— Я буду солодовый, если что.
Хаммель развернулся и взял бутылку «Гленливета».[34] Пискнула пробка. Отмерять он не стал — налил от души.
— Насколько я понимаю, содовая не понадобится, — сказал он, ставя стакан перед Ребусом. Потом протянул руку. — Ровно на пятерку.
Ребус посмотрел на него, улыбнулся и вручил деньги. Хаммель не стал проводить их по кассе — просто сунул их в карман. Слежки Ребус не заметил и теперь гадал, что взбрело бы в голову Малькольму Фоксу, узнай тот об этой встрече.
— Значит, вы — Джон Ребус, — изрек Хаммель.
Голос у него был низкий, клокочущий, словно ему не мешало откашляться. Ребус знал жулика, который говорил так же после того, как пытался удавиться полотенцем в своей камере.
— Наверное, да, — отозвался он. — Точно так же, как вы — Фрэнк Хаммель.
— Я слышал про вас. Вы знаете, что я работал с Кафферти?
— Судя по его словам, вы работали на него, а не с ним.
— В те времена он вас люто ненавидел. Послушали бы вы, что он хотел сделать с вами и вашими… — Хаммель выдержал паузу, чтобы его слова хорошо дошли до слушателя.
Он направился к угловому столику, перенес на стойку пиццу и взял себе кусок.
— Неплохая пицца, — похвалил Ребус.
— Попробовали бы они сделать плохую. Я им сказал, что с ними случится, если сыр будет слишком тягучий. — Он откусил немного. — Не выношу тягучий сыр.
— Вам бы писать ресторанные обозрения.
На некоторое время воцарилось молчание — оба жевали.
— Знаете, что я думаю? — сказал наконец Хаммель. — Я думаю, что эта пицца вообще без сыра.
— Единственное решение проблемы, — констатировал Ребус.
— Значит, вы с Кафферти теперь закадычные дружки, — продолжил Хаммель, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Эта новость расходится все шире и шире.
— Никогда не задумывались, в чем его интерес?
— Постоянно задумываюсь.
— Эта скотина говорит, что отошла от дел, как будто всегда мечтала лишь об игре в шары и паре тапочек.
Ребус вытащил платок и начал вытирать жир с пальцев. Одного куска пиццы ему хватило.
— Не нравится? — спросил Хаммель.
— Не такой голодный, как вообразил. — Ребус поднес к губам стакан с виски.
— Даррил говорит, что вы работаете с глухарями. Откуда вдруг такой интерес к Аннет?
Ребус немного подумал, прежде чем ответить:
— Возможно, мы имеем дело с шаблоном.
— Это что значит?
— На протяжении нескольких лет там исчезали и другие женщины. Нам известно о трех таких случаях. Первый — в тысяча девятьсот девяносто девятом году. Все они имели место на дороге А-девять или поблизости.
— Впервые слышу.
— Вот я и хотел, чтобы вы узнали.
Хаммель, прищурившись, уставился на Ребуса:
— Почему?
— Потому что вы, наверное, составляете список врагов, думая, что это дело рук кого-то из них.
— С чего вы взяли, что у меня есть враги?
— Бизнес, которым вы занимаетесь, не лишен профессиональной вредности.
— Вы думаете, что я возьмусь за вашего дружка Кафферти? В этом все дело — хотите прикрыть его задницу?
— Если вам нужен Кафферти — бога ради. Но вы, я думаю, ошибетесь. — Ребус поставил полупустой стакан. — Как чувствует себя мать Аннет?
— А как, по-вашему, она может себя чувствовать? Она места себе не находит. Вы и вправду считаете, что это сделал какой-то больной урод, который и раньше этим занимался? Каким же образом ему удавалось уходить от вас?
— Пока это только гипотеза…
— Но вы в нее верите?
— Это гипотеза, — повторил Ребус. — Но вы должны знать, что она существует, если не хотите наломать дров.
— Справедливо.
— Давно Даррил на вас работает?
— Еще до окончания школы начал.
— Я обратил внимание — он оставил себе отцовскую фамилию.
Хаммель смерил Ребуса недовольным взглядом:
— Парень волен делать то, что ему хочется. Эта страна вроде была свободной, когда я в последний раз задавался этим вопросом.
— Я полагаю, отца Аннет известили?
— Конечно.
— Вы довольно давно знаете эту семью?
— А вам какое дело?
Ребус пожал плечами, глядя на задумавшегося Хаммеля.
Наконец тот спросил:
— Я могу чем-то помочь?
Ребус помотал головой.
— Может быть, деньги? Или ящик виски?
Ребус сделал вид, что взвешивает предложение.
— Давайте, вы не возьмете с меня за пиццу.
— А с чего вы взяли, что я вообще за нее платил? — фыркнул Фрэнк Хаммель.
16
Шивон Кларк жила в квартире с высокими потолками на первом этаже типового дома в георгианском стиле близ Броутон-стрит. Каждое утро она совершала пятиминутную прогулку до работы, и этот район с множеством баров и ресторанов ей нравился. На вершине холма находился кинотеатр, рядом — эстрада, где давали концерты, а на Лейт-Уок — все магазины, какие душе угодно. С задней стороны дома располагалась уже подсохшая общая зеленая площадка, где она на протяжении нескольких лет встречалась со своими соседями. У Эдинбурга была репутация города холодного и далекого от цивилизации, но ей так никогда не казалось. Встречались тихие, застенчивые люди, желавшие одного: жить без волнений и шума. Соседи знали, что она служит в полиции, но никто ни разу не обратился к ней за помощью или одолжением. Как-то раз одну из квартир на первом этаже взломали, но все постарались показать Кларк, что не винят ее в случившемся.
Она собиралась сходить вечером в тренажерный зал и даже успела переодеться, но вместо этого уселась на диван и принялась изучать телевизионную программу. Когда телефон известил ее, что пришла эсэмэска, она решила не обращать на это внимания. Потом раздался звонок в дверь. Она вышла в коридор и нажала кнопку на интеркоме.
— Да?
— Инспектор Кларк? Это Малькольм Фокс.
Кларк втянула воздух сквозь зубы.
— Как вы узнали, где я живу? Или это дурацкий вопрос?
— Можно войти?
— Нет, нельзя.
— Есть какие-то конкретные причины?
— Я жду гостя.
— Может быть, старшего инспектора Пейджа?
«Черт побери, „Жалобы“ и впрямь знают всё…»
— Вы что-то скрываете, инспектор Кларк? — спросил Фокс.
— Я ценю мое личное пространство.
— И я, представьте, тоже. И в тот раз, когда мы случайно встретились, я полагал, что наш маленький разговор останется между нами.
— Так бы и сказали.
— Тем не менее я могу понять, что Джон Ребус — ваш старый и дорогой друг. Вы, вероятно, не чувствуете никаких угрызений, делясь с ним информацией.
Хотя их разделяли две двери, семнадцать каменных ступенек и коридор, ей чудилось, что его рот всего в дюйме от ее лица. Она слышала каждый его вздох.
— Помощь Джона Ребуса в расследовании дела Маккай неоценима, — отрезала она.
— То есть он еще не успел отличиться — по крайней мере, вы об этом не знаете.
— Почему бы вам просто не оставить его в покое?
— Почему вы не хотите понять, что он ни капли не изменился? Только не говорите, что вам стало легче жить, когда он обманом пристроился к делу Маккай…
— Что вы хотите сказать?
— Почему он, по-вашему, влез в это дело? О чем рассказывает своему дорогому дружку Кафферти? Одно дело — глухари, но теперь он вхож во все кабинеты на Гейфилд-сквер.
— Вы сами не понимаете, какую ерунду несете.
— Я вижу, когда полицейский идет по дурной дорожке. Ребус столько раз переходил красную черту, что она вообще стерлась. С его точки зрения, он идет верным путем, а если мы все считаем иначе, ему наплевать.
— Вы его не знаете, — не сдавалась Кларк.
— Так помогите узнать — расскажите о каких-нибудь делах, которые вы вели вместе с ним.
— Чтобы вы все перевернули с ног на голову? Я не такая дура.
— Я знаю, об этом и речи нет, и вы теперь можете доказать это наверху людям, с которыми я ежедневно общаюсь.
— Я сдаю друга, а вы замолвите за меня слово насчет повышения?
— Джон Ребус должен вымереть, Кларк. Ледниковый период наступил и закончился, а Ребус каким-то образом остался плавать, тогда как все мы эволюционировали.
— Я лучше врежу Дарвину гвоздодером, чем эволюционирую в нечто вроде вас.
Она услышала его тяжелый вздох.
— Мы не такие уж и разные, — сказал он устало и тихо. — Мы оба совестливые и трудолюбивые. Я даже могу представить вас в «Жалобах». Может, не в этом и не в следующем году, но когда-нибудь.
— Я так не думаю.
— Чутье меня обычно не подводит.
— И тем не менее ваше мнение о Джоне Ребусе глубоко ошибочно.
— Время покажет. А пока держите с ним ухо востро — я это вполне серьезно. И звоните мне в любое время, если вам покажется, что он тонет. Или вообще пошел ко дну.
Она отпустила кнопку интеркома, вернулась в гостиную, подошла к окну и оглядела улицу.
«Куда он делся, черт побери?» — спросила она себя, когда нигде не увидела Малькольма Фокса. Потом прочла сообщение, пришедшее на телефон: «Я в пяти минутах от вас, и мы можем еще поговорить о вашем друге. Фокс».
У них был ее адрес и номер телефона.
И они знали о Пейдже.
Она села перед телевизором, но голова у нее кружилась.
— Спортзал, — сказала она, снова встала и оглядела комнату в поисках рюкзака.
17
Ребус уже преодолел большую часть пути до дома, когда ему пришла эсэмэска. От Нины Хазлитт: «Отель „Миссони“. Не слишком поздно, чтобы выпить по рюмочке?»
Он проехал по Мелвилл-драйв и повернул налево на пересечении с Буклеуч-стрит. Потом ему в голову пришла одна мысль, и он остановился. Проверил еще раз свой телефон и открыл список последних входящих звонков. Добавил в контакты номер Хаммеля. Пять минут спустя он припарковался на Джордж-IV-Бридж.[35] Служитель спросил его, собирается ли он остановиться в отеле. Это был подтянутый молодой человек в килте с зигзагообразным рисунком. Ребус покачал головой.
— В гости, — сказал он.