Корзины у Саньки и Тимки в первое время получались кособокие, неуклюжие, но колхозницы брали их охотно и расплачивались хлебом, картошкой, молоком.
Посыпались заказы: кому нужна была корзина для белья, кому - для сена.
Петька Девяткин, прослышав о выгодной Санькиной затее, напросился принять его в пай и предложил безвозмездно пользоваться его ножом о двух лезвиях.
А через день он заявил, что пайщики продают корзины непомерно дешево и цены надо повысить.
- Еще чего! - возразил Санька. - Со своими да торговаться будем?
Потом он занялся огородом.
Началось это с того, что Евдокия Девяткина с Петькой вскопали весь свой усадебный участок да еще прихватили изрядный кусок колхозной луговины.
- Куда вам столько? - как-то спросил Санька у Петьки Девяткина. - Подавитесь!
- Эге! - ухмыльнулся тот. - С огородом теперь не пропадешь. Сейчас и в городе у всех огороды.
Санька посмотрел на свою усадьбу. Мать почти все дни проводила в поле, и огород был вскопан только наполовину.
Санька взялся за заступ. Копал до позднего вечера и так утомился, что, ужиная, даже задремал за столом.
Утром проснулся задолго до школы и вновь вышел на огород. Приветливо шумели старые дуплистые липы, отделявшие усадьбу Коншаковых от усадьбы Девяткиных. С весной они помолодели, покрылись густой зеленой листвой. Дальше росла черемуха. Она была огромная и белая, словно облако, которое зацепилось за изгородь и теперь не могло сняться и улететь.
За черемухой на самом дальнем конце усадьбы тянулся к небу молодой тополь. Его посадил отец в тот год, когда Санька учился в первом классе.
«Дружок твой, - сказал он сыну. - Посмотрю вот, кто из вас вырастет быстрее да кто корнями за землю крепче уцепится».
Черенок тополя долго не приживался, а потом все же пустил побеги и сейчас выглядел высоким, стройным деревцом.
Но что это делает Петька около его друга тополя?
Санька вгляделся и побежал к деревцу. Петька уже успел вскопать метра полтора коншаковской усадьбы и теперь, дойдя до тополя, перерубал заступом его корни.
- Ты… ты что это?! - задохнулся Санька.
- Ничто ему… дерево живучее… - фыркнул Петька. - Все равно на огороде у вас один репей вырастет.
Этого уж Санька стерпеть не мог. Он выхватил у Петьки заступ и, размахнувшись, забросил его в крапиву.
- Вон! Вон с нашей усадьбы!
Но Петька «вон» не пошел, а, изловчившись, схватил Санькин заступ. Санька бросился отнимать, и мальчишки покатились по вскопанной, рыхлой земле.
Из изб выбежали Евдокия с Катериной и растащили сцепившихся приятелей.
Узнав, что ссора произошла из-за тополя и усадьбы, Катерина невольно рассмеялась:
- Глупый! Да пусть копают на здоровье. Такие уж у них руки загребущие, глаза завидущие… Не об огороде у меня сейчас думка, Саня. - Она посмотрела в поле на черные квадраты колхозной вспаханной земли - Вот она, надежда наша, крепость каменная…
Но Санька все же решил, что не позволит Девяткиным хозяйничать у них на усадьбе, и упрямо продолжал копать огород. Потом он поправил завалившуюся изгородь вокруг усадьбы, сложил в аккуратную поленницу лежавшие грудой дрова, перебрал шаткие, скрипучие ступеньки у крыльца.
По вечерам Санька старался ложиться спать последним. Выходил на улицу, осматривал, не забыты ли на крыльце веревка или ведро, проверял, плотно ли закрыты ворота, надежен ли засов у калитки.
Когда Никитка с Феней начинали возню в доме или ссорились, Санька строго на них прикрикивал:
- Совсем избаловались, маломощные! Вот я вас приберу к рукам!
А как-то раз за обедом звонко щелкнул Никитку по лбу ложкой, когда тот прежде времени начал вылавливать из миски куски мяса:
- Куда гонишь спозаранку? Сигнала жди. - И, выдержав паузу, постучал о край миски и объявил: - Теперь можно.
После школы Санька редко задерживался на улице, сразу же бежал домой.
- Домоседом стал, Коншак, - упрекал его Петька: - все кости на печке прогреваешь.
- Тебе что! Из школы пришел, щей навернул и болтай болты хоть до утра! - сердился Санька. - А у меня дом на шее. За всем присмотр нужен.
За этими новыми делами и заботами школа стала отодвигаться назад. Возвращаясь домой, Санька на скорую руку готовил уроки, а порою и совсем не раскрывал учебников, хотя никогда учение не было ему в тягость. Науки давались Саньке легко, он жадно глотал книги, любил опережать в знаниях товарищей, и если что мешало ему, так это нетерпение. Мальчику всегда хотелось знать заранее, что же завтра расскажут учителя, какую новую страницу откроют перед ним. Это было, как в раннем детстве, когда Санька, совсем еще малыш, в жаркий летний полдень ушел от своего дома, чтобы посмотреть, что же там, за околицей деревни. А от околицы потянуло к реке, от реки - к пригорку. И Санька брел и брел, пока отец не догнал его и не принес на руках домой.
Теперь же Санька все реже и реже радовал учителей ясными и твердыми ответами, и те никак не могли понять, что случилось с мальчиком.
Правда, первая двойка, которую получил Санька, наполнила его жгучим стыдом.
- Печально, Коншаков! Садись. Очень печально, - со вздохом сказала Надежда Петровна. - А впрочем, обожди. Попробуем выяснить, в чем тут первопричина.
Кроша мел и шмыгая носом, Санька тут же, на скорую руку, придумал «первопричину»: мол, мать у него целый день в поле, а он и за домом следит и огород копает.
- Правильно, правильно! - поддержали Саньку дружки. - Хозяйство у него большое, едоков много, и корзинки плести надо…
Глава 14
БЕЗ ХОЗЯИНА ДОМ СИРОТА
После школы Санька направился к матери на делянку.
В поле шел сев. Земля, точно гребнем, была расчесана зубьями борон.
На краю Старой Пустоши, где лежала делянка Катерины, Санька заметил Захара Векшина. Лукошко, точно огромная спелая тыква, висело у него на груди. В белой холщовой рубахе, без шапки, старик торжественно шагал по делянке, мерно взмахивая правой рукой, и зерна, просвечивая на солнце, падали на землю частым золотым дождем. На межнике стояли Маша, Федя и Степа и наблюдали за севом.
Захар дошел до конца делянки, постучал по пустому лукошку и крикнул:
- Семена кончились! Поторопите-ка там…
Маша с Федей первые выбежали на дорогу. На взгорок поднималась подвода с мешками. Катерина и Лена Одинцова подталкивали ее сзади.
Неожиданно оборвался веревочный тяж, и подвода остановилась. Катерина распрягла лошадь, связала концы веревки. Но запрячь лошадь обратно в телегу было не так просто. В этот раз ей попался не спокойный, покладистый Муромец, а придурковатая, озорная кобыла Лиска. Она с такой жадностью припала к молодой траве у обочины дороги, словно ее целую неделю морили голодом, и никак не хотела входить в оглобли.
Катерина в сердцах замахнулась на лошадь вожжами. Лиска взбрыкнула, шарахнулась в сторону и помчалась в поле.
Санька бросился наперерез лошади. Та на мгновение приостановилась, скосила на мальчика хитрый лиловый глаз, словно хотела сказать: «Попробуй теперь слови!» - и круто повернула в другую сторону.
Ребята окружили Катерину. Подошел с пустым лукошком дед Захар. Заметив убегающую в хомуте Лиску, он даже поперхнулся от изумления и недовольно покачал головой.
- Ничего, Захар Митрич… Мы на себе перетаскаем - тут недалеко, - растерянно сказала Катерина и, ни на кого не глядя, хотела взвалить на спину мешок.
- С ума рехнулась! - закричал на нее дед Захар. - Шесть пудов в мешке!
- Тетя Катя, не надо! - подбежала к ней Маша и оглянулась по сторонам. Заметила у дороги две длинные жерди. - А если волокушу сделать…
Санька не знал, куда деваться от стыда. Сейчас подойдут колхозницы, бригадир, поднимут мать на смех: «Лошадь в хомуте упустила. Небывалое дело!»
Нет, пока не поздно, надо словить Лиску.
Санька бросился в поле, но Лиска была хитра и злопамятна. Она делала вид, что всецело занята травой, но, как только рука Саньки протягивалась к уздечке, шарахалась в сторону и убегала. Только минут через сорок, прижав Лиску к речной заводи, Саньке удалось словить ее.
Он всунул лошади в рот железные удила, вскочил на спину и пустил в галоп. Лиска отчаянно взбрыкнула задними ногами, но Санька сидел как влитой. Тогда Лиска применила свой излюбленный прием: с разбегу остановилась, повалилась на землю и принялась кататься на спине. Но Санька знал, с кем имеет дело, и вовремя отскочил в сторону. Подрыгав в воздухе ногами и плотно укатав траву, лошадь поднялась, но Санька вновь вскочил ей на спину.
Поняв наконец, что мальчишку не перехитришь, Лиска смирилась. Санька пригнал ее к телеге, запряг и отвез мешки на делянку.
Когда в сумерки, возвращаясь домой, он проходил мимо избы Девяткиных, навстречу ему выбежал Петька.
Он притопнул крепкими, почти новенькими тупоносыми желтыми ботинками, словно собирался пуститься в пляс, потом задрал ногу и показал толстую подошву:
- Видал обновку, Коншак! Непромокаемые, без износу…
Санька пощупал кожу и перевел взгляд на свои разбитые сапоги - до лета, пожалуй, не дотянут.
- Обувка что надо… Откуда такая?
- Спрашиваешь! - подмигнул Петька. - У меня ж матка, если что нужно, из земли выроет, из ноги выломит. - И, спохватившись, засмеялся: - Да ты не думай чего… Обувка законная. Дядя Яков из города прислал, материн брат. Он там в сапожной артели за первого мастера.
Из окна выглянула Евдокия и позвала Петьку ужинать.
- А-а, племянничек! - заметила она Саньку. - Заходи, заходи, давно ты у нас не был.
Санька неохотно вошел в избу.
Евдокия налила в миску дымящихся щей, нарезала хлеба.
- Садись, Саня, поешь.
- Да я же сытый, тетя Дуня! - отказался Санька.
- А побаски потом, когда щец похлебаешь. Знаю я ваш двор, какой он веселый да сытый. Мачеха в поле с утра до вечера, а вы, сироты, всухомятку сидите.
Как ни отказывался Санька, все же Евдокия усадила его за стол.
- Что там за оказия с мачехой-то приключилась?