шись от наружной жары, найдет здесь прохладу, но воздух был обжигающим, им почти невозможно было дышать, словно он поднимался прямо из самого чрева земли.
Внезапно послышался гул. Вибрация шла отовсюду и ниоткуда и длилась, быть может, секунд десять.
Метро, — подумала Камиль. — Прямо надо мной.
Она представила себе электрички, которые перевозят усталых пассажиров, потрескивающие неоновые огни, мрачные, продуваемые сквозняком и провонявшие мочой станции. Подождала, когда кончится эта подземная гроза, двинулась дальше и вдруг окаменела. После двухсот метров пути под ее ногами внезапно разверзлось нечто, напоминавшее бездонную расселину примерно сорока сантиметров шириной. Трещина, разорвавшая скальную тропу надвое и уходившая влево и вправо под каждую из боковых стен.
Тот самый Стикс. Адская река. Как такой провал мог существовать под Парижем? Как он тут образовался? Камиль перестала задавать себе вопросы геологического порядка. Перепрыгнула преграду одним прыжком и странно себя почувствовала: ее словно затянуло на темную сторону. Словно любой возврат отсюда был уже невозможен. Отныне рубеж преодолен. Если верить «Божественной комедии», она находилась в шестом круге ада. На внешнем крае символа из трех концентрических колец. Знака тех, на кого она охотилась.
Как будто она проникла на территорию этих негодяев.
Двигалась по их кровавому следу.
Камиль погасила фонарик. Под сводом некой полости, находившейся под прямым углом к тропе, мерцали огни. Она приблизилась. В свете висевших по обе стороны от нее ветроупорных фонарей плясали тени.
Наконец-то он был перед ней.
Запретный рынок.
В бесконечном сводчатом туннеле с выбоинами под ногами примерно через каждые пять метров виднелись силуэты сидевших за раскладными столами людей. Взад-вперед сновали покупатели, подходили ближе, справлялись о товаре. Слабая освещенность мешала рассмотреть лица, все тут было всего лишь театром теней. Иногда вспыхивали направленные на прилавки фонари, высвечивая каждую деталь.
Камиль решила не стоять на месте и, волнуясь, медленно двинулась к первому стенду. Ноги сделались ватными, почти подкашивались. Перед ней не было ничего особенного, всего лишь написанное от руки письмо, которое выглядело очень старинным, да серая кепка, грязная и помятая, и то и другое находилось в прозрачном пластиковом пакете. Из темноты вынырнуло бледное лицо с глазами, словно вдавленными в орбиты.
— Это настоящая… Кепка Альберта Фиша, которая была у него на голове перед тем, как его поджарили на электрогриле.
Продавец перевернул пакет.
— Смотри на этикетку. Изготовлена в Синг-Синге в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. Внутри есть даже прилипший волос. Волос самого Фиша, представляешь? Если ты его нарежешь на кусочки и отдашь на анализ, сможешь благодаря современным технологиям узнать кучу всяких его секретов. Употреблял ли он наркотики, пил ли, и если да, то в каких количествах. Хотя ладно, было бы жалко резать его на кусочки. Он всего один, и его владелец — Фиш. Фиш, Фиш, Фиш.
Камиль сделала вид, будто заинтересовалась. Поднесла пакет к глазам. Продавец шмыгнул носом и ткнул пальцем в письмо:
— А это, это его письмо, которое он отправил семейству Бад. Это оригинал, куколка, написанный в тридцать четвертом году. Слушай хорошенько: «Сначала я ее раздел. Поскольку она брыкалась, кусалась и царапалась, я ее задушил, а потом разрезал на небольшие куски, чтобы можно было унести мясо к себе домой. Приготовил его и съел. Когда я поджарил ее маленькие ягодицы, они стали такими нежными». Это сам Фиш написал, своей собственной рукой, экспертиза подтвердила, что почерк подлинный. Круто, не находишь? Я насчет родителей девчонки, которым он отправил это письмишко. Дорого бы я дал, чтобы оказаться там и посмотреть на их рожи, когда они это открыли и прочитали.
Он не без гордости процитировал пассаж из письма наизусть. Камиль положила пластиковый пакет на стол:
— Фиш меня не интересует. Не люблю рыбу. Сожалею.
— Чудна́я ты какая-то. Скажи тогда, на чем торчишь. Я знаю отличных ребят из Синг-Синга. Марта Бек, Реймонд Фернандес, Карл Панцрам. Могу тебе достать. Все, что хочешь, крошка. Только спроси.
— Я еще загляну. Может, скоро.
Камиль пошла дальше. На следующем прилавке была выставлена пара наручников с пятнышком черной засохшей крови. Веревка, тоже испачканная кровью. На бумажке было указано: «Оригиналы, которые использовал Фурнире. Веревка — 1450 евро. Наручники — 1850 евро». Продавец уставился на нее, не разжимая губ. Жуткий тип, рябой, будто попавший под метеоритный дождь, да еще и корчивший из себя индейца. Камиль не знала, как себя вести. Рассматривала гнусные «объекты», служившие для того, чтобы убивать и мучить, и это было ей омерзительно до глубины души. Откуда они взялись? Собранные полицией улики? Как они попали в руки этого ходячего трупа?
Она украдкой рассматривала каждое лицо, каждую физиономию. Чуть дальше, на другом прилавке с несколькими довольно удачными рисунками (драконы, привязанные женщины…), был разложен десяток фотографий, снятых поляроидом: на них были запечатлены две нагие девушки на постели в гротескных позах с изувеченными половыми органами.
Настоящие снимки с места преступления, которые и сама Камиль могла бы сделать. Но все-таки было что-то не так в самой манере съемки. Свет, угол зрения…
— Это снято не полицией, а самим Дэнни Ролингом, — произнес с английским акцентом какой-то юнец. — И пяти минут не прошло после того, как он убил их, можно сказать, малышки были еще совсем тепленькими. Тут сзади дата и время. Его собственный почерк.
Камиль даже не знала, кто такой этот Дэнни Роллинг. У нее было только одно желание: убраться поскорее из этого проклятого места. Люди вокруг нее расхаживали туда-сюда, деньги переходили из рук в руки, «объекты» исчезали под полами одежды. Камиль нельзя было терять бдительности. Она должна найти КП.
Мерзости сменяли одна другую. Человек довольно приятной наружности, в костюме предлагал подлинные орудия пыток, покрытые кровью, спермой и прочими выделениями, которые можно было разглядеть в ультрафиолетовых лучах стоявшего рядом прибора. Другой, слева от нее, сидел за пустым прилавком, положив руки на складной столик. Табличка говорила просто: «Подарите себе ребенка от Кэндимэна».
Камиль подошла ближе. Она искала знаки, приметы, хотела «прочувствовать» каждого из этих продавцов. Человек перед ней был высокий, худой и слегка горбатый, с крысиной мордочкой, маленькими блестящими глазками и узким носом. Обитатель подземных глубин.
— Для этого надо поехать в Соединенные Штаты, — сказал он, — но поверь мне, оно того стоит. А главное, будет принадлежать только тебе.
— И что это собой представляет?
— Любишь трупы выкапывать?
Камиль и глазом не моргнула. Что-то в глубине души подталкивало ее узнать, что предлагает этот монстр. Она знала, что так выражает себя ее темная часть, что она вовсе не обязана ей подчиняться, но ничего не могла с собой поделать.
А тот буравил ее взглядом.
— Ну да, похоже, любишь. Клянусь тебе, что-то происходит, когда они оказываются перед тобой. Когда воображаешь, чем была их жизнь. И их смерть. К тому же совсем дети. Это хорошо, да, хорошо.
Камиль пришлось совершить над собой насилие, чтобы не плюнуть ему в рожу.
— Что конкретно ты продаешь?
Он достал из-за сиденья маленькую коробочку.
— Догадайся… Дин Корл, знаешь такого? Он и есть Кэндимэн — Сластена.
— Просвети-ка меня.
— Прекрасный альянс убийцы-садиста с двумя сообщниками, тоже отпетыми извращенцами.
Ассоциация извращенцев… Это могло быть интересно. Она слегка наклонилась вперед:
— Слушаю тебя.
— Метод всегда один и тот же. Сообщники, довольно молодые, клеят подростков на вечеринках. Подпаивают, угощают наркотиками, потом привозят к Корлу. Там жертву, мальчонку, привязывают к широкой доске. Корл остается с ним, он ведь босс, шеф оркестра.
Камиль подумала о проклятом квартете: Луазо + Харон + КП + Неизвестный. Язык типа высовывался изо рта, как у змеи. И даже шипел.
— Он держал их живыми несколько дней, насиловал, пытал, прямо красота. Потом убивал и закапывал. Иногда один, иногда с чьей-нибудь помощью. Потом полиция обнаружила семнадцать тел под лодочным сараем, шесть других в окрестностях Майл-Айленда и еще четыре у озера. — Он помахал коробочкой. — Но есть и другие…
— Откуда ты знаешь?
— Потому что он все рассказал товарищу по заключению. А у меня есть связи.
Он подвинул коробочку к Камиль, но из рук не выпускал.
— Там внутри точные координаты четырех мест, где Дин Корл закопал своих жертв, про которых так и не сказал полиции. Покупаешь одно, и труп твой… Покупаешь два, я тебе делаю скидку.
Настоящий ящик Пандоры. Камиль хотелось его придушить. Здесь она была на территории зловещих посредников всяческих изуверств и извращений. В вертепе моральных уродов, черных душ. Она украдкой наблюдала за людьми, которые прогуливались тут, как по провансальскому рынку, торгуясь за свои миленькие товары. И снова видела оставшиеся на стене скотобойни силуэты подонков, которые присутствовали при убийстве Жан-Мишеля Флореса. Любовался ли КП его умерщвлением, предоставив священнодействовать «учителю», или, наоборот, сам орудовал перед одним или несколькими «мастерами», показывая, на что способен? Потешил себя кровавой баней?
Она бросила взгляд влево, на чудовищные фотографии сцен преступления, которые только что видела. КП или Луазо наверняка покупали такое вначале, тогда их и приметил тоже здесь ошивавшийся Харон. Так они и сделали свои первые шаги в направлении Аида, прежде чем зайти совсем далеко. А потом еще дальше…
Она двинулась вперед. Продавцы сменяли друг друга. Камиль наткнулась даже на женщину лет сорока, которая предлагала бензопилу с какими-то засохшими ошметками на зубцах. На бумажке было написано: «Подлинник».
Наконец Камиль добралась и до стенда, посвященного Шэферу. Кроме рисунков и всякой всячины: оправы очков, волос с его головы и прочих частей тела, — была тут и старая черная видеокассета без этикетки, тщательно упакованная в прозрачную пленку. Продавцом был гот с длинными черными волосами. Его плечи покрывал плащ. Камиль подумала о Носферату.