И Сергей опять залюбовался ею. Хороша была она, очень хороша.
– Наталья Николаевна, когда Стукалин звонил вам последний раз?
– Вчера.
– Вы о чем-нибудь договаривались?
– Я сказала, что на этих днях у меня соберется компания. Пригласила его.
– Когда вы думаете собрать друзей?
– Завтра. Суббота, очень удобно.
– А я могу попасть в их число?
– А не боитесь?
– Чего?
– Влюбиться. У меня очень красивые подруги.
– Лучше вас все равно нет, – вздохнул Сергей.
Головня засмеялась:
– Спасибо за комплимент. Значит, вы будете моим поклонником.
– Боюсь – не справлюсь.
– А вы не бойтесь. Как мне вас представить друзьям?
– Скажите, что я юрист.
– А вы вправду юрист?
– Немного недоучился. До войны был студентом юринститута, сейчас по мере сил заканчиваю образование заочно.
– Ну вот и здорово.
– Только о нашем разговоре никому.
– Я понимаю.
Сергей записал свой телефон:
– Жду звонка.
– А зачем, собственно? Записывайте адрес. Столешников, восемь, квартира три. Телефон Б 1–01–07.
Данилов
Все утро прошло в пустых хлопотах. Обзванивали райотделы и отделения, куда направили фото убитого, проверяли отпечатки по картотеке, внимательно изучали вещи. Ничего.
Группа оперативников отрабатывала версию Фили – Кунцево. Данилов, по своему обыкновению, обложился старыми делами, стараясь хоть в них найти какую-нибудь зацепку. У архивных папок была одна странная особенность: они читались, как авантюрные романы. И Данилов мысленно воспроизводил все обстоятельства тех далеких историй, вспоминал ребят, работавших с ним, задержанных уркаганов, смешные и печальные случаи.
Из далекого прошлого его вернул звонок Серебровского.
– Ты у себя? – спросил Сергей.
– Нет, в ЦПКиО[4].
– Тогда жди.
Через несколько минут в комнату вошли Серебровский, Муштаков и крепкий мужик в форме Главсевморпути.
– Знакомься, Ваня, это товарищ Любимов.
Данилов пожал руку пришедшему.
– Что от нашей службы нужно доблестным полярникам? Вы присаживайтесь.
Любимов сел, достал трубку:
– Разрешите?
– Сделайте одолжение.
На Любимове, как влитой, сидел китель с орденом «Знак Почета» и двумя необыкновенной красоты знаками. На рукаве теснились широкие нашивки, над которыми был прикреплен сине-белый флажок Главсевморпути. Любимов затянулся глубоко, наполнив кабинет сладким ароматом трубочного табака, и спросил у Серебровского:
– Все с начала?
– Именно, – вздохнул Серебровский.
– Я, товарищ Данилов, на Северной Земле руковожу целым рядом объектов нашего ведомства.
– Если не секрет, какими? – Данилов удобнее устроился в кресле.
– Не секрет. Радиостанции, зимовки, гидрометслужба, маяки, фактории. Работаем, помогаем фронту «мягким золотом»…
– Не понял?
– Дорогим мехом. Даем погоду нашим морякам и летчикам, ну и Крайний Север от фашиста охраняем. Несколько раз уже атаки немецких рейдеров отбивали. Потрепали фашистов, как могли. В прошлом месяце меня руководство вызвало в Москву. Орден Боевого Красного Знамени получать, да и дела, сами понимаете, есть. Ну и, конечно, награды отвезти. Я дома, товарищ Данилов, не был с сорокового. Деньги нам платят немалые, тратить их некуда, вот мы и покупаем меха.
Любимов расстегнул карман кителя, вынул пачку квитанций, положил перед Даниловым:
– Все куплено на законном основании, на госфактории. Покупки такого рода разрешены нам распоряжением Главсевморпути от 12 июня 1936 года.
Данилов взял квитанции, просмотрел. «Ничего себе, богато подкупил Любимов „мягкого золота“».
– Солидно, – усмехнулся Данилов.
– Жене, матери, сестре. Всем на воротники и шубы.
– А что же вас привело к нам?
– Три дня назад ко мне позвонил наш дворник. С ним вошли двое работников МУРа, капитан Лялин и лейтенант Евдокимов, предъявили ордер на обыск, изъяли мех. Я им пытался объяснить, что он приобретен законным путем. Они тогда выписали мне повестку и сказали, что на Петровке разберутся.
– Они забрали мех? – Нехорошо стало на душе у Данилова.
– Да.
– Телефон оставили?
– Нет. Только повестку.
– Вы их удостоверения видели?
– Конечно, даже фамилии записал.
– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову.
Муштаков вышел и через несколько минут вернулся с Лялиным и Евдокимовым.
– Вы знаете этих людей? – спросил Данилов.
– Нет.
– Вы свободны, – повернулся Данилов к офицерам и, когда они вышли, достал из стола фотографию убитого: – Вам знаком этот человек?
– Это капитан Лялин, – уверенно ответил Любимов.
– А вы можете описать второго?
– Он уже это сделал, – вмешался Серебровский.
– Товарищ Любимов, – Данилов встал, – подождите, пожалуйста, в соседней комнате.
– Ну что? – спросил Муштаков, когда потерпевший вышел.
– Разгон, Володя, типичный разгон, – усмехнулся Серебровский. – Думаю, что они залепили несколько, только вот потерпевшие не заявляют.
– И никогда не заявят, – Муштаков хлопнул ладонью по столу, – они шли по наводке. К работникам ОРСов[5], торгашам, артельщикам.
– Значит, надо искать потерпевших. – Данилов запер дверь, достал из сейфа электроплитку. – Хотите чаю?
– Да какой уж здесь чай, Ваня. – Серебровский расстегнул китель и уселся на диван. – Какой чай. Того и гляди, госбезопасность навалится.
– Володя, – попросил Данилов, – ты пригласи Лялина и Евдокимова. А я попрошу Муравьева оформить показания Любимова, а Самохин дворника допросит.
Через полчаса в кабинете сидели растерянные оперативники.
– Ну вот что, ребята, – Данилов прихлебнул чая, – вы должны мне совершенно определенно сказать, где раздевались, оставляя документы без присмотра. Одиночные амурные походы я исключаю. Где вы могли раздеваться совместно?
– Баня, – неуверенно ответил Евдокимов.
– Отпадает, – перебил его Серебровский, – там вы у вещей вооруженный караул выставляете.
– В боксерской секции, товарищ полковник. – Лялин вскочил. – Мы же там раздеваемся.
– Так-так, – оживился Данилов, – ну-ка, давай по порядку. Вот вы пришли на тренировку…
– Мы снимаем одежду и запираем ее в шкафчики.
– Запираете, значит, – Данилов прищурился, – а кто в секции знает, что вы работники МУРа?
– Знают несколько человек.
– Кто именно?
– Тренер Василий Павлович Орлов, мой массажист Степаныч…
– Фамилия, – вмешался Серебровский.
– Огородников, – ответил Евдокимов, – Михаил Степанович.
– Еще кто? – Данилов закурил. – Ну, вспоминайте, вспоминайте.
– Борис Панкратов, чемпион Москвы, Олег Разуваев из пожарной охраны, Игорь Силин.
– Володя, – повернулся Данилов к Муштакову, – пробей эти фамилии, получи установочные данные. Когда у вас тренировка, ребята?
– Завтра в восемнадцать.
– Замечательно, вот завтра вместе и отправимся. А пока об этом молчок. Никто не должен ничего знать.
Муштаков с оперативниками ушли, а Серебровский остался.
– Ты мне чаю плесни, Ваня, – попросил он, – а пожрать что-нибудь есть?
– У тебя, Сережа, как у того солдата из анекдота: дайте огонька, вашего табачка покурить, а то так жрать хочется, что и переночевать не с кем.
– Жлоб ты, Данилов, – Серебровский потер ладонями лицо, – истинный бог, жлоб ты и жмот.
– Ладно уж, подъедим запасы.
Данилов достал из стола полбуханки хлеба и завернутый в тряпку шмат сала.
– Не может быть, – ахнул Серебровский, – а вдруг у тебя еще что-то есть? – Он щелкнул пальцем по шее.
– Найдем. Как же ты будешь пить с подчиненными?
– Пошел ты. – Серебровский заметно оживился, подошел к столу, потирая руки.
Данилов открыл сейф, вынул большую литровую флягу.
– Что там? – изумился Серебровский.
– Чача.
– Врешь!
– Сам сейчас увидишь.
– Где взял?
– Мишка Костров лежал в госпитале в Сухуми. Потом, как ты помнишь, был отпущен по ранению домой на пять суток. Он и приволок.
– Ну и сила воли у тебя! – ахнул Серебровский. – С тех пор не трогал?
– Сережа, сила воли здесь ни при чем. Тогда, помнишь, мы группу квартирных налетчиков Бусыгина брали?
– Помню.
– Я с Мишкой толком и переговорить не успел. Флягу эту сунул в сейф, а потом делами прикрыл. А вчера искал одну бумажку, и нате вам.
– Наливай, – крякнул Серебровский.
Данилов отвинтил крышку, и комнату наполнил терпкий аромат виноградной водки. Они выпили. Закусили бутербродами с салом.
– Смотри, Ваня, – печально сказал Серебровский, – по граненому стакану врезали, и ни в одном глазу.
– Это от нервов, Сережа. Хочешь еще?
– А ты будешь?
– Нет.
– Тогда и я нет. Давай чайком отлакируем.
– Дерьмо наше дело, – сказал Данилов и передал разговор с людьми из госбезопасности.
– Это ты прав. Дело дерьмовое. А подполковника этого с Лубянки я знаю. Он мужик нахрапистый, но неплохой, нашу службу курирует.
– Значит, так, – Данилов ткнул пальцем в окно, – нам с тобой не верят.
– А меркуловская служба никому не верит.
– Это точно, – Данилов зло ткнул папиросу в пепельницу, – сколько наших ребят посажали.
– Ваня, ты же сам начинал в бандотделе МЧК, так что должен знать эту публику.
– Народ там был и есть разный, как и у нас.
– Ты о другом подумай. Брат Володи Муштакова нынче генерал на фронте, а в тридцать восьмом его Ежов пригреб. В сорок первом ему ордена и звания вернули и на фронт. Володю тогда в органах восстановили. А сейчас если они копнут, то вполне может Муштаков как враг народа на лесоповал загреметь. Поэтому мы ему должны помочь. Операцию буду курировать я. Полная секретность. А как выйдем на сволочей этих, нужно сделать так, чтобы они меньше языками чесали.
– Шлепнуть?