Бармен не только унес пустые стаканы со столика, за который они сели, но и протер его.
К тому же две первые порции им подали за счет заведения.
— Вряд ли я чем-то смогу помочь, — признался Кафферти.
— Я и не просил помогать.
— И все же… Если бы сгинули какие-нибудь бандюки, если бы они поссорились с людьми, с которыми ссориться не следует…
— Насколько я знаю, это были обычные женщины — можешь назвать их гражданскими.
Кафферти начал расписывать наказания, которых, по его мнению, был достоин виновный в таком преступлении, если окажется, что это дело рук одного человека, и закончил вопросом к Ребусу: какие тот испытывает чувства, когда осужденный получает меньше, чем заслужил, — меньший срок, меньшее наказание?
— Это не моя сфера.
— Все равно… Ты вспомни, сколько раз я на твоих глазах шел на свободу по приговору суда. А бывало, что и до суда не доходило.
— Да, это угнетало, — признался Ребус.
— Угнетало?
— Бесило. Дико бесило. И настраивало сделать так, чтобы это не повторилось.
— Но вот мы здесь сидим и выпиваем. — Кафферти чокнулся с Ребусом стаканом.
Ребус не сказал о том, что было у него на уме: «Дай мне полшанса, и я тебя все равно засажу». Вместо этого он допил свое виски и поднялся, чтобы взять еще.
Первая сторона «Астральных недель» закончилась, а чай в его кружке остыл. Он сел, достал телефон и визитку, оставленную Ниной Хазлитт, набрал номер.
— Алло? — ответил ему мужской голос.
Ребус неуверенно молчал.
— Алло? — На сей раз чуть громче.
— Прошу прощения, — сказал Ребус. — Может, я ошибся номером? Мне нужна Нина Хазлитт.
— Секундочку, сейчас она возьмет трубку.
Ребус слышал, как телефон переходит из рук в руки под звук телевизора.
— Алло?
Теперь это был ее голос.
— Извините, что звоню так поздно, — сказал Ребус. — Это Джон Ребус. Из Эдинбурга.
Он услышал, как у нее перехватило дыхание.
— Вы что-то?.. Есть какие-то новости?
— Нет, новостей никаких. — Ребус извлек медиатор из кармана и стал вертеть его в свободной руке. — Просто хотел дать знать, что не забыл о вас. Я собрал все дела и сейчас анализирую их.
— В одиночку?
— Пока да. — Он помолчал. — Извините, что потревожил…
— Трубку взял мой брат. Он живет у меня.
— Понятно, — сказал Ребус, не зная, что еще добавить.
Пауза затянулась.
— Так, значит, дело Салли открыли заново? — В голосе Нины Хазлитт звучали страх и надежда.
— Официально нет, — подчеркнул Ребус. — Зависит от того, что я накопаю.
— Что-нибудь уже есть?
— Я только-только начал.
— Приятно слышать, что вы взяли на себя такой труд.
Ребус гадал, протекал бы их разговор так же напряженно в отсутствие ее брата. И еще он спрашивал себя, какого черта он вдруг ни с того ни с сего позвонил ей — поздно вечером, когда единственным поводом для звонка была бы какая-нибудь новость, которая не могла ждать до утра. А так он подал ей мимолетную надежду.
Ложную надежду…
— Ну что же, — сказал он, — не буду вас больше задерживать.
— Еще раз спасибо. И звоните, пожалуйста, в любое время.
— Но не так поздно, наверное?
— В любое время, — повторила она. — Отрадно знать, что дело делается.
Он отключился и уставился на бумаги.
«Ничего не делается», — пробормотал он себе под нос, сунул медиатор в карман и поднялся выпить последний глоток перед сном.
5
Полицейского звали Кен Лохрин, и он уже три года был на пенсии. Ребусу пришлось выклянчить номер его телефона. Имя Лохрина обнаружилось в деле Зоуи Беддоус. Судя по материалам, он немало потрудился, ведя расследование. Его почерк и подпись появлялись раз двадцать. Представившись, Ребус первые пять минут потратил на разговор о радостях пенсионной жизни, обмен анекдотами и объяснение специфики работы отдела по расследованию нераскрытых преступлений.
— Лично я совершенно не скучаю по работе, — заявил Лохрин. — Стоило мне вычистить мой стол, как даже боли в пояснице прошли.
— Жалеете, что не было результатов по Зоуи Беддоус?
— Гораздо хуже, когда чувствуешь, что вот, ухватил, осталось совсем немного. С ней ничего похожего не было. Доходишь до какой-то точки и понимаешь — все, нужно заняться чем-то другим. Если, конечно, все глухари не повесили на тебя. Значит, вы входите в этот новый отдел при канцелярии прокурора?
— Не совсем. Я в Эдинбурге, в команде помельче.
— Тогда как же у вас оказалось дело Зоуи?
— Из-за девушки, которая пропала на пути в Инвернесс.
— Но случай с Зоуи — он четырехлетней давности.
— Все равно… — Ребусу понравилось, что Лохрин назвал Беддоус по имени. Это означало, что она стала для него человеком, а не просто номером дела.
— Вообще-то, я и сам об этом думал.
— О чем? — спросил Ребус.
— Нет ли тут связи. Но я уже сказал — четыре года…
— Был и еще один случай в две тысячи втором неподалеку от Стратпеффера, — сообщил Ребус.
— Похоже, вы говорили с той женщиной. Эвиморское дело.
— С Ниной Хазлитт?
— У нее дочь пропала на Хогманей.[15]
— Вы ее знаете?
— Я знаю, что после исчезновения Зоуи она осаждала штаб-квартиру конторы в Стирлинге.
— Но дело не только в ней. — Ребус чувствовал, что сказать об этом необходимо. — Теперь еще есть и Аннет Маккай.
— По прозвищу Зельда — я читаю по две газеты в день. Чтобы прогуляться до киоска. Иначе свел бы жену с ума.
— Я не спросил, где вы живете, мистер Лохрин…
— В Тилликолтри. Мы славимся складом обивочных материалов.
Ребус улыбнулся:
— Знаете, а я там, похоже, бывал.
— Вы и еще половина Шотландии. Значит, вы ищете связующее звено между этой новой девушкой и Зоуи Беддоус? Плюс Стратпеффер и Эвимор?
— Примерно так.
— И вы хотите узнать у меня про фотографию?
Ребус помолчал несколько секунд.
— Какую фотографию?
— Ту, что Зоуи отправила своему приятелю. Разве я об этом не говорил? Возможно, это совпадение, но я думаю, вы должны проверить…
— Это было в деле Зоуи Беддоус, — объяснил Ребус Шивон Кларк и рассеянно пригладил волосы. — Я должен был обратить внимание, но все затерялось в расшифровке допроса — всего одно упоминание. И фотография была отправлена даже не кому-то из ее близких друзей. А с ней никакого текста — только картинка, посланная в день, когда девушка исчезла…
Он разговаривал с Кларк в коридоре возле отдела криминальных расследований полицейского отделения на Гейфилд-сквер. Кларк слушала, скрестив руки, но в этом пункте остановила его жестом.
— Ты получил дела? Все до единого?
— Да.
— И ты все это обговорил со своим шефом Коуэном? — Она закатила глаза, поняв глупость собственного вопроса. — Зачем я спрашиваю? Конечно, ни о чем ты с ним не говорил — забрал все себе.
— Ты слишком хорошо меня знаешь.
Кларк на секунду задумалась.
— Можно взглянуть на фотографию?
— Мне нужно побеседовать с получателем. — Ребус замялся. — Конечно, говорить с ним не обязательно должен я…
— Хочешь на меня повесить?
— В день своего исчезновения Аннет Маккай отправила фотографию с телефона. В две тысячи восьмом Зоуи Беддоус сделала то же самое и с той же самой трассы. По-твоему, это не заслуживает внимания?
— А что с остальными — в Стратпеффере и Эвиморе?
— У Бриджид Янг не было телефона. И потом — разве тогда можно было отправлять фотографии с телефона?..
В ближайшей двери появился человек. Высокий, стройный, в хорошем костюме.
— Вот ты где, — сказал он.
Кларк выдавила улыбку.
— Да, вот я где, — подтвердила она.
Человек уставился на Ребуса в ожидании, что тот назовется.
— Джон Ребус, — отрекомендовался наконец Ребус.
Они обменялись рукопожатием.
— Я из ОРНП.
— Старший инспектор Пейдж, — сказала Ребусу Кларк.
— Джеймс Пейдж, — уточнил тот.
— Вы немного изменились, — заметил Ребус.
Пейдж недоуменно посмотрел на него.
— «Лед зеппелин»,[16] — пояснил Ребус. — Гитарист.
— Ах да, мой тезка. — Пейдж наконец-то попытался улыбнуться, после чего повернулся к Кларк. — Собрание группы контроля в час.
— Я буду.
Они смотрели друг другу в глаза чуть дольше необходимого.
— Рад знакомству, — сказал он Ребусу.
— И вас совсем не интересует, зачем я здесь?
— Джон… — остерегающим тоном проговорила Кларк, но было поздно.
Он шагнул навстречу Пейджу:
— Насколько я понимаю, вы здесь главный, поэтому вам следует знать, что, возможно, существует связь между Аннет Маккай и рядом других пропавших без вести.
— Вот как? — Пейдж перевел взгляд с Ребуса на Кларк, потом снова на Ребуса, но телефон в его руке завибрировал, и он уставился на дисплей. — К сожалению, должен ответить, — извинился он и обратился к Кларк: — Напиши мне, пожалуйста, краткую справку, хорошо?
Он устремился назад в кабинет, приложив трубку к уху. На несколько секунд в коридоре воцарилась тишина.
— Тебе помочь в составлении этой справки? — спросил Ребус.
— Спасибо, что забил в гроб еще один гвоздь.
Она снова скрестила руки на груди, и он подумал: уж не защитный ли это жест? В полицейском колледже он мало интересовался «чтением языка тела». В дверном проеме Ребусу хорошо была видна спина Пейджа. Аккуратная стрижка, на пиджаке ни складочки. Вряд ли ему больше тридцати — максимум тридцать пять. Полицейские начальники молодели…
— Я думал, ты встречаешься с кем-то из Ньюкасла, — словно бы невзначай обронил Ребус.
Кларк смерила его недовольным взглядом:
— Ты мне не папочка.
— Будь я твоим папочкой, я бы дал тебе несколько советов.
— Ты всерьез собираешься читать мне здесь лекцию об интимных связях?
Ребус изобразил гримасу.
— Может, и нет, — сдался он.
— Слава богу.