Красной Звезды.
Данилов хотя и отгонял от себя дурные мысли, но все-таки стал держаться с Игорем осторожнее. Да и обстановка в отделе стала немного напряженной, ребята не хотели работать под командой Муравьева.
Вхождение во власть – дело азартное, пьянящее. Муравьев уже стал на первую ступень черного хода. Жил он теперь в роскошной квартире тестя, пользовался его служебной машиной, паек на семью давали правительственный, форму Игорь шил в литерном ателье.
А сыщики – народ остроглазый. Все замечают сразу. И образовалась некая пустота вокруг капитана Муравьева. А он не замечал этого. Потому что компания у него нынче стала другая.
«Ну что ж. Я ему не судья. Пусть живет как знает».
Об этом подумал Данилов, глядя на наглую фиксатую улыбочку Никитина.
– Коля, – Данилов закурил, – ты здорово поработал. Завтра вызовем Любимова, ты ему весь мех вернешь. И напишем об этом в нашей многотиражке.
Никитин даже зарделся от удовольствия.
– А теперь ты всю эту хурду собери и давай бабу эту сюда.
КПЗ, конечно, не санаторий, но, чтобы так человека размазало за несколько часов, Данилов видел нечасто.
Перед ним сидела трясущаяся, практически потерявшая человеческий облик женщина. Видимо, здорово поработали с ней две соседки, камерные агенты.
– Курите, Зацепина. – Данилов положил на стол папиросы.
Задержанная промычала что-то невнятное, с ужасом глядя на него и Никитина.
– Никитин, у тебя сало осталось? – спросил Данилов. – Сделай бутерброд.
– Мигом. – Никитин выскочил за дверь.
Данилов встал, открыл сейф, вытащил из глубины бутылку пайковой водки, налил полстакана. Появился Никитин с бутербродом.
– Выпейте, Зацепина. – Данилов придвинул ей стакан.
– Да пей, Татьяна, пока мы добрые, а то сомлела совсем, – засмеялся Никитин.
Колька взял стакан, посмотрел на него с жалостью и протянул Зацепиной.
Она взяла его, но никак не могла поднести ко рту, больно уж тряслись руки.
– Вот же несчастье мое. – Никитин взял ее за руку и почти насильно вылил водку ей в рот.
Зацепина глотнула, закашлялась.
– Зажуй сальцем. – Никитин сунул ей бутерброд. – Зажуй.
Алкоголь сделал свое дело, и через несколько минут Зацепина начала приходить в себя. Глаза стали осмысленными, на лице даже алые пятна пошли.
– Ну вот, так-то и лучше, – усмехнулся Данилов. – Вы, Зацепина, вляпались в историю поганую. И теперь от вас зависит, как ваша дальнейшая жизнь сложится. Пугать я вас не стану. Скажу, что мы занимаемся делом, связанным с убийством.
– Я… я… – выдавила Зацепина.
Данилов достал фотографию убитого.
– Знаете этого человека?
Зацепина кивнула.
– Мы с тобой, Татьяна, – Никитин подвинул к ней свой стул, – по-хорошему, по-доброму говорим. Выложи все, и на душе полегчает. Как фамилия-то Славы?
– Андреев.
– Вот и хорошо. А живет он где?
– В Сукове.
– Это по Киевской дороге?
– Ага…
– В самой деревне? – спросил Данилов.
– Да.
– Вы там были?
– Дома у него – нет.
– Откуда знаете, что он из Сукова?
– Мы к деревне на машине подъезжали.
– На какой?
– На Гришиной.
– Кто такой Гриша?
– Друг Славы.
– Фамилия?
– Не знаю, его Батоном они звали.
– Что за машина?
– «Эмка» белая.
– Номер?
– Не знаю.
– Кто еще был?
– Петр Нефедович.
– Кто это?
– Фотограф.
– Фамилия?
– Не знаю.
– Адрес?
– Не знаю я, – зарыдала Зацепина.
– Да погоди ты, Татьяна, не голоси. На, курни лучше, успокойся. – Никитин взял папиросу, прикурил, сунул задержанной в рот. – Вот затянись, табак, он, знаешь, помогает сильно. Молодец. Хорошо нам помогаешь. Так и живи дальше.
Зацепина глубоко затянулась несколько раз и немного успокоилась.
– Так где же нам найти Петра Нефедовича? – спросил Данилов. – Может, что припомните?
– Он где-то в фотографии работает.
– Да, негусто, – усмехнулся Данилов. – А какой он из себя?
– Высокий. Худой. Лет пятьдесят. Одевается хорошо.
Зацепина окончательно пришла в себя и говорила спокойно и осмысленно.
– Ну а нет ли у него примет каких-то?
– Перстень на руке носит.
– Я имею в виду родинку, шрам, след от ожога.
– Рука у него левая… нет, правая обожжена.
– Где?
– На внешней стороне. – Зацепина показала на своей руке.
– Наверняка у него там татуировка была, – сказал Никитин.
– Вещи они вам часто привозили?
– Два раза.
– Зачем?
– Чтоб я их по своему паспорту в скупку сдавала.
– Сдавали?
– Да. Можете квитанции проверить.
– Проверим. Откуда они брали вещи?
– Гриша и Слава говорили, что берут их в распределителе.
– Ох, Зацепина, Зацепина. Женщина вы умная, торговый техникум закончили, неужели вы им верили?
– Нет. – Зацепина опять зарыдала.
– Вот в том-то и дело.
– Я заработать хотела.
– Ладно, идите в камеру. Подумайте. Завтра следователь прокуратуры допросит вас по всей форме. Говорите с ним как на духу. Это ваш единственный шанс избежать сурового наказания.
Конвоир увел задержанную.
– Ну что, Коля, по коням.
– Понял, Иван Александрович.
– Белая «эмка», Суково и фотограф.
Никитин ушел.
Данилов вышел из-за стола и пересел на диван. Откинулся, вытянул ноги.
«Вот же день какой суматошный выдался. Сколько всего в него вместилось. Спортобщество, разговор со Свиридовым, потом трупы на Башиловке. Допрос Зацепиной. Но главное – вышли на разгонщиков. Вышли. Этот фотограф, конечно, никакой не Петр Нефедович. Наверное, он и есть наводчик. Пожилой. Значит, из старой знакомой клиентуры. Надо пойти к Серебровскому пошептаться. Он многих помнит».
Муравьев
«Хорош Данилов, ничего не скажешь. Уехал, а три трупа мне оставил. Неужели эти разгонщики недоношенные важнее, чем бандиты? Правда, начальник отдела почему-то эти два дела объединил, но, видать, возраст сказывается. Сорок четыре года – это уже срок. Устал, видно, Данилов. Да и как не устать, когда он с восемнадцатого года жуликов ловит. Двадцать шесть лет одно и то же. Неужели и мне уготована такая судьба?»
Раньше Игорь искренне восторгался Даниловым, подражал ему, во всем старался брать с него пример.
Но это раньше было. Когда он другой жизни не видел. Сейчас Игорь Муравьев жил как бы в двух разных измерениях. Один работал. А второй – дом и все, что связано с ним.
Тесть получил дачу в Барвихе, и там вечерами собиралась приятная компания молодых людей, чьи отцы были руководителями страны. В основном молодые офицеры, слушатели Военно-воздушной академии им. Жуковского. Правда, были и ребята, все младшие лейтенанты, из Военного института иностранных языков.
Вечерами танцевали под пластинки запрещенного Лещенко. Выпивали в меру, за девушками ухаживали. К Игорю в компании относились с почтением. Он был работником органов, летал во вражеский тыл, брал бандитов, имел боевые ордена.
Приятель тестя, сосед по даче, генерал-полковник, зав административным отделом ЦК, в прошлый выходной зазвал Игоря на чай и сказал ему:
– В начале следующего года получишь майора. Выдвинем тебя на начальника отдела. Потом на такую же должность в наркомат. Года через три-четыре станешь генералом.
Вот такой жизнью нынче жил Игорь Муравьев. Поэтому скучно ему было ловить эту нечисть. Втайне он мечтал не о наркомате внутренних дел, а о службе в госбезопасности, вот там-то он себя сумел бы проявить по-настоящему.
А дело словно специально само шло к нему в руки. Машину нашли через час, брошенную в роще у Дмитровского шоссе. А еще через час из облугрозыска сообщили, что принадлежала она колхозу «Путь Ленина» под Кучином, убитого водителя Бориса Анастасьевича Громова, инвалида войны, нашли в кювете между Обирановской и Кучином.
Игорь поехал в облугрозыск к замначальника Скорину. Его люди работали на месте преступления. Громов был убит ударом ножа под левую лопатку. На месте преступления были сняты три следа, а главное, найдена зажигалка, на которой четко отпечатался большой палец.
– Мы этот пальчик быстро установили и ничего хорошего не обнаружили, – усмехнулся Скорин. – Ты, Муравьев, о Леньке Греке слышал?
– Нет, Игорь Дмитриевич.
– Зловредный урка. В сорок втором мы его повязали, уж не знаю, как он из лагеря в штрафбат загремел. Только до фронта не доехал, сбежал с этапа под Клином. Вот зажигалка эта.
Скорин открыл стол и положил на зеленое сукно большую плоскую зажигалку. С одной стороны она была покрыта затейливой инкрустацией, на другой была выгравирована надпись: «Лёне от Лиды на память».
– Игорь Дмитриевич, я мог бы взять эту зажигалку на час?
– А почему нет. Пиши расписку.
Мартынову Игорь нашел в будке киномеханика. Они прошли в кабинет директора кинотеатра, и Муравьев положил на стол зажигалку.
– Знакома? – спросил он.
– Да. Я ее Лене подарила.
– Откуда она у вас?
– Купила на Тишинке.
– Где гравировку делали?
– В Столешниковом.
– Давайте запишем показания.
По дороге в областное управление Игорь с раздражением думал о правоте Данилова. За все время работы с ним он ни разу не построил неправильной версии. Что и говорить, талантливым сыщиком был Данилов. Есть известные теноры, писатели, драматические актеры. Его начальник становился на одну ступень с ними. Правда, почета и славы у него было немного. Да и чин невеликий. Другие вон давно в полковники вышли, а кое-кто и в комиссары. А он носит свои две звезды и доволен.
«Нет, МУР не для меня. Конечно, для дальнейшей службы очень неплохой трамплин. Скоро я стану замначальника отдела, потом начальником. Ну а там посмотрим». Теперь он не злился на Данилова, что тот кинул ему это дело. За Грека вполне при его связях можно орденок получить. И дело-то как удачно сложилось, само в руки идет.