Николя глубоко вздохнул.
— Он тебе сказал еще что-нибудь? — спросил Шарко. — Упомянул какие-нибудь подробности, которые помогли бы нам видеть яснее?
Николя вспомнил о последних словах Харона и вздрогнул:
— Он говорил о существовании какого-то Черного Чертога, которого не смог достичь. Еще о Великом Плане. И сказал, что, когда Человек в черном приступит к его осуществлению, никто не сможет ему помешать…
— Человек в черном… — повторил Шарко. — Мне о нем говорил Фулон. Потом аргентинский журналист Гомес. По словам Фулона, этот тип — из первого круга. Он что-то вроде… великого организатора.
Николя подумал вслух:
— Сегодня торговля человеческими органами, но чем это обернется завтра? Если этот Человек в черном и в самом деле существует, то что он нам готовит? Мы, сыщики, вроде белок, бегущих в колесе. Время от времени останавливаемся, находим крохотное зернышко, проглатываем и бежим себе дальше. Но в итоге не продвигаемся вперед ни на сантиметр, а зернышек перед нами, похоже, меньше не становится.
Он встал со скамьи и надел солнцезащитные очки, что омрачило пейзаж.
Шарко кивнул на цветы, которые держала Люси, и сказал, вставая:
— Зато на развороченных полях сражений вырастают самые красивые цветы. Надо хранить надежду в нашем мире.
— И это говоришь ты?
— Да, я. Но мне понадобилось больше двадцати пяти лет службы в уголовке, чтобы наконец принять это. Нами движет надежда. Без нее мы ничто.
Они направились к больнице. Когда сыщики скрылись в вестибюле, по адресу: набережная Орфевр, дом 36, на имя Николя Белланже прибыло письмо без указания отправителя.
Служащий положил послание ему на стол, закрыл за собой дверь и исчез.