— Полиция? А что случилось?
Николя посмотрел на руку в белесой колодке, испещренной мелкими рисунками. Вся его уверенность улетучилась в мгновение ока. Он сразу же понял, что взял неверный след.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, — сказал он все-таки.
Кристоф Пуарье заметил поодаль Левалуа и двух других полицейских:
— Что-то серьезное?
— Мы ведем расследование, связанное с орлеанским РБЦ, ищем одного подозреваемого. Вы не подскажете, когда вам наложили гипс?
Женщина его опередила.
— В прошлый понедельник мы поехали кататься в горы на внедорожных велосипедах, — пояснила она. — Спуск со стороны Серр-Понсона. Кристоф упал и сломал запястье, хотя все могло окончиться гораздо серьезнее. Вернулись мы вчера, но гипс он носит со вторника.
— А нельзя ли взглянуть на медицинские документы, которые удостоверяют повреждение? И больше мы вас не задержим.
Она принесла требуемую справку. В глубине души Николя был разочарован. Что касается Люси, то она вздохнула, когда они подошли к своим машинам.
— Начинаю сомневаться, — сказала она. — Быть может, мы ошибались с самого начала.
— Давайте все-таки верить в успех, — отозвался Белланже, взглянув на часы. Он вполне сознавал, что каждая секунда на счету. — Мы сейчас как раз попали под действие закона максимальных неприятностей. Но в конце концов мы его вычислим.
Только один из трех последующих допросов занял чуть больше времени, поскольку подозреваемый, санитар-холостяк, не располагал алиби на вечер воскресенья. Он утверждал, что заснул на своем диване около одиннадцати вечера. При этом был в состоянии подробно рассказать о развлекательной передаче, виденной по телевизору в то самое время и которая оказалась также любимой передачей жены Робийяра, подтвердившей его слова. К тому же быстрый осмотр жилища (без малейшей официальной бумаги) не позволил обнаружить ничего подозрительного, а поведение подозреваемого выражало скорее его готовность к сотрудничеству.
Изнуренные полицейские поехали обратно в Париж около четырнадцати часов. Настроение было довольно мрачное, батарейки явно разрядились. Белланже не сиделось на месте.
— Это же невозможно, — сказал он Люси раздраженно. — Шесть часов допросов, и все впустую. Ты уверена, что ничего не упустила в РБЦ?
— Абсолютно. Алиби были слабоватыми. Мы все появились внезапно, похититель наверняка занервничал бы, это было бы заметно по его поведению. Но тут — ничего. В конце концов, тот, кто послал имейл с отрезанной головой, может, сам и не работает в РБЦ. Какой-нибудь пациент или кто-то близкий к работнику РБЦ…
Белланже в это не верил, но ему требовалось убедить себя, что он не ошибся. Люси заметила площадку для отдыха на автостраде и заехала туда. Индикатор уровня бензина уже давно мигал. Левалуа и Робийяр продолжили свой путь по А10.
Она вышла, чтобы залить полный бак, потом направилась к магазину:
— Маленький перерыв на перекус. Принести тебе чего-нибудь поесть или попить?
— Только немного воды. Я не голоден.
Люси взяла кошелек и исчезла в магазине, а Белланже принялся в который раз перечитывать фамилии персонала. Его пальцы дрожали, тело было напряжено до предела, как струна, готовая лопнуть.
Но имя того, кто удерживал Камиль, наверняка было здесь, в списке. Ему надо было уцепиться за эту уверенность, чтобы не сорваться.
Белланже не хватало воздуха, он опустил стекло до отказа, но в салон ворвалось лишь обжигающее облако с запахом гудрона. Он сразу же его закрыл. Ему захотелось разнести все к чертовой матери, потому что он был не способен выбросить из головы мысль, что кто-то из них наверняка напортачил. Что Робийяр, Левалуа, Энебель или он сам видели убийцу перед собой и упустили, не узнав его.
Ведь не призрак же он, черт возьми!
Разве что…
И вдруг его осенило. Он подождал, пока Люси вернется с пакетом в руке, и спросил:
— У тебя есть список КП-женщин?
Она протянула ему бутылочку воды. Потом достала бутерброд с маслом и ветчиной и впилась в него зубами.
— У меня в сумке. Но это не женщина. В мейле написано «Я одарен», то есть в мужском роде.
— Это могла быть ошибка.
— Я думала об этом. Но других ошибок в мейле нет. А еще, по памяти, там есть одна фраза, в которой говорится что-то вроде: «Если бы ты не скрывал от меня, где прячешь этих шлюх, я мог бы чем-нибудь помочь». Он обзывает жертв «шлюхами», женщина вряд ли бы так сказала.
— И все-таки я хочу взглянуть на него.
Люси вздохнула, достала список и протянула ему:
— Если это успокоит твою совесть…
Николя бросил взгляд на серию женских имен, внимательно присмотрелся к возрастам и профессиям. Прочитал несколько раз и вдруг выделил одну строчку:
— Тут есть одна по профессии «препаратор», ты знаешь, что это такое?
Жуя свой бутерброд, Люси покачала головой.
— Посмотри в Интернете, — сказал Белланже довольно властным тоном.
Вздохнув украдкой, Люси запустила поиск в Google.
— Нашла одно определение, похоже, из медицинской области — «анатомический препаратор».
И она зачитала:
— «Анатомический препаратор осуществляет практические работы по человеческой анатомии в сфере медицинского образования. Он заведует заготовкой и консервацией тел умерших, предоставляет в распоряжение преподавателей и студентов экспериментальные материалы и обращается с останками, соблюдая правила гигиены и безопасности».
Она повернулась к Белланже.
— Если я правильно поняла, препаратор разрезает трупы на кусочки и раздает студентам.
— Это может подойти, — отозвался Николя. — Отрезанная голова, металлический стол, на котором она была выставлена. Потом эти истории об анатомии, которые, похоже, так лакомы для тех, кого мы ищем…
Люси вдруг почувствовала дурноту. Она положила свой бутерброд на колени.
— Не может быть, — сказала она, придвигаясь к нему. — Я головой ручаюсь, что это не может быть женщина.
— А это и не женщина.
Люси не поняла:
— Тогда что же это такое?
— Его зовут Камиль Прадье.
Озадаченная Люси посмотрела ему в глаза. Потом вырвала у Белланже список:
— Только ничего мне не говори, Николя.
Она убедилась в этом сама.
— Какое ужасное совпадение… Вот дерьмо!
— Да уж, дерьмо. Ты ничего не заметила, потому что у нас тоже есть Камиль, вот ты автоматически и решила, что раз Камиль, значит женщина. Но ведь это также мужское имя. Проклятье, да кто угодно это знает!
Люси прижала руку ко рту, вполне сознавая тяжесть своей ошибки. Белланже не сводил глаз с листка бумаги.
— Камиль Прадье, тридцать восемь лет, препаратор в анатомической лаборатории. Проживает в Шеси. Подумать только, ведь мы только что проезжали мимо дома одного из подозреваемых! Давай трогай! Чего ждешь?
Люси включила зажигание, злясь на саму себя.
— Да как такое вообще возможно, чтобы тип, которого зовут Камиль, похитил женщину, которую тоже зовут Камиль? — попыталась оправдаться она.
— Камиль говорила, что ее с самого рождения преследуют малые проценты и невероятные совпадения, — заметил Николя серьезно. — И мы в этом по самые уши.
— Мне в самом деле жаль.
Николя замкнулся в себе и несколько секунд молчал.
— Мы ее найдем.
— Если ты думаешь, что я…
— Люси, заткнись, пожалуйста. И сосредоточься на дороге, ладно? Я сейчас не расположен к дискуссиям.
Он прижался правым виском к стеклу со стороны пассажирского сиденья и погрузился в молчание.
Люси поймала на себе его взгляд.
Взгляд, говоривший, что если Камиль умрет, то это будет всецело по ее вине.
57
Красный «фиат-сиена» Шарко ехал в Торрес-дель-Соль уже больше семи часов.
Сыщик буквально кипел от ярости. Едва узнав от Люси, что Камиль исчезла, он не стал изводить себя вопросами и сразу же пустился в дорогу. Надо было гнать как можно скорее. Согласно статистике, у них было семьдесят два часа, чтобы найти молодую женщину живой, потому что по ту сторону этого рубежа шансы обнаружить ее будут таять, как снег на солнце. А Шарко был убежден, что если она останется больше двадцати четырех часов в руках такого типа, как КП, то с ней будет покончено.
Он легко представлял себе состояние, в котором находились его коллеги, и невыносимое напряжение в команде. Судя по последним новостям, все они, включая Люси, отправились в РБЦ Орлеана. Именно такого развития событий он и опасался больше всего. Та, которую он любил, неотвратимо приближалась к опасности, захваченная вихрем расследования, а его не было рядом, чтобы защитить ее.
Все пошло не так.
Как только лейтенант покинул большой Буэнос-Айрес, Аргентина стала открываться ему километр за километром со своей дикой стороны. Кругом огромным ковром огненных, рубиновых, хлорофилловых оттенков разворачивалась пампа. Простиравшиеся до самых Анд лучезарно-голубые и льдисто-зеленые прерии, по которым бродили неисчислимые черные и белые стада. Шарко попадались старые бензоколонки цвета ржавчины, гигантские грузовики, закусочные вдоль дороги, словно вышедшие из какого-нибудь фильма в жанре road movie. Иногда какая-нибудь латифундия — одно из гигантских сельскохозяйственных предприятий — словно позировала, выдавая себя за обломок прошлого, прежде чем пейзаж снова обретал минеральное обличье, силу и притягательность под пронизывающим холодным ветром, продувавшим эти необозримые пространства.
Потом растительность изменилась. Стала более дикой, густой, хаотичной. Изумрудно-зеленой. Шарко почувствовал сырость, силу реки и болотные испарения. Температура поднялась на несколько градусов, но все равно было холодно, едва ли плюс тринадцать.
Когда около десяти утра по местному времени сыщик въехал в Торрес-дель-Соль, у него возникло впечатление, что он оказался на заброшенной американской киностудии, послужившей для съемок фильма ужасов в духе «2000 маньяков». Вместо «добро пожаловать» — узкие грязно-белые лоскуты, изодранные лохмотья, хлопающие в пустоте. Шарко сбавил скорость и поехал медленнее, не больше двадцати километров в час. Ему казалось, будто все это происходит во сне.