Юля медленно опустилась на ящик. Протянула руку – Лелька поняла и сунула ей зажженную сигарету. Юля затянулась и закашлялась – сигарета была невозможно крепкой и горькой. Она сидела на ящике и, раскачиваясь, выла. Тихо, почти неслышно.
Сколько прошло времени? Лелька присела рядом, на краешек – много места ей было не надо. Обняла, прижала к себе. И повторила:
– Прости.
Отвечать не было сил. Да и слов тоже не было. Впрочем, они всегда понимали друг друга без слов.
Если бы не окрик Саввы: «Эй, женщина! Все готово!» – так бы и просидели час, два? А может, целую вечность. Савва подошел к ним и с удивлением уставился на странную парочку, даже присвистнул.
Лелька засуетилась, стала горячо благодарить его и совать деньги.
Слегка обалдевший, Савва забрал купюры и пошел прочь. Уходя, оглянулся.
– Дамы! Я все здесь запираю, простите!
Юля медленно встала с ящика и только сейчас увидела, какой сильный лил дождь. Отряхнув джинсы, спросила:
– Ты доберешься? Или давай ко мне, я тут почти рядом, переночуем и засветло поедем. И ты, и я.
Больше всего ей хотелось, чтобы Лелька отказалась. Стыдно, но факт. Потому, что невозможно было снова вернуться в ту жизнь, вспоминать то, что все эти годы она старалась забыть. А уж после ее признания… Разговоров не избежать, и это было бы невыносимо.
К счастью, Лелька отказалась:
– Что ты! Разве я могу оставить своих? Надя не справится. Ваньку надо мыть, кормить и укладывать. Нет, Юль. Я поеду. Как-нибудь, тихо-тихо, но доберусь. Да и потом, – усмехнулась она, – на моем корыте не разгонишься, не беспокойся! Буду плестись как черепаха.
У Юли на слова не было сил. Она подошла к Лельке и прижала к себе.
Сколько стояли они под проливным, но теплым дождем? Кто знает…
Громко взревел Саввин мотоцикл, оставив за собой синеватый дым, моментально погашенный дождем. Вокруг было темно и тихо, а дождь все лил, словно смывая их слезы. Лелька первая оторвалась от подруги.
– Все, Юлька! По коням, иначе – кирдык! Или в лучшем случае пневмония.
Кивнув, Юля направилась к машине. Открыв дверцу, она обернулась. Лелька смотрела ей вслед.
Юля крикнула:
– Я к вам приеду! Слышишь?
Лелька кивнула. Услышала ли она ее слабый и хриплый, срывающийся голос? Гудя и завывая, ветер относил в сторону звуки, и они тут же гасли, исчезая в плотном тумане.
Юля завела мотор и нажала педаль газа. Приоткрыв запотевшее, мокрое стекло, помахала рукой. Лелька махнула в ответ. И они разъехались в разные стороны – Юля направо, Лелька – на разворот.
«Не лети, – уговаривала она себя. – Еще не хватало! Сбрось скорость, кретинка, дождь и туман! Все в прошлом. Все надо забыть. У тебя давно другая, счастливая жизнь, а та осталась за поворотом. То горе ты давно пережила. У тебя Димка и девки!» Оттирая ладонью бесконечно текущие слезы, Юля шептала:
– Петька, Петечка! Ну как же так, а? Ну что за чертова жизнь!
До дома, слава богу, было недалеко. Скорее домой, под горячий душ, бокал вина, а еще лучше рюмку или две коньяка. Еще не хватало заболеть – все планы насмарку!
А завтра утром надо ехать в Коломну. Как она соскучилась, господи! Только бы не разболеться и дожить до утра!
Дожила. И не разболелась. Выпила кофе и – вперед!
Утро было солнечным, светлым, теплым. От вчерашней непогоды не осталось и следа. По дороге заскочила в магазин, набрала полную тележку – тортики, мороженое, конфеты.
В десять уже была на месте.
Распахнув калитку, чуть не задохнулась от счастья – дома! Закричала во все горло:
– Эй, где вы там? Дрыхнете, сони?
Нет, дрыхли не все. Мама топталась на кухне. Укутавшись в старую шаль, в кресле-качалке дремала Верочка, похожая на эльфа из детской сказки. Машка – вот чудеса, в десять часов! – валялась в гамаке и щипала ромашку. Огромную садовую Верочкину ромашку. Лепестки на ромашке закончились, и Машка со вздохом отбросила стебель.
– Ну что, Мань? Сложилось? – улыбнулась Юля. Машка смущенно пожала плечом.
– А кто же знает. Это же игра.
Юля кивнула.
– Вот это точно! Всего лишь игра. Конечно любит, – уверенно сказала она. – А все остальное, дочь, фигня! Это я точно тебе говорю!
– Ты правда так думаешь? – робко, совсем не своим голосом спросила Машка и задумалась: «Может, все рассказать маме? Она ведь нормальная, наша Юля. Поймет и поддержит. Рассказать, что вчера мы столкнулись у подъезда и поболтали. Так, ни о чем. Но мне показалось что он смотрел на меня по-другому, не так, как всегда. Как будто что-то увидел».
Мать беспечно отозвалась.
– Не думаю – знаю! Причем наверняка. Ой, Машк! Свари-ка мне кофе! Если не трудно, пожалуйста!
Повеселевшая Машка, легко выбравшись из гамака, бросилась в дом. Юля села в гамак и блаженно закрыла глаза.
Вздрогнув, Верочка открыла бледно-голубые, младенческие глаза и, увидев племянницу, улыбнулась.
На балконе второго этажа появилась заспанная, растрепанная младшенькая. Розовая пижама в зайчиках, босые ноги.
– Мамуся! – радостно закричала она. – Ты приехала? А папа? Папа с тобой?
– Завтра. Папа приедет завтра.
Дом окончательно проснулся, и началась привычная суета – послышались торопливые шаги, зазвенела упавшая кастрюля, бабушка прикрикнула на внучку, та огрызнулась. Запахло кофе и теплым хлебом, гулко ударившись о теплую землю, с ветки упало огромное яблоко, недалеко зажужжали шмель или пчела, а на соседнем участке заработала газонокосилка. В общем, все как всегда.
Все то, что называется жизнь.