Лес впереди стоял черной непроходимой стеной. Олег лишь смерил его сумрачным взглядом, а в ближайшей веси хладнокровно продал коней. Яра лишь поморщилась, а Томас сказал с благородным негодованием:
— Сэр калика!.. Иногда мне казалось, что ты человек благородного происхождения, а теперь за версту вижу, что ты даже не рус вовсе!
— А кто?
— Цыган! — заявил Томас убежденно. — Это они постоянно продают да покупают коней.
Калика пожал плечами.
— Я продаю с выгодой. Мы продали восемь простых, а когда минуем лес с его буреломами, купим на эти деньги четверых добротных.
— Я и говорю, что ты цыган.
Калика замедленно запустил пятерню в рыжие волосы на затылке, почесал с наслаждением.
— Кто знает?.. Может, и цыган тоже.
Яра сказала ядовито:
— Не англ, точно. У цыгана так кошелек с деньгами не срежут.
Томас потемнел, полдня шел через лес такой подавленный и молчаливый, что даже Яре вроде бы стало жалко молодого рыцаря. Калика вел через чашу, прислушивался. Дважды они слышали стук копыт, ругань, затем голоса преследователей стихли.
Отдыхать калика не давал, гнал и гнал через лес. Яра снова стерла ноги, но терпела, не желала унижающей человека жалости. Тем более от этого отвратительного надменного бесчувственного англа, который весь в железе, как перловица в раковине, словно такой же слизняк и неумеха...
Она вспомнила его белую, нетронутую загаром грудь, густые кудрявые волосы на широких пластинах мышц, два узких шрама слева от ключицы, и кровь прилила к щекам, а ноги потяжелели еще больше.
Привал был, как отпущение всех грехов. Яра ощутила такое облегчение, что едва не потеряла сознание. Мясо выпадало из ослабевших пальцев, а челюсти едва двигались. Она засыпала от изнеможения с куском хлеба в руке, когда донесся приглушенный голос:
— Они близко.
— Оставили коней? — спросил Томас.
— Шахрай все оставит, кроме этой женщины. Вот дурак, а?
— Ты сам говорил, на дураках мир держится. Затаимся или...?
— Ты затаись, присмотри за Ярой. А я схожу посмотрю.
Послышалось шуршание, затем голос Томаса:
— Я пойду... Мы пойдем по твоим следам. Пока сможем, конечно.
— Лады. Как потеряешься, сразу схоронись и жди.
Шаги калики удалились, стихли. Яра с усилием разомкнула слипающиеся веки. Вздрогнула: темнота была такой, словно она не раскрывала глаз. Из тьмы медленно выступали деревья, а на темнеющем небе уже поблескивали звезды.
Томас властно поднял ее на ноги.
— Надо идти. Я помогу.
Яра вяло отстранилась, вложив в это движение все душевные силы. И остаток телесных. В голове гудело, виски начало ломить тупой болью. Она чувствовала, как рыцарь вешает и ее мешок на свои плечи, но сделала вид, что не заметила. Пришлось бы благодарить, а кто знает, какой благодарности возжелает этот наглец, которому там какие-то на Востоке доказывали преимущества ислама.
Они шли в темноте, и она стукнулась о его спину так, что думала, собьет с ног. Наконец его сильная рука ухватила ее за локоть, удержала.
Несколько мгновений слушали ночь. Тишина стояла мертвая, даже она чувствовала что-то противоестественное в такой тиши. Наконец она решилась освободиться от его руки, шевельнулась, но пальцы стиснулись с такой силой, что едва не вскрикнула.
Почти одновременно донесся волчий вой. Томас пригнулся, потянул ее вниз. Яра сжалась, понимая, какой дурой оказалась и что в самом деле могла погубить их всех. Томас прижал ее к земле, она слышала его дыхание. Он был тяжел, как скала, хотя она чувствовала, что опирается на локти.
Потом в ночном воздухе что-то произошло. Она ощутила легкое движение, словно огромная сова бесшумно пролетела над ними. Томас вжимал ее в землю, пальцы второй руки накрыли ей рот. От него тоже пахло потом, а у нее был хороший конь, она любила его купать и чистить, любила его запах...
Она расслабилась, это было незнакомое приятное чувство. И приятно было ощущать его сильные пальцы на губах.
В ночи раздался другой волчий вой. Томас напрягся, шепнул:
— Оставайся здесь. Не двигайся!
Он неслышно исчез, но с ним ушло и ощущение защищенности, надежности. Теперь она лежала на спине, открытая всем опасностям.
Его не было долго, она издергалась в ожидании. Волком выл, без сомнения, калика. Удивительно, что Томас понимал. Или у всех воинов похожие знаки?
Когда Томас возник рядом, она ощутила такое облегчение, что непроизвольно ухватила рыцаря за руку. Он был слишком занят разговором с каликой — тот явился тоже, не заметил даже, она же сразу ощутила уже испытанное чувство защищенности.
Они двигались через лес зигзагами. Яра сразу потеряла направление, ибо сворачивали часто, иногда затаивались, без всякой причины останавливались, нюхали воздух. Один раз ей показалось, что уловила запах дыма, но ощущение сразу же исчезло. Ветки скрывали небо, она не могла понять, как находят дорогу, однако мужчины часто задирали головы, что-то высматривали.
Постепенно ноги стали тяжелыми, а мешок на спине таким, какой собиралась нести. Потом еще тяжелее и еще. Наконец она тащила целую гору, а ноги были тяжелыми как наковальни, и такими же поворотливыми.
Следы ночевки засады они нашли за две версты от костров. Томас объяснил, что имеют дело с опытными воинами. Только неумелые спят ночью возле костров. Умелые возле костров лишь ужинают, а спать уходят далеко.
Дорога вышла из леса, а дальше в двух-трех верстах на крутом холме виднелся грозный замок. Именно замок, а не терем, а холм явно насыпан человеческими руками. Боги создавали холмы для красы или забавы, не думали, что будущие людишки даже их приспособят для обороны. Да и пустошь вокруг замка не сама по себе возникла: лес здесь рубили и жгли нещадно, а каждую весну выпалывали молодые дубки и березки, даже кусты, под прикрытием которых можно подобраться к замку.
При взгляде на замок Томас ощутил мурашки по коже. Среди оранжевого мира поздней осени, на фоне синего чистого неба он был как вызов красоте и небу. Он был мертв, от него несло смертью. Крепостная стена из каменных глыб, ни одного бревна, сам замок похож на гигантскую серую глыбу с узкими щелями бойниц, глубокий ров вокруг холма, второй ров вокруг замка прямо под крепостной стеной, блестят натыканные в землю обломки кос и острозаточенные колья, узкий подъемный мост, ныне поднятый, тяжелые глыбы камня на стенах, готовые обрушиться на голову осмелившегося постучать в ворота....
Томас с неудовольствием покачал головой.
— Без замков и крепостей не обойтись, но зачем свое жилище делать таким нарочито страшным, неприятным?
Калика предположил:
— Я знаю жуков, что едят только траву, а прикидываются звероедами... Есть мухи, что от жалящей осы не отличишь...
— Боюсь, что это не тот жук. Как собаки похожи на своих хозяев, так и замки. Я по облику замка могу сказать, каков здесь хозяин.
Калика с любопытством посмотрел на рыцаря. Томас перехватил взгляд Яры, приосанился.
— Он высок ростом, худ, черен, как ворон... жилист, ему около сорока лет, в полной силе...
— Ну-ну, — подбодрил калика, — а нрав? У собак и нрав, как у хозяина!
— Он свиреп, лют, но осторожен. Тоже окружает себя защитным рвом и валом из стражи, а пробраться к нему можно только через подъемный мост — его личного дворецкого. Однако при нужде он сам хватается за меч... нет, похоже, пользуется боевым топором... и орудует им быстро и умело.
— Откуда видно?
— Человек, который так тщательно строил замок, проводит больше времени в упражнениях с оружием, чем за пиршественным столом. Думаю, ему предложи две, а то и три телеги наших Ярослав, он и не посмотрит в их сторону. Это не тупоголовый слюнтяй Шахрай, который...
— Ладно-ладно, — прервал калика, видя что рыцарь мгновенно вскипел: по лицу пошли красные пятна гнева, а жилы на лбу вздулись, — ты скажи, как нас примут.
Томас долго думал, мерил взглядом высоту стен, смотрел на едва видные бойницы. Ответил неожиданно:
— Нам лучше идти мимо.
— Ого!
— Я не жду ничего доброго от хозяина этого замка.
Неожиданно раздался голос Яры:
— Мудрый калика, лучше послушать этого железного чурбана. Сам знаешь, ворон ворону глаз не выклюет, а дурак дурака видит издалека... Ему виднее. Если говорит, что там опасно, то лучше давай-ка мимо.
Томас хотел было сказать, что их спутник такой же калика, как он сарацин, но смолчал. Все-таки злая женщина, хоть и с оговорками, но поддержала, что было неожиданно приятно. Не так льстило, когда король похвалил его за штурм сарацинского лагеря и захват гарема султана... гм...
— Вот видишь, — сказал он калике, — даже женщина с ее крохотным умом, а его, как говорит мой дядя, меньше, чем у сверчка в ляжке, понимает.
Он свернул на тропинку, ведущую по опушке леса. Дорожка словно бы сама опасалась грозного замка, кралась по самому краю, изредка вовсе ныряла в лес, лишь завалы и заросли ее заставляли выходить из чащи.
Так прошли с полверсты, когда Томас насторожился.
— Либо мне чудится, либо...
— Не чудится, — ответил калика невесело. — За нами погоня. Я давно чую стон земли.
— Шахрай?
— Кто еще... За нами десятка три всадников. Кони идут тяжело, дружинники в полном доспехе и вооружены до зубов.
— И есть запасные кони, — проговорил Томас медленно.
— Да что решать, — сказал калика с досадой. — Надо спешить к замку. Каков там хозяин, бабка надвое сказала, а Шахрай с живых шкуры теперь сдерет...
Томас ни слова не говоря повернулся и побежал к замку. Они были к нему на полпути, когда из леса выметнулись всадники. Калика как в воду глядел: кони были огромные, а всадники в полном доспехе, с копьями в руках, мечами на поясах, щиты и луки приторочены к седлам. У каждого третьего за плечами торчал арбалет.
Заорали, увидев, но трое уже во всю мочь неслись к замку. Яра начала прихрамывать, лицо ее было страдальческим. Томас оглядывался, наконец приотстал, заорал бешено: