Каждый старался собрать воедино кусочки пазла, найти связи. Белланже продолжил:
— В Аргентине Флорес сначала съездил в два отдаленных местечка, затерянных где-то у черта на куличках, потом вернулся в Буэнос-Айрес и стал прочесывать его многочисленные кварталы, пока не нашел этого Бендито. Быть может, ключ ко всему как раз этот тип, но как до него добраться? Почти невозможно. Буэнос-Айрес — один из самых больших и многолюдных городов мира.
Камиль внимательно смотрела на фото. Что-то в этом снимке не давало ей покоя. Что-то очевидное, бросавшееся в глаза, хотя сейчас она не могла объяснить, что именно. Белланже оторвал ее от этих мыслей, вернувшись в итоге к черно-белому фото, найденному вместе с маленьким гробом.
— И наконец, это последнее фото, которое вы нам предоставили. Мария, Валенсия… Еще один кусочек мозаики. Надеюсь, ваша поездка в Испанию даст нам ответы на эти вопросы.
Шарко ткнул пальцем в снимок:
— Она беременна. У Микаэля Флореса был сын?
— Майор жандармерии вкратце рассказал мне о жизни Флореса. Нет, он никогда не был женат, и у него никогда не было детей. Имя Мария ни разу не встречается в его досье. Может, она мать ребенка, чьим скелетом мы располагаем, а Микаэль его отец? Тесты ДНК должны будут нам помочь узнать, связан ли младенец генетически с фотографом.
— По словам Ги Брока, отец Микаэля часто ездил в Испанию, — подчеркнула Камиль.
— Думаете, он виделся с Марией? По-вашему, эта женщина была связана не с Микаэлем, а с его отцом? И ее беременность — результат их связи?
— Такая возможность есть. Снимок-то довольно старый. И к тому же остается еще семейный альбом с вырванными страницами… Словно старались сохранить какую-то тайну.
— В таком случае я попрошу также сравнить ДНК скелета с ДНК Жан-Мишеля, которая должна быть в базе данных. Посмотрим, не обнаружится ли родственная связь.
Молодая женщина рассматривала фотографию изувеченного отца, которую Белланже извлек из досье Ги Брока. И высказала вслух свои соображения:
— Присутствие трех концентрических кругов под разными посланиями и на месте убийства Жан-Мишеля Флореса недвусмысленно доказывает, что ваша нить и моя связаны. Они являются частью одного клубка. Клубка со многими убийцами, похитителями, насильниками, называйте их как хотите.
— Есть и другая связь, помимо кругов, — задумчиво заметил Шарко. — Это пристрастие к анатомии, препарированию и многочисленным наблюдателям… Наблюдатели на картинах, наблюдатели на месте убийства Флореса. Те, что на картинах, — это люди влиятельные, наделенные властью, они принадлежат к избранным кругам общества, считают себя стоящими выше народа и присваивают себе право пренебрегать запретами. У меня чувство, что типы, которых мы ищем, тоже подходят под эту модель. Люди, которые считают себя привилегированными, которым позволено все. Не будем забывать, что Луазо платил Николичу десятки тысяч евро. Ведь эти деньги наличными брались откуда-то? Наверняка из туго набитых кошельков.
Его дедукция наводила на размышления. Все согласились и приняли к сведению. Франк продолжил:
— Типы, замешанные в нашем деле, имеют одни и те же вкусы, одно нездоровое пристрастие к препарированию. И им хочется, чтобы на них смотрели, восхищались ими. Хочется также просто «видеть». Луазо снимал на камеру своих пленниц, чтобы показать, на что он способен… А КП отвечал ему любезностью на любезность: прислал фотографию отрезанной головы. «И кстати, полюбуйся на мою работу», — сказано в послании, обнаруженном в электронной почте Луазо.
— Думаешь, Флоресов убил этот КП? — спросила Люси.
— Быть может. Во всяком случае, кто-то из них. У Жан-Мишеля была содрана кожа, а мы знаем, что КП изготовил бумажник из человеческой кожи… Зато глаза остались на месте, в противоположность глазам его сына.
— И Брока еще говорил о способе умерщвления, он совсем другой, — уточнила Камиль.
— Значит, фотографа, возможно, убил сам Харон, а с отцом позволил действовать КП.
— То есть учитель или учителя позволили орудовать ученику?
— Вполне допустимо. КП действовал, а Харон и его подручный упивались кровью Флореса на скотобойне.
— Психи…
— Психи, у которых оказалось достаточно сродства душ, чтобы дойти до таких крайностей. Учителя и ученик? Ученики и учитель? Три типа, которые, как и Луазо, считают себя выше правил и переходят из круга в круг с вполне определенной целью.
Последовало тягостное молчание. Шарко поболтал виски в своем стакане, ища, быть может, ответы в янтарных отсветах напитка. Ему никак не удавалось составить себе ясное представление о тех, с кем они имели дело. Наверняка как раз потому, что их было несколько, составить психологический портрет почти невозможно.
— Паскаль смог получить список работников орлеанского больничного центра? — спросил он.
— Он связался с директором и сегодня отправил официальный запрос. Завтра, если все пройдет хорошо, получим список всех КП и ПК, от уборщиков до хирургов.
Белланже посмотрел на Люси.
— Сможешь помочь Паскалю? Возьмитесь за это вдвоем, это наш лучший след.
— Неплохое упражнение, чтобы вернуть себе форму, — отозвалась Люси. — И не слишком трудное — ни в физическом плане, ни по сложности.
Николя потер затылок.
— Что еще?
— Самое главное: Стикс, — бросила Камиль. — Исходя из того, что вы мне рассказали, я думаю, что это краеугольный камень всего нашего дела. Место, где наверняка Луазо, КП и Харон встретились, что называется, во плоти. Учитывая послание на стене дома в лесу Алат, есть шансы найти там, в частности, КП. Харон ведь ясно написал: «Найди К у Реки для другой встречи».
Она перевела взгляд на Шарко.
— Лесли Бекаро, она же Горгона, — женщина. Так что вам потребуется женщина, чтобы туда спуститься. А я как раз та, что вам нужна. Вы все полицейские с набережной Орфевр и наверняка уже где-нибудь засветились. Представьте, что вас знают в лицо, в том числе и ваших коллег-женщин. Зато нет ни малейшего риска, что кто-нибудь узнает меня. Народ там сходится в воскресенье вечером, я уже вернусь из Испании.
— И речи быть не может, — сразу же возразил Шарко. — Слишком рискованно, слишком опасно.
— Опасно? А вы считаете, что сладить с таким типом, как Николич, было не опасно?
Франк подтолкнул к ней фотографию отрезанной головы:
— Да эти мерзавцы в десять раз хуже Николича. Дикое зверье. Еще неизвестно, что вы там обнаружите. Да и как вы узнаете того или тех, кого мы ищем? Может, думаете, достаточно просто спросить: «Привет, вы случайно не КП?»
Камиль приложила ладонь к сердцу:
— Оно его узнает…
Этот ответ заставил Шарко умолкнуть.
— Надо ей довериться, — сказала Люси, пристально глядя на мужа. — Мы оба знаем, что бы я сделала в обычное время. Спустилась бы туда без малейшего колебания.
Женщины переглянулись, и одного взгляда было достаточно, чтобы они поняли, что с самого начала находятся на одной волне. Шарко поискал поддержки у своего шефа, а тот не сводил глаз с Камиль.
— Если бы мы хотели быть посговорчивее, то сказали бы, что нельзя помешать вам отправиться в этот клуб, — заявил Николя Белланже. — Вы взрослая, свободная гражданка и вольны делать все, что вам заблагорассудится.
— Вот именно, — откликнулась Камиль. — У нас никогда не было этого разговора, а я, скажем… порой провожу свой ночной досуг несколько необычным образом. — Она провела рукой по своему телу. — И поверьте, у меня есть козыри, чтобы слиться с толпой в таком месте.
Белланже помолчал несколько секунд, недоумевая, что она хотела этим сказать.
— Вам известно, что это повлечет за собой? — спросил он.
— Что вы не сможете официально меня прикрыть, что мое имя не появится ни в одном отчете и что я буду под землей одна.
В ее голосе звучала сила, уверенность. Белланже перенес внимание на своих коллег:
— А вы что об этом думаете?
— Мне нравится, — сказала Люси.
Шарко в итоге и рта не раскрыл, чтобы возразить, но его глаза ответили вместо него: он сдался. В настоящий момент было трудно найти другое решение. Так Камиль оказалась окончательно вовлечена в расследование. Но у нее были крепкие плечи, и пока она неплохо справлялась. Так что Николя Белланже тоже согласился, глядя в бумаги, испещренные его заметками.
— Отлично, отлично. У меня ощущение, что мы наконец сдвинулись с места.
Они допили аперитив, продолжая обмениваться информацией, размышлять, делать выводы, разложив фотографии на столе, словно игральные карты.
Только в их игре не было ничего веселого.
41
Ужин закончился. Николя Белланже курил на балконе, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Его сковывала усталость. Но из-за тяжелого, влажного воздуха легче не становилось. Это была одна из тех пьянящих ночей после грозы, которую хотелось бы провести в прибрежном ресторане, сидя на легком освежающем ветерке и лакомясь дарами моря.
Было уже за полночь. Казалось, будто огромная черная масса парка Розре поглотила свет уличных фонарей. Вдалеке мерцали огни столицы.
— Сигаретки для меня не найдется? — спросила Камиль, подойдя к нему.
Он протянул ей пачку. Молодая женщина держала в руке бокал с вином. Взяв сигарету, она поднесла ее к губам — естественным, машинальным жестом. Наклонилась немного к огоньку его зажигалки.
— Я и не знал, что людям с пересаженным сердцем можно курить.
— Я курю, пью, и у меня сердце убийцы.
На этот раз Камиль чувствовала себя хорошо, непринужденно и расслабленно не без помощи алкоголя. Она затянулась. Дым поднялся прямо к ее ноздрям. Она закашлялась, глаза наполнились слезами.
— Черт! До такой степени я еще не готова.
— Можно подумать, что все это для вас впервые — сигарета, вино…
Молодая женщина отдышалась и посмотрела на раскаленный кончик:
— Так оно и есть, хотя и не совсем.
Она облокотилась о перила балкона. В гостиной Шарко и Люси кормили близнецов, сидя бок о бок на диване. Их лица светились, словно у двадцатилетних.