Минут через пять в купе ввалился огромный мужчина в мелких кудряшках, вытирающий потное, бордовое лицо. Запыхавшийся толстяк с трудом разместился на полке напротив и, пристроив чемодан, раскинувшись и расстегнув рубашку, принялся обмахиваться полотенцем и кряхтеть – жарко.
«Будет храпеть, – с тоской подумала Гуся. – Этот точно будет храпеть! С таким весом и с такими размерами… Да уж, не повезло… Но вдруг пронесет?»
Как всегда, она верила в лучшее.
Следом за толстяком появилась пожилая дама с очень недовольным лицом. Увидев Гусю, дама сладко улыбнулась.
– Девушка, милая, – протяжно запела она, – простите мое нахальство! Не могли бы вы…
– Поменяться полками? – не скрывая радости, улыбнулась Гуся. – Да запросто! Я обожаю верхнюю полку!
Женщина, наверняка готовая к скандалу и битве, растерянно хлопала глазами и не могла прийти в себя от счастья – вот повезло!
За две минуты до отправления, когда в третий раз настойчиво и напористо попросили провожающих покинуть вагон, в их купе зашел военный. Коротко и молча кивнув, он закинул вещи на верхнюю полку и вышел в коридор. Гуся чуть вытянула шею – интересно, кто провожает такого красавца? Оказалось, никто. Устало и равнодушно строгий военный смотрел на удаляющийся перрон. Впрочем, какое ей дело до красавца военного! Такие, как он, на таких, как она, не обращают внимания.
Вздохнув и поудобнее устроившись, Гуся уставилась в окно. Кудрявый толстяк с остервенением листал пухлую газету, а высокомерная дама копалась в чемодане. Бросив уничижающий взгляд на ненавистного ей толстяка, она сурово сказала:
– Мужчина! Покиньте купе минут на пятнадцать! Мне надо переодеться!
Толстяк вздрогнул, покраснел и мелко закивал:
– Да, да, разумеется!
«Хамка, – подумала Гуся. – «Покиньте купе»! Ни извините, ни будьте любезны. Противная тетка. Наверняка из работниц ЖЭКа или комиссионного магазина. Из тех, кому все должны».
Переодевшись в халат и домашние тапочки, нахалка улеглась и вкусно хрустнула яблочком.
Убаюкивающе, как метроном, плавно стуча колесами, поезд набирал скорость. Было душно и влажно, очень хотелось спать. Измученный народ слонялся по коридору – там были открыты окна. Заглядывая в чужие купе, бегали дети. Вскоре запахло знакомой дорожной едой – огурцами, котлетами, курицей.
Гуся уснула и проснулась, когда за окном была полная темень – ого! Половина девятого, ничего себе прикорнула! Все, ночью точно не спать. Пригладив волосы и поправив платье, она осторожно слезла с полки.
Вредная тетка спала, похрапывал и толстяк, а вот военного не было – наверное, где-то сошел.
Нет, не сошел – он по-прежнему стоял в коридоре, выходя в тамбур на перекур. Гуся исподволь посмотрела на него и тихо вздохнула – красавчик: темные, с нитками седины густые волнистые волосы, сурово сдвинутые брови, широкий подбородок с ямочкой, красивые скулы, упрямый рот, но главное – глаза. Синющие, как июльское небо. Таких ярких и синих глаз она не встречала.
Постояв с полчаса, Гуся ушла в купе. Ночка предстоит невеселая – душная, бессонная, с воспоминаниями и разными мыслями. В дороге всегда что-то подобное лезет в голову.
Лежа на узкой полке, Гуся смотрела в потолок. Внизу, слабо освещая купе, горела голубоватая лампочка. Очень хотелось пить. Но снова вставать, беспокоить людей – нет, потерплю.
Кудрявый толстяк совсем разошелся – от его могучего, с переливами и трелями, храпа дрожали стены.
Гуся свесила голову, посмотреть на вредную тетку – сейчас, кажется, будет скандал! Но нет – тетка сладко спала, и богатырский храп ей ничуть не мешал. Слава богу, скандалов Гуся не выносила. Полка красавчика майора по-прежнему оставалась пустой.
Покрутившись с полчаса, Гуся поняла, что терпеть жажду больше не может, и осторожно, стараясь никого не задеть и не побеспокоить, сползла вниз. Никто не проснулся, и, счастливо выдохнув, Гуся вырвалась на свободу.
В коридоре было прохладно – из открытых окошек дул свежий ночной ветерок. Продышавшись и попив из титана, она отправилась в туалет, потом мельком заглянула в тамбур. Дымя сигаретой, все с тем же серьезным и суровым выражением лица, стоял, прислонившись к стене, красавчик майор. Увидев Гусю, удивился:
– Перекурить?
– Нет, я не курю. Извините. Просто не спится.
– А «извините» за что? – Майор окинул ее быстрым, опытным, проницательным взглядом, от которого Гуся зарделась. – Вы вроде ничего такого не натворили! Или я чего-то не знаю? А, пришили кудрявого толстяка! Ничего, вас оправдают! И я с радостью пойду в свидетели. Это же надо – так мучить людей!
Она рассмеялась от всего сердца.
– Натворила! Да что я такого могу натворить? Сосед наш жив и, кажется, здоров. И храпят они на пару с соседкой. Выводят такие рулады!
Майор внимательно разглядывал Гусю.
– А вы из покладистых, верно? – неожиданно спросил он.
Смущенная, Гуся пожала плечами.
– Просто неохота туда возвращаться.
– А вы не возвращайтесь.
Гуся смотрела в окно. Вздрагивая на стыках, поезд прибавил скорость. За окном была непроглядная темень – ни огонька, ни деревни, ни полустанка. Задумавшись, отвлеклась. И тут же вздрогнула, почувствовав дыхание собеседника – он стоял у нее за спиной. Она обернулась и замерла от испуга – не мигая, он смотрел ей в глаза. От его темного, проницательного и странного взгляда Гуся страшно смутилась и опустила глаза. Казалось, она перестала дышать.
Судорожно вздохнув, он притянул ее к себе и поцеловал в губы.
От неожиданности Гуся дернулась, затрепетала, пытаясь вырваться, но его сильные руки крепко держали ее за плечи. Он мягко подтолкнул ее, прижал к стене, и она, совершенно растерянная и обмякшая, вдруг перестала сопротивляться. Все, что она запомнила – это сильные, нетерпеливые горячие руки, жаркое, пропахшее табаком дыхание и забытую, невыносимо сладкую боль во всем теле. Отпрянув от нее и застегивая брюки, он пробурчал что-то невнятное, кажется, извинение. Обессиленная, Гуся прилипла к прохладной стенке. Сил не было даже открыть глаза.
Сколько времени они провели в тамбуре? Гуся не помнила. Очнувшись, на дрожащих ногах, пошатываясь и держась за стенку, она шла в свое купе, утешая себя одной мыслью – майора там нет. Но он, отвернувшись к стене, крепко спал.
Она смотрела на его ровный красивый затылок, и почему-то ей было невыносимо его жаль.
Забравшись к себе, Гуся тут же уснула. Все ее тело было легким, воздушным, пустым и словно чужим. Она спала, не слыша ни тонких, с присвистом, рулад вредной соседки, ни угрожающих всхрапов кудрявого толстяка, и только слегка улыбалась, вдыхая слабый запах одеколона майора, еще не зная, что этот запах ей суждено запомнить надолго, навсегда, на всю жизнь.
Проснувшись от звона стаканов и не открывая от страха глаза, Гуся попыталась отогнать призрак вчерашнего дня. Может, это приснилось?
Ни вредной тетки, ни военного не было. За столом, уютно и вальяжно развалившись, с аппетитом чавкал потный толстяк.
Увидев Гусю, он виновато произнес:
– Мешал? Знаю. Жена из спальни пять лет как выгнала, сплю на кухне. Вы уж простите, девушка!
– Ерунда. – Гуся махнула рукой. «Все ерунда, все! По сравнению с тем, что было ночью…»
Она слезла с полки и побежала в туалет – умыться, почистить зубы, да и вообще посмотреть себе в глаза. Вот это было самое страшное. В мутном зеркале отражалось не чудовище с тремя головами, не лесная ведьма, не Баба-яга, а самая обычная женщина, точно такая же, как и вчера. «Ничего, ничего, слава богу.
А может, и вправду приснилось? Как было бы здорово. Так, все, не сегодня! Ругать, стыдить, грызть себя буду потом, а сегодня нет сил».
Вернулась в купе, и толстяк обрадовался:
– Чайку горячего? Я принесу!
– А где же наши соседи? – тихо спросила Гуся.
– Да вышли они! – бодренько сообщил храпун. – Где мадам не заметил, проспал. А майор в Курске. Ну и отлично. Меньше народу – больше кислороду! – разошелся он. – Если, конечно, никого к нам не подсадят. Хотя нет, вряд ли. Что там осталось?
Подсадят, не подсадят – какая ей разница? Ладно, хватит терзаний, и вообще. В жизни каждой женщины – она призадумалась над формулировкой – хотя бы один раз в жизни должно быть авантюрное приключение.
До Москвы оставалось всего ничего, пару часов.
Первый раз ее затошнило через три недели, в воскресенье, от запаха зубного порошка. Пошла к себе, легла на кровать, попила воды, но тошнота не отступала. «Что со мной? – удивилась Гуся. – Отравилась? Да вроде бы нечем…» На ужин была овсяная каша, на работе куриный суп и морковные котлеты с пюре, коллега принесла из столовой напротив.
Вздохнув, растерянная Гуся закрыла глаза. Скорее всего, переутомление! Да, точно, оно! Хотя странно, она только вернулась из отпуска.
Спала до позднего вечера и, открыв глаза, обомлела – на часах было полдевятого. Сползла с кровати, покачиваясь, пошла на кухню – очень хотелось пить.
Залпом выпила два стакана воды и облегченно выдохнула – кажется, полегчало.
Нина Васильевна жарила сырники и поглядывала на нее.
– Что, Ирка? Дрыхла целый день? – усмехнулась она.
– Ага! – смущенно ответила Гуся. – В чем дело, сама не пойму. Вроде только после отпуска. Отдохнула, отоспалась, а тут все время тянет в кровать. – И неожиданно, зажав рот рукой, бросилась в туалет.
Выпитая вода исторглась, как из фонтана.
Нина Васильевна ждала ее за дверью. Увидев бледную, перепуганную Гусю, она усмехнулась:
– Ну что, тихоня, оторвалась на курорте? И молодец, одобряю! Хоть так. Может, это и к лучшему.
– Что к лучшему? – тихо уточнила Гуся.
– Залет твой, балда! – рассмеялась соседка. – Ты что, не поняла, святая наивность? А вроде замужем побывала.
Увидев растерянное Гусино лицо, приобняла ее за плечи:
– Ты что, совсем дурочка, Ирка? Ну говори – было?
Гуся словно оглохла.
– Значит, было! – улыбнулась Ниночка. – Ну и правильно! Молодец, одобряю! Захочешь – родишь. А нет, тогда все равно приключение.