ХСТ: Верно. Это были очень серьезные люди.
Ред.: И они сидели в середине самолета?
ХСТ: Да. В задней части был бар и мини-комната для прессы, где было примерно пять пишущих машинок и несколько телефонов: вы могли бы позвонить из самолета в штаб-квартиру в Вашингтоне, да и вообще куда угодно. Но атмосфера на «Королеве Дакоты» была очень… ммм… очень… сдержанной, вот подходящее слово.
Ред.: Атмосфера была сдержанной? За день до выборов?
ХСТ: Только на «Королеве Дакоты»… На самолете «Зоопарк» атмосфера становилась все безумнее и безумнее, в то время как на «Королеве Дакоты» — все сдержаннее и мрачнее. Более извращенные представители прессы предпочитали путешествовать на самолете «Зоопарк». Там обстановка была комфортнее. Например, там было огромное количество кокаина.
Ред.: На самолете «Зоопарк» был кокаин?
ХСТ: Да, и дурь.
Ред.: Марихуана?
ХСТ: О, черт, да… Много марихуаны, хэша, кислоты…
Ред.: Исходило ли это от прессы?
ХСТ: Ну, пресса полностью захватила самолет «Зоопарк».
Ред.: Там не было никаких сотрудников Макговерна?
ХСТ: Некоторые пытались попасть на него, но люди из прессы прикипели к своим местам и отказывались покидать их. Получив место на самолете «Зоопарк», вы вцеплялись в него мертвой хваткой. За места в поездке приходилось торговаться. Я вспоминаю, как однажды, когда я хотел поговорить с Макговерном, я договорился поменяться местами с Джоном Холумом, у которого была подружка на «Зоопарке». Но когда я попытался получить свое место назад — насколько я помню, это было в Уичито, — пришлось пригрозить применением физической силы, чтобы выдворить Холума с моего места и вернуть его на «Королеву Дакоты».
Ред.: А запасы провизии на самолете «Зоопарк» были сделаны самой прессой или персоналом Макговерна?
ХСТ: Ну, вы должны помнить, что каждый представитель прессы, который путешествовал на любом самолете кампании, обслуживался по расценкам первого класса плюс одна треть.
Ред.: Почему? Для чего была еще одна треть?
ХСТ: Ну, по-видимому, за ущерб…
Ред.: Ущерб?
ХСТ: Это был зафрахтованный самолет, и стюардессы были оставлены на милость пассажиров.
Ред.: На милость?
ХСТ: В какой-то момент на самолете «Зоопарк» на пути к Сакраменто пилота, которого звали Пол Принс[126] — его еще прозвали «молодчага Пол» и «пилот-девственник»…
Ред.: «Молодчага Пол», «пилот-девственник»?
ХСТ: Верно. Его выволокли из кабины… И некоторые из сумасшедших представителей прессы, которые сидели впереди — а кокаин находился прямо за кабиной пилота, — схватили его и сорвали с него всю одежду вплоть до нижнего белья.
Ред.: Люди из прессы сорвали одежду с летчика?
ХСТ: Ну, они вроде бы помогали женщине из… Я вспоминаю, что это было за издание… Не Women's Wear Daily, но что-то в этом роде. Она была совершенно пьяна и обкурена. Но самыми страшными злодеями на самолете были телевизионные техники… Они держали его, в то время как дикая женщина раздирала на нем одежду.
Ред.: А кто управлял в это время самолетом?
ХСТ: Ну, второй пилот, я думаю…
Ред.: Второй пилот вел самолет?
ХСТ: На борту был экипаж — три человека.
Ред.: Это был 727-й?
ХСТ: Да, 727-й, кажется, они называют их «Виспер Джетс». Тот самый, с дверью «Д. Б. Купер», ну знаете, такой, которая выпадает из хвоста… И пилот был раздет до нижнего белья. Наконец он вернулся в кабину и приземлился в Сакраменто в нижнем белье с этой обкуренной женщиной, которая все еще преследовала его…
Ред.: Одна из стюардесс?
ХСТ: Нет-нет. Это была женщина из…
Ред.: Кто-то из репортеров.
ХСТ: Я бы не хотел называть ее.
Ред.: Ну, давайте не будем называть никаких имен. Конечно, нет.
ХСТ: Такого рода вещи случались на самолете «Зоопарк» регулярно. Там были все фрики. В проходе были расставлены динамики, и через каждые три метра звучала какая-то музыка… Проигрывались кассеты. Если впереди звучал «Роллинг Стоунз», то в хвосте «Грейтфул Дэд»…
Ред.: Я бы хотел прервать вас сейчас и спросить, каким было преобладающее настроение персонала Макговерна в этот момент, во время полета обратно в Су-Фолс за день до выборов, 6 ноября?
ХСТ: Мы вылетели из Лонг-Бич приблизительно в полдевятого вечера понедельника, 6 ноября, и направились прямо в Су-Фолс. Лонг-Бич стал последним городом, где Макговерн появился на публике, за исключением, вроде бы, Су-Фолса, его родного города, куда мы прибыли в половине второго ночи. И… Вы спрашиваете о настроении… Настроение персонала Макговерна на «Королеве Дакоты» было очень-очень спокойным. Они уже давно знали, что должно произойти. Макговерн признался, что знал об этом, по крайней мере, за неделю.
Ред.: Макговерн признался, что знал об этом за неделю до выборов?
ХСТ: Да. Я говорил с ним в тот же день на пути из Уичито в Лонг-Бич, и я могу сказать… Он раскрепостился настолько, что было ясно: что-то произошло… Он, наконец, впервые был расслаблен. Это произошло вскоре после того, как он сказал одному доставале в… Кажется, это был «Гранд Рэпидс»… «Можете поцеловать меня в задницу!» Он сделал это неожиданно… Подошел очень близко к этому парню и сказал: «У меня есть для вас новость — вы можете поцеловать меня в задницу». Большинство журналистов пропустили это мимо ушей. Он обнял его и прошептал, довольно тихо ему на ухо. Макговерн был уверен, что никто его не слышит. Услышали только двое — сотрудник Секретной службы и еще Сол Колер из газеты Newhouse. И это всплыло. Но к тому времени ему было все равно… Он засмеялся, когда я спросил его об этом на «Королеве Дакоты», и сказал: «Ну, это был один из тех отвратительных типов, которых хочется просто придушить…» Он был настолько раскрепощен, что это даже поражало. Поняв, что должно произойти, он расслабился. Позже он сказал, что знал об этом, по крайней мере, за неделю, а Гэри Харт позже сказал, что он знал за месяц.
Ред.: Гэри Харт позже признался, что знал, что Макговерн проиграет, за месяц до выборов?
ХСТ: Он сказал мне, когда я остановился в Денвере по пути на Суперкубок, что почувствовал это еще в сентябре, но, когда я спросил его, когда он понял точно, он на минуту задумался, а потом ответил: «Ну, я думаю, это было где-то 1 октября…» По опросам Пэта Кэдделла они знали — когда я говорю «они», я имею в виду штаб Макговерна, — какой ущерб нанесла та катастрофа с Иглтоном и что дело было труба начиная с сентября. Пэт сказал, что они провели месяц, просто ломая руки и выдергивая себе волосы, пытаясь решить, как исправить положение дел после Иглтона.
Ред.: Под «катастрофой с Иглтоном» вы имеете в виду то, как действовал в этой ситуации Макговерн?
ХСТ: Да, весь его имидж… Сначала он был индивидуалистом, антиполитиком, а потом вдруг превратился в правильного, прагматичного козла, который говорил, как любой другой политик… Иными словами, он начал говорить, как продавец автомобилей, лицемерить, и в глазах общественности он больше не был ни индивидуалистом, ни антиполитиком… Он был ничем не лучше, чем Хьюберт Хамфри, и это не мое личное мнение, именно так он и воспринимался… Вот хорошее слово. «Восприятие» — это слово, которое стало для кампании-1972 тем, чем слово «харизма» было для кампаний 1960-го, 1964-го и даже 1968-го. «Восприятие» — это новое ключевое слово.
Ред.: Что значит «восприятие»?
ХСТ: Тут имеется в виду разница между тем, кем кандидат является, и тем, как видит его общественность или избиратели.
Ред.: Что определяет разницу между восприятием и реальностью?
ХСТ: Лучший пример того, как восприятие может радикально изменить ход кампании, — это то, как Макговерн был воспринят избирателями Уоллеса на предварительных выборах в Висконсине, будучи почти таким же индивидуалистом и антиполитиком, как и сам Джордж Уоллес. Он победил на южной стороне Милуоки — там, где этого никто не мог ожидать.
Ред.: Это был район синих воротничков?
ХСТ: Не просто синих воротничков, а заводских рабочих — это действительно серьезный рабочий округ.
Ред.: Среди них было много поляков?
ХСТ: Да. Предполагалось, что в Четвертом округе победит Маски, но его кампания к тому времени уже разваливалась, а Хамфри был не тем человеком, который мог бы туда отправиться.
Ред.: Значит, избиратели — синие воротнички, поляки, избиратели в стиле Уоллеса — восприняли Макговерна как такого же индивидуалиста-диссидента, каким был Уоллес?
ХСТ: Да, в тот момент он делал акцент на вопросе налоговой реформы, который позаимствовал у Уоллеса во Флориде.
Ред.: В чем была разница между восприятием и реальностью в деле Иглтона?
ХСТ: Дело Иглтона стало первой серьезной трещиной в имидже Макговерна-антиполитика. Он бросил Иглтона по причинам, о которых до сих пор не хочет говорить. Психическое состояние Иглтона было намного хуже, чем было объявлено на публике. Насколько хуже, трудно сейчас сказать, над этим мне еще предстоит поработать… В любом случае не было никакой надежды на сохранение Иглтона в связке.
Дело Иглтона заслуживает того, чтобы взглянуть на него с точки зрения разницы между восприятием и реальностью. Макговерн был воспринят как бессердечный прагматик, который бросил этого бедного, невротичного, хорошего парня из Миссури, подумав, что люди не будут голосовать за него, потому что решат, будто шоковая терапия как-то повлияла на его умственные способности. В то время как на самом деле… Несмотря на отнекивания персонала Макговерна в последние дни кампании, когда я был одним из пяти или шести журналистов, которые очень активно пыталис