Страх и ненависть в Лас-Вегасе — страница 14 из 29

Я поднял глаза. На другой стороне улицы огромный красный щит кричал «ПИВО». Чудесно. Я оставил Акулу около телефонной будки и, шатаясь, побрел в хозяйственный магазин. Из-за стопки шестеренок выглянул еврей и поинтересовался, что мне нужно.

Я попросил эль «Баллантайн», таинственное пойло в большой бутылке, неведомое между Ньюарком и Сан-Франциско.

Продавец принес холодное, как лед, пиво.

Я успокоился. Отчего-то все теперь казалось нормальным. Мне наконец удалось сбросить скорость.

Бармен подошел, улыбаясь.

– Куда держим путь, молодой человек?

– В Лас-Вегас.

– О, великий город! Таким, как ты, там везет.

– Знаю. Я тройной Скорпион.

Ответ ему, похоже, понравился.

– Хорошее сочетание. Такие не проигрывают.

– Не волнуйся, – с усмешкой ответил я. – На самом деле я прокурор округа Игното[20]. Такой же настоящий американец, как ты.

Парень перестал улыбаться. Все понял? Трудно сказать. Но теперь это меня мало волновало. Я возвращался в Лас-Вегас. У меня не осталось другого выбора.

Часть вторая

1

Отъехав от Бейкера тридцать километров на восток, я остановился проверить саквояж с наркотой. Солнце жарило вовсю, и мне хотелось кого-нибудь убить. Любую тварь. Хотя бы крупную ящерицу. Продырявить на хер. Я достал из багажника «магнум» адвоката и крутнул барабан. Он был заполнен патронами – продолговатыми, зловещими штучками по 158 гранов каждая, блестящими ацтекским золотом. Я несколько раз нажал на клаксон, надеясь спугнуть игуану или еще какую-нибудь живность. Я знал, что мерзопакостная мелюзга, начиненная смертельным ядом, где-то притаилась, затаив дыхание, в чертовом океане кактусов.

Три громких выстрела чуть не свалили меня с ног. Три оглушительных хлопка произвел «магнум» в моей правой руке. Господи! Палю наобум, безо всякого смысла. Совсем спятил. Я швырнул револьвер на переднее сиденье Акулы и нервно посмотрел на шоссе. Машин нигде не видно, дорога пустынна на три-четыре километра в обоих направлениях. Повезло. Если меня обнаружат стреляющим как ненормальный по кактусам в пустыне с машиной, полной наркоты, хорошего не жди. Особенно если ты в бегах от дорожного патруля.

Начнутся неудобные вопросы:

– Ну что, мистер… э-э… Дюк. Вам, разумеется, известно, что на федеральной трассе запрещено стрелять из любого вида оружия?

– Как же так? Даже в целях самозащиты? У чертова револьвера очень нежный спуск. На самом деле я хотел пальнуть только раз – напугать чертовых тварей.

Тяжелый взгляд. Полицейский с расстановкой произносит:

– Вы утверждаете, мистер Дюк, что на вас здесь кто-то напал?

– Э-э… нет, не совсем напал, но мне серьезно угрожали. Я вышел из машины отлить, как вдруг меня окружили мелкие ядовитые бесенята. Шустрые, как смазанная вазелином молния.

Поверят ли такой истории?

Не поверят. Меня задержат, потом, как водится, осмотрят машину, и уж тогда разразится ад адский. Мне ни за что не доказать, что наркотики нужны мне для работы, что на самом деле я профессиональный журналист и еду в Лас-Вегас для подготовки статьи о конференции окружных прокуроров по вопросам наркотиков и опасных лекарственных препаратов.

– Это всего лишь образцы. Я забрал их в Барстоу у бродячего проповедника Неоамериканской церкви[21]. Он странно себя вел, и я набил ему морду.

Поверят?

Нет. Меня бросят в какую-нибудь адскую камеру и будут бить по почкам толстыми дрынами, отчего я много лет буду ссать кровью.

Мне повезло. Пока я проверял содержимое саквояжа с наркотой, ко мне никто не докопался. Запасы перемешались, сбились в кучу и наполовину были раздавлены. Несколько гранул мескалина рассыпались, превратившись в красновато-коричневый порошок, но 35–40 штук уцелели. Адвокат сожрал почти все «красненькие», зато «спида» осталось еще много. Трава закончилась, бутылка из-под кока-колы опустела, остались одна промокашка с кислотой, слипшийся приличный кусок опиума и шесть ампул амила россыпью. Для серьезного захода маловато, но, если тщательно распределить мескалин, хватит на все четыре дня конференции.

На окраине Лас-Вегаса я остановился у аптеки и купил два литра текилы, полтора литра «Чивас Ригал» и пол-литра эфира. Меня подмывало попросить продать мне амил. Мол, грудная жаба совсем замучила. Однако глаза у продавца аптеки были что у твоего истеричного проповедника-баптиста. Я сказал, что эфир мне нужен, чтобы очистить кожу на ногах от прилипшей изоленты, но он успел без лишних слов взвесить и упаковать покупку. Как видно, эфир его не волновал.

Я прикинул, как он отреагирует на просьбу приобрести запас «ромилара»[22] на 22 доллара и канистру веселящего газа. Не исключено, что он бы согласился их продать. Почему бы и нет? Рыночные отношения…

Пусть народ получит все, что ему нужно, особенно этот потливый, нервный тип с прилипшей к ногам изолентой, жутким кашлем, грудной жабой и кошмарно вздувающимися венами, стоит ему только выйти на солнце. Господин полицейский, уверяю вас, этому человеку срочно требовалась помощь. Откуда мне, черт возьми, было знать, что он, не успев вернуться в свою машину, начнет злоупотреблять медикаментами?

Действительно, откуда? Я задержался в аптеке еще немного, взял себя в руки и поспешил к машине. Мысль надышаться веселящим газом прямо на конференции окружных прокуроров была чертовски привлекательна. Но делать это в первый же день, пожалуй, не стоило. Этот прикол лучше оставить на потом. Какой смысл попадать под молотки еще до начала мероприятия?

Со стойки на стоянке я стащил журнал «Ревью» – и сразу его выбросил, прочитав статью на первой странице:

ХИРУРГИ НЕ УВЕРЕНЫ, СМОГУТ ЛИ ВЕРНУТЬ ГЛАЗА НА МЕСТО

Балтимор (ЮПИ). В пятницу врачи заявили, что не уверены, поможет ли хирургическая операция вернуть на место глаза после того, как один из заключенных тюрьмы выдавил их самому себе под воздействием наркотиков. Чарльзу Иннсу в возрасте 25 лет вечером в четверг была сделана операция в больнице Мэриленда, однако врачи сказали, что исход станет ясен только через несколько недель. В заявлении больницы говорится, что Иннс не воспринимал свет обоими глазами до операции, и возможность, что к нему хотя бы частично вернется зрение, крайне мала. В четверг надзиратель обнаружил Иннса, сына известного республиканца из штата Массачусетс, в камере с выдавленными глазами.

Иннс был арестован в среду вечером, когда он гулял обнаженным по своему району. Он был обследован в больнице и помещен в тюремную камеру. Полиция и друзья Иннса сообщили, что он принял очень высокую дозу транквилизатора для животных.

По сообщению полиции, этот препарат, фенилциклогексил пиперидин, производимый компанией «Парк-Дэвис», продавался только по справке и с 1963 года использовался как медицинское средство для животных. Однако представитель «Парк-Дэвис» заявил, что препарат можно достать на черном рынке.

Принятый сам по себе, ФЦП действует не дольше 12–14 часов. Эффект, оказываемый ФЦП в сочетании с такими галлюциногенами, как ЛСД, пока не изучен.

Иннс в субботу сказал соседу, что после первого принятия препарата он испытывал трудности со зрением и не мог читать.

В среду вечером, по данным полиции, Иннс находился в глубокой депрессии и потерял чувствительность к боли настолько, что вырвал себе глаза, не издав ни звука.

2Новый день, новый кабриолетЕще один отель, набитый копами

Первым делом следовало избавиться от Красной Акулы. Она слишком бросалась в глаза. Ее многие могли узнать, особенно полиция Лас-Вегаса. Правда, по их сведениям, машина уже должна была вернуться домой в Эл-Эй. Последний раз ее видели несущейся на предельной скорости по федеральной трассе № 15 через Долину Смерти. КДП тормознул ее неподалеку от Бейкера, сделал предупреждение, после чего машина как сквозь землю провалилась.

Вряд ли ее будут искать на стоянке проката возле аэропорта. Мне в любом случае пришлось бы ехать в аэропорт встречать адвоката. Он прибывал из Эл-Эй ближе к вечеру.

Я двигался по автостраде очень спокойно, подавив свою обычную склонность к резким рывкам и внезапной смене полос, стараясь привлекать как можно меньше внимания, а прибыв на место, оставил Акулу между двумя автобусами ВВС на служебной стоянке в полумиле от здания аэропорта. Между двумя очень высокими автобусами. Пусть теперь эта сволота попробует ее найти. Пройтись пешочком еще никому не мешало.

Когда я дошел до терминала, с меня градом катился пот. Я всегда сильно потею в жарком климате. Одежда вечно мокрая насквозь с утра до вечера. Поначалу это меня тревожило, но, когда я сходил к врачу и рассказал, сколько за день поглощаю бухла, наркоты и всяких ядов, он предложил вернуться после того, как я перестану потеть. Потливость, сказал врач, опасный симптом, он показывает, что организм перегружен и механизм очищения от вредных веществ полностью вышел из строя. «Я верю в исцеление естественным путем, – сказал он, – но в вашем случае… хм… мне неизвестно ни одного прецедента. Надо подождать и потом уж поработать с тем, что уцелеет». Я просидел два часа в баре и ради пользы от овощей осушил несколько бокалов «Кровавой Мэри», следя за рейсами из Лос-Анджелеса. У меня уже двадцать часов ничего не было во рту, кроме грейпфрутов, и мозги отдали швартовы, пустившись в дрейф.

«Надо быть внимательнее к себе», – подумал я. Человеческий организм имеет предел терпимости. Не хватало еще свалиться с кровотечением из ушей прямо в аэропорту. Где угодно, но только не в этом городе. В Лас-Вегасе слабых и свихнувшихся добивают.

Осознав это, я вел себя тихо, даже чувствуя, что из пор вот-вот потечет не пот, а кровь. Однако наваждение прошло. Официантка, подававшая коктейли, начала нервничать, и я заставил себя встать и твердым шагом выйти из бара. Адвокат так и не появился.