«Уеду, все равно уеду, – убеждала себя Гуся. – Как только ему снимут гипс, как только придет в себя старая ведьма. Уеду!»
Но постепенно все прошло – Гуся не могла, не умела злиться, ей не дано было копить обиды и припоминать прошлое.
И случилась ночь, когда они с Юрой снова стали близки, и самое стыдное, что она сама к нему потянулась. Выходит, простила. Наутро удивилась – отпустило! Обида испарилась, как не было! Какая она беспринципная, слабая и безвольная дура! Но стало же легче, значит, все правда – обиды нас разрушают?
Яська права – она существо без костей и стержня. Тряпка. Ее можно обижать, ломать через колено, унижать. Она отходчива до неприличия, не помнит обид. Ненадолго ее хватило. Стыдно, но факт, что тут поделать…
В конце концов, все совершают ошибки. И Юра, и она.
«Уйти смогу в любую секунду, – уговаривала себя Гуся. – Но как же хорошо на душе, как посветлело на сердце! Значит, хорошо, что я его простила? Значит, люблю?»
Постепенно все вошло в свою колею. Гуся ходила на работу, радуясь любой халтуре, Ксения Андреевна была по-прежнему мила и понапрасну не придиралась. Юра работал, днями не вылезая из-за письменного стола. Говорил, что возвращение жены его вдохновило. Но снова пошли отказы, и он постепенно падал духом.
Но спустя два года Киностудия детских и юношеских фильмов купила его сценарий. Снова радость, счастье и – деньги! И – удача! На работе Гусе предложили горящие путевки в санаторий на юг. Сто лет они нигде не были, а тут! Но встал вопрос, с кем оставить свекровь. Обзванивали знакомых и знакомых знакомых. Но найти сиделку оказалось делом не просто сложным – почти невозможным. Поездка была под угрозой, и Гуся впала в отчаяние. Прощай море и белый песок. Прощай надежда. С каждым днем она все больше сникала – подходила пора сдавать билеты.
И вот, буквально за пару дней до отъезда, когда они уже и не ждали, сиделка нашлась. Только тогда и решились сказать Ксении Андреевне, что уезжают. Оба – и Гуся, и Юра – тряслись, как на экзамене. Свекровь сидела как мумия, и на ее оскорбленном лице читалась страшная, смертельная обида. Но промолчала. Чудеса!
Сиделка пришла накануне отъезда. Гуся тряслась от страха – а вдруг не получится? Вдруг откажется Ксения или та женщина? Вдруг они не понравятся друг другу, не договорятся? Тогда конец, тогда все полетит к черту.
Стоявшая на пороге женщина напоминала учительницу: строгая темная юбка, блузка на пуговичках, темные лодочки и чулки. Чулки среди лета, в довольно теплом августе! Короткая, волосок к волоску, стрижка, ни грамма косметики, поджатые бледные губы, круглые очки и очень строгое выражение лица. Растерянная и испуганная, Гуся немного отпрянула.
– Елена Владимировна, – сухо представилась сиделка, без приглашения войдя в прихожую.
В руках у строгой дамы был саквояж – не чемодан и не сумка, а именно саквояж!
Елена Владимировна осведомилась, где можно вымыть руки. Указав на дверь ванной, Гуся бросилась за полотенцем. «Ого! – усмехнулась она про себя. – А с другой стороны, очень правильно! Молодец училка, аплодисменты, старухе она точно понравится».
Свекровь возвышалась на троне – гордо вскинутая голова, надменный взгляд, поджатые губы. Императрица, ни больше ни меньше! Гуся вздохнула.
Представившись и тепло улыбнувшись, Елена Владимировна бодро обратилась к старухе:
– Ну вот, дорогая! К вам прибыла компаньонка! «Вот как оно называется! – удивилась Гуся. – Не домработница, не прислуга, не сиделка, а именно компаньонка! А что, остроумно! И Ксении точно понравится!»
Растерявшись, Ксения Андреевна выдавила подобие улыбки.
– Ирина, дружочек, – сладко улыбнулась она, – будь добра, сделай нам чаю!
Гуся кивнула. Хотелось поскорее уйти к себе и наконец дособирать чемодан – времени до отъезда с вершок! Надежды на мужа, конечно же, никакой: Юра в быту абсолютно беспомощен.
Но делать нечего: подала на подносе в мейсеновских чашках свежезаваренный чай, не забыла витые серебряные ложечки, печенье в вазочке, розетки, вишневое варенье. В общем, этикет был соблюден – старуха это обожает.
Та, уже увлеченная беседой, кивнула невестке, как домработнице. Гуся осторожно вышла из комнаты – кажется, все срастается.
Да нет, Ксения не дура, училку не выгонит. Понимает, что остаться одной тоже не сахар. Правда, может выгнать из вредности, чтобы сорвать долгожданный отпуск.
Испуганная Гуся замерла у неплотно прикрытой двери – подслушивать, конечно, неловко и даже стыдно, но соблазн убедиться, что все идет по плану, был слишком велик. Слов было не разобрать, одни интонации: короткие, как кудахтанье, смешки старухи, сдержанный смешок компаньонки. Выходит, спелись. Ох, только бы не сглазить!
Через сорок минут Гусю вызвали на ковер.
Расслабленная и довольная, старуха блаженно улыбалась. Компаньонка, откинувшись на спинку кресла и наполовину сняв туфлю, мерно покачивала ногой.
– Ирина! – строго сказала старуха. – Мы с Еленой Владимировной договорились!
Боясь обнаружить бесконечную радость, Гуся кивнула.
– Прошу тебя, – продолжала та, – размести дорогую Еленочку и введи ее в курс дела: рацион, гигиенические процедуры, все мое расписание, ну и так далее.
Гуся снова кивнула.
«Дорогая Еленочка – ха-ха! Да эта Еленочка просто волшебница – так быстро и запросто найти путь к сердцу старухи! Ей-богу, я в восхищении!» И счастливая Гуся повела сиделку в комнату, где той предстояло жить.
Сурово нахмурив тонкие брови, с серьезным и сосредоточенным лицом «дорогая Еленочка» все, что говорила Гуся, аккуратным и очень красивым почерком записывала в блокнот. Гуся еле сдерживалась от смеха.
– Ужин на нас с Юрой не готовьте, мы не будем, нам некогда! – предупредила Гуся сиделку. – Чаю попьем с бутербродами и сразу ложимся. Нам рано вставать!
Зайдя вечером на кухню, чтобы нарезать бутерброды и вскипятить чай, Гуся обомлела – ого! На подносе, покрытом белой льняной салфеткой, лежали прозрачно нарезанные кусочки сыра, свежий огурец со сметаной, стакан ряженки и плошка с горячей овсянкой, над которой клубился парок. «Да, за старуху можно не беспокоиться», – решила она. Впрочем, беспокоиться Гуся не собиралась – еще чего! А вот компаньонка, кажется, высший класс. Как нам повезло! Спокойное сердце на отдыхе – это самое главное, правильно?
Порыдав на плече у любимого сына и небрежно кивнув невестке, старуха простилась.
Уже в поезде Гуся почувствовала запах свободы. Да нет, даже раньше – как только зашли на перрон! Ах, как давно она не ощущала этот восхитительный запах – запах вокзала и дальних дорог, перемен и ожидания, запах уголька и машинного масла, запах шпал и пережаренных пирожков, запах волнения, суеты, беспокойства и даже немного тревоги.
Впереди был почти целый месяц уединения, тишины, покоя. Синее море, белый песок и – свобода! Это ли не счастье!
Усевшись у окна, она жадно смотрела на пролетающие пролески, темные леса, поля и домики, стоящие вдоль полотна, на палисадники в пестрых астрах и георгинах, и ее сердце пело.
Как и ожидалось, санаторий не обрадовал – типичная советская постройка пятидесятых: обветшалые здания трехэтажных корпусов в стиле соцампир, потертые, пахнущие пылью красные дорожки на лестницах и в коридорах, пыльные фикусы в деревянных кадках, дешевые эстампы вперемежку с пафосными пейзажами. Муж усмехался, а Гусе нравилось все!
Номер оказался просторным и к тому же с балконом, откуда было видно море. Гуся смотрела на него и задыхалась от восторга – неужели это происходит с ней? И еще они вдвоем, и за стеной нет Ксении Андреевны, не слышно ее скрипучего и недовольного голоса, ее шаркающих шагов, ее тяжелых и громких вздохов, стука ее палки, вечного ворчания и недовольства.
За два дня Гуся освоилась – пока муж спал, она успевала сбегать на море, поплавать в полнейшем одиночестве, насладиться еще не проснувшимся днем и не разбушевавшимся солнцем. Песок в это время был еще прохладным, а вода, не успевшая остыть за ночь, – восхитительно теплой, ласкающей, нежной.
Публика была в основном пожилой, как и положено в санатории. Приветствовались разговоры о болезнях, обсуждение процедур, хороших и плохих врачей и медицинских сестер, массажистов и инструкторов по лечебной гимнастике.
Юру эти разговоры невероятно утомляли – от чего уехали, к тому и приехали. Но Гуся смеялась:
– Ну что ты, зачем реагировать? Это же совсем другая история, здесь даже смешно!
Даже ворчливые, вечно всем недовольные старики не могли испортить Гусе праздник.
От назначенных процедур она отказалась сразу, проявив несвойственную ей твердость:
– Только массаж и душ Шарко, и даже не уговаривайте! Я, доктор, приехала на море, и у меня ничего не болит! В общем, от своего общества я вас, простите, избавляю! Ну все, я пошла?
Усмехнувшись, доктор кивнул, подумав: «Какая славная женщина. Милая, непритязательная, с юмором. – И, вспомнив свою капризную и вечно больную жену, посетовал: – Бывает же! А вот муженек ее, кажется, большая зануда. Все пытается найти хвори и расстраивается, если их не находят!»
Заглядывая в блокнотик и что-то там черкая, Юрий исправно посещал процедуры – все, что были положены.
Гуся посмеивалась:
– Не теряй времени, наплюй! Ну побаливает спина – у тебя же сидячая работа! Лучше поплавать подольше, чем торчать в душном помещении.
Вечерами ходили в кино, гуляли по городку, ели мороженое и пили шампанское – не жизнь, а сплошной праздник!
И еще им снова друг с другом стало тепло и нежно, страстно и горячо, и Гуся нетерпеливо ждала каждой ночи – как раньше.
Она разглядывала себя в зеркало и удивлялась: свежая, загорелая гладкая кожа, пышные, чуть выгоревшие рыжеватые волосы – и это ей очень шло. Но главное – глаза! Глаза сияли, в них появилась загадочность, что ли. Но, обнаружив это, Гуся тут же смущалась, хотя видела, видела, что мужчины обращают на нее внимание, и это, признаться, было приятно.
А как ей шел открытый цветной сарафан! И розовые коралловые бусы, и обычн