– Я его люблю, – рыдала Гуся. – Я без него не смогу, понимаешь?
Яська возмущалась, пугала, уговаривала, увещевала, приводила примеры, пока не увидела, что бедная, измученная Гуся, уронив голову на кухонный стол, крепко спит.
Со вздохом отволокла ее в комнату, как тряпочную куклу. Раздела, уложила в кровать и села рядом – устала. Смотрела на спящую, постанывающую Гусю и вздыхала – никогда. Никогда та ее не послушает, и все будет по-прежнему. Такие, как Гуська, не принимают решения, такие живут и мучаются, пока не падают замертво. Жаль, а что делать. Такой уж характер, такая судьба! А ведь какой она хороший, честный и порядочный человек! Только кто и когда это оценит.
Муж Гусе этого демарша не простил.
– Не ночевала дома? Ушла, никому ничего не сказав? Не позвонила и не предупредила? Кто и чем тебя, дорогая, обидел?
Никогда прежде он на нее так не кричал. Ей было плохо, тошнило, кружилась голова. Хотелось под душ и спать, спать, спать… Но она стояла перед мужем навытяжку, как стойкий оловянный солдатик, с измученным и виноватым лицом, не перебивая и не оправдываясь, слушала, слушала, сгорая от чувства вины и стыда. Она виновата. Но когда же он замолчит! Ей бы в кровать.
С того дня ей объявили бойкот – ни свекровь, ни муж ее не замечали. Ни здрасте, ни до свидания. Словно ее нет в этом доме. Впрочем, ее и правда давно здесь не было – она тень, призрак, привидение.
Казалось, ей сочувствует одна компаньонка – с жалостью и сожалением бросает на нее короткие взгляды и предлагает крепкий кофе или сладкий чай. Но Гусе было не до того – ее трясло, как в ознобе, от чувства вины, от стыда и продолжало тошнить. Вытошнить бы, исторгнуть все это – обиды, холодное одиночество, свою неприкаянность, ненужность, бестолковость и слабохарактерность. Но нет, не получится. Она страшно провинилась, совершила ужасный поступок – напилась, как базарная девка, как уличная торговка. Мало что напилась, еще и не пришла ночевать и к тому же не позвонила. Что они пережили, ее родные? Вряд ли старуха расстроилась! Наверняка в душе надеялась, что Гусю сбила машина или что-то подобное. А Юрочка… На его лице сплошные страдания и боль, негодование и обида. Все правильно, она перед ним виновата!
Взяв телефон под одеяло, Гуся позвонила Яське. Та, слушая ее сбивчивый рассказ и всхлипывания, в голос ржала:
– А, обструкция! Ну все правильно. Гадина ты и шалава. Вот и получи!
На тихий Гусин вопрос: «Ясь, что мне делать?», та фыркнула:
– Ничего нового я тебе, подруга, не скажу. Собирай вещи и сваливай! Поверь, лучшее время! Только не говори мне, как ты любишь Юрочку.
Гуся положила трубку. Уйти? Собрать чемодан и уйти? В родительском доме, в конце концов, у нее есть своя комната, свой диван! Но мама? Как она расскажет, почему ушла от мужа? Потому что напилась и не пришла ночевать? Мамино сердце такого позора не выдержит. Соврать? Придумать банальную историю про Юрочкину измену? Господи, как же противно! Но кажется, это единственный выход.
Гуся попыталась встать, чтобы собрать вещи. Но голова закружилась, и она снова рухнула на кровать. И снова тошнота, рот, полный вязкой, тяжелой слюны, дрожащие руки и ноги и липкий, холодный пот по спине.
Два дня она не вставала. Муж спал в гостиной. Ну и отлично. Хотя бы без выяснений. Да и что уже тут выяснять?
Несколько раз на дню раздавался осторожный стук в дверь:
– Ирина Григорьевна! К вам можно?
Входила Елена Владимировна. Стройная, подтянутая, с идеально прямой спиной, с идеальной прической, идеальным маникюром – идеальная вся, от макушки до пяток В руках поднос – чай, в розетке варенье, тонко – идеально – нарезанный лимон. И сочувствующий голос, в искренности которого засомневается только последняя сволочь.
– Ирина, милая! Выпейте чаю с лимоном, и вам станет полегче!
Какая забота! Смешно.
– У меня все нормально, – буркала Гуся. – Спасибо. После чая и вправду тошнота оседала.
– Три дня тошнит? – удивилась Яська. – Нет, так не бывает! Водка была качественная, импортная, финская. Да и со мной же все нормально. Нет, Гусь! Здесь что-то не то. – И, помолчав, с сомнением повторила: – Да, Гуська. Точно что-то не то! У тебя нелады с печенкой или…
– Что «или»? – застонала измученная Гуся. – С печенкой у меня все в порядке.
– Или ты, подруга, беременна.
«Беременна! Глупость какая, при чем тут беременность? Да и… – Она задумалась. – Было. Два раза было, но… время было спокойное, вряд ли…» Гуся вытащила календарь, посчитала – господи, две недели задержка! Она завыла от страха и ужаса, накрывшись с головой одеялом. Беременная и так напилась! Вторая беременность, ей тридцать один. Нет, она будет рожать. И никто – никто, понимаете, не сможет ей помешать. Больше ее не поймать на ваши уловки: «Юрочка должен встать на ноги, Юрочка должен сделать карьеру, у Юрочки только-только начало получаться, Юрочка не должен отвлекаться на всякие мелочи». Это ее жизнь, ее, и только ее. И Гуся расплакалась. Услышат? И черт с ними – ей было на всех наплевать.
Через два дня, шатаясь от слабости и дурноты, она пошла на работу. Коллеги с сочувствием поглядывали на нее: молодая, а такая бледная, с черными подглазьями. Казалось бы, удачное замужество, муж человек приличный, интеллигент, не пьет и не гуляет.
– Сходи в медпункт, – шепнула одна из приятельниц. – Видок у тебя! Что-то с тобой, Ирка, не то.
В обеденный перерыв Гуся правда пошла к врачу – про обед и столовку думать было противно. Врач, молодая, красивая, яркая женщина, с прищуром глянула на нее.
– Тошнит, говорите, задержка? Я не гинеколог, осмотреть вас, как понимаете, не могу! Вам надо в консультацию, моя милая! Что-то еще?
Гуся мялась, колеблясь – сказать всю правду? Господи, какой стыд. Все же выдавила – скороговоркой, не поднимая глаз:
– Выпила так много впервые. Мне было очень плохо, так плохо мне никогда не было. Вот я и думаю – а на ребеночке это не отразится? Ну, вы меня понимаете…
Врач громко расхохоталась:
– На ребеночке? Милая вы моя! А сколько рожают алкаши? Пьют и рожают! И, что удивительно, у них здоровые дети! Да, да, абсолютно здоровые! А бывает и по-другому: порядочная, приличная женщина, занимается физкультурой, пьет свежие соки, ест творожок и рожает урода. Как так, почему? Науке неизвестно, но всякое может быть. Всякое. И именно с приличными женщинами, увы. – Она развела руками. – В общем, мой вам совет – в консультацию и поговорите с хорошим врачом.
Не поднимая глаз, Гуся поблагодарила и быстро вышла за дверь. Боже, как стыдно. После работы собралась в консультацию, но в тот день попасть туда не получилось – позвонила Вера Павловна и сказала, что плохо с мамой.
Выскочив из такси и увидев «неотложку», Гуся взбежала на третий этаж. Сердце выскакивало из груди. Мамочка, мама!
Мама лежала на носилках. Глаза закрыты, безжизненно висят руки. Губы не бледные – белые.
– Она жива? – закричала Гуся.
Соседка обняла ее за плечи:
– Жива, не ори! Но говорят, что инфаркт.
В машину «Скорой помощи» Гусю пустили – упросила. Сидела, держа маму за холодную руку. Инфаркт, увы, подтвердился.
И началась больница со всеми вытекающими. Гуся оттуда почти не выходила. Судно – вставать маме не разрешали, кормление с ложки, питье из поильника. Спала там же, в палате, на пустой койке, валилась с ног и молилась, чтобы еще пару дней койка оставалась пуста.
Про мужа и свекровь почти не вспоминала – мысли крутились вокруг мамы и беременности. Надо попасть в консультацию, просто необходимо. На день ее сменила Яська, и Гуся поехала.
Врачом оказался мужчина. Гуся, увидев его, заметалась, как птица в клетке: «Какой ужас, боже! Я не смогу!»
Смогла, деваться некуда. Врач подтвердил беременность.
– Будете рожать? – Он посмотрел в ее карту. – Вы замужем, да и возраст!
Теребя кисточку на сумке, Гуся проговорила:
– Я… очень хочу. Но есть одно обстоятельство… Вернее, не одно, их много.
Врач недовольно молчал – что бурчит эта женщина? И, глянув на часы, нетерпеливо спросил:
– Ну что там у вас? Какие проблемы?
На ее тихий и сбивчивый рассказ среагировал на удивление спокойно.
– Выпили? Бывает. Как отразится на ребенке? На этот вопрос никто не ответит. Как решат наверху. – Он выразительно поднял глаза к потолку.
– И все же, – тихо и настойчиво повторила Гуся, – скажите, пожалуйста, свое мнение!
Он разозлился:
– Вы что, за мнением сюда пришли? Мнения собираете? Чтобы потом прикинуть и посчитать – что перевесит? Все, уважаемая! Ваше время вышло. В коридоре еще толпа народу – уж извините! А решения такого рода принимает каждый самостоятельно, без посторонней помощи. Вот и решайте!
– Я не умею решать, – измученно и беспомощно улыбнулась Гуся. – Совсем не умею, совсем! Но вам все равно большое спасибо.
Мама поправлялась, но все еще была такой слабой, что оставлять ее одну было страшно. Гуся платила какие-то копейки медсестрам и санитаркам – хоть какая-то страховка. А ей пришлось выйти на работу. Дома все было по-прежнему. Ксения Андреевна в ее сторону не смотрела. Юрочка… Юрочка работал и при виде нее болезненно морщился. Кажется, теперь он ее презирал и брезговал ею. Только Елена Владимировна все так же была спокойна и беспристрастна. Казалось, только она немного сочувствовала Гусе. Услужливо предлагала поесть или чаю, спрашивала о здоровье мамы. «Выходит, у меня есть один союзник, – горько думала Гуся, – компаньонка». Но время поджимало, и Гуся решилась на разговор с мужем.
– Что? – недовольно переспросил он. – Серьезный разговор, не терпящий отлагательств? Я занят, Ирина!
Гуся настаивала, и, оторвавшись от густо исписанных листов, Юрий все же обратил на нее внимание. Услышав новость, не мог скрыть испуга:
– Рожать? Сейчас? В смысле – скоро?
– Не скоро, – вздохнула Гуся, – через семь месяцев…
– Остроумничаешь? – взвился муж.
Гуся неуверенно пожала плечами.