил себя затерянным в ночи, потому что ты далеко... Уходя, ты забираешь мое сердце... и не так, как поют менестрели, а по-настоящему. Я умру, как только выедешь за ворота!
Она все еще гордо поднимала подбородок. Хриплым голосом попросила:
— Скажи... это... еще раз.
— Яра, — сказал он, чувствуя, как меняется мир, — я люблю тебя!
В мертвой тиши, когда все замерли, она мгновенно оказалась рядом. Щеки ее были мокрыми, Томас потрясенно понял, что она гордо вскидывала подбородок, чтобы не выронить слезы.
Он обнял ее, прижал к груди. В тиши стражи радостно заорали, грянули рукоятями о щиты. Испуганно заржали кони.
Сэр Торвальд подошел с испуганным лицом. Глаза его смотрели поверх головы Томаса. Всадники за спиной барона Стоуна бросили ладони на рукояти мечей. Запахло кровью.
— Томас, — сказал отец, — Ты хорошо подумал? Лучше Яры, говоря между нами, мужчинами, трудно отыскать жену, но... проходит старое доброе время, когда короли женились на простолюдинках. Это рассорит нас со всеми королями Британии... да и других стран. Плохое начало для молодого короля!
— Отец... — выдохнул Томас, — Это время никогда не пройдет.
— Сын, жизнь — не песни менестрелей!
— Любовь всегда будет дороже короны.
Отец вздохнул.
— Похоже, корону ты проносишь всего день. И то неполный.
В крупных глазах Крижаны блестели озера слез. Она прижала кулачки к груди. Томас тяжело вздохнул, чувствуя, что гора все еще не свалилась. Яра отстранилась, не отпуская Томаса. Ее глаза быстро пробежали по всему двору, остановились на МакОгоне, Крижане.
— Томас, — сказала она, — ты должен решать быстро!
— Я? Что я могу? — ответил он отчаянным, но просветленным голосом, — Я уже решил. Мы не расстанемся. Чашу донес, а теперь хоть в изгнание... хоть еще дальше. В твою Русь, к примеру, где дикие звери...
Яра смотрела внимательно, вздохнула:
— Увы, я из Руси. По нашему покону, жены должны следовать за мужьями.
Отец тоже вздохнул, сказал тяжело:
— Мы перессоримся со всеми соседями и благородными семьями.... Томас, тебе бы опору!.
Яра надменно оглядела всех из-под приспущенных бровей. В напряженной тишине громко и повелительно произнесла в пространство:
— МакОгон! Мне кажется, ты можешь наконец выплеснуть то, что тебя распирает как перебродившее вино.
МакОгон шагнул вперед, поклонился. Вид у него был сияющий, гордый. Он выпячивал грудь, важно раздувал щеки, даже помолодел и просветлел лицом.
— Благодарю, благородная Ярослава. Благородный сэр Торвальд, сэр Стоун и прочие благородные рыцари! Я счастлив наконец-то сказать, что некогда служил благородной княжне Ярославе Тьмутараканской, дочери Хочьимира и внучке императора германского, племяннице короля французского, внучатая племянница короля Британии Гарольда II. Ее отцу принадлежит... принадлежало княжество Тьмутараканское. Мы служили ему верой и правдой, раздвигали пределы, собирали дань с соседей. А когда воцарился мир, не все слезли с боевых коней... Самые отважные, это я о себе и тех, кто