– Конкретно никто. А вообще: единоборства, маскировка, тактика – все характерно для спецназовца, офицера или прапорщика. Для профессионала. Дальше логично выплывает винтовка.
– И у меня она выплывает. Если он спецназовец, то хороший стрелок. Вот он и реализует на сенаторе свое умение. К тому же он не брезглив, хладнокровен. Он бродит по ее квартире и что-то там ищет, значит, выдержка у него отменная.
– И значит, он не боится того, кто случайно может зайти. Свернет ему ударом карате шею и уйдет. Опасный тип.
– Чтобы рисоваться перед видеокамерой, надо знать, что она есть.
– Знали мы, Щукин, Городилов, еще кто-то в прокуратуре. Опять слишком много народа!
– Вычислять бесполезно. Кого-то можем пропустить, а на кого-то зря подумать. В одном я уверен: убийца зашел со стороны улицы Кропоткина. У нас стоит, – я вывел на экран ноутбука карту Новосибирска, – пять одинаковых пятиэтажных домов. Наш дом третий. Он встал где-то тут и осмотрелся. Около дома стоит несколько автомобилей, и все вроде бы пустые. Но он знает, что за подъездом ведется скрытое наблюдение. Где можно сидеть относительно комфортно длительное время, да еще с видеоаппаратурой? Явно в микроавтобусе. Вычислив группу наружного наблюдения, он выбирает место, где покажет свои танцевальные навыки и длинные белые волосы. Ему остается обойти дом, надеть парик и пройтись вдоль подъездов. На первом этаже он скинет парик, чтобы раньше времени не вызывать у Фаины подозрений.
– Версия очень даже жизнеспособная. Это вполне мог быть «Арес». Только парик…
– Парик, – перебил я его, – это следствие моих шашней с Натальей. Я публично говорю ее бывшему мужу, что от шанса стать мужем дочери олигарха не откажется ни один мужик. Логично предположить, что не откажусь и сам. Даже не то чтобы мужем стать, а так, покутить с ней, поиграть во влюбленность. Словом, я езжу на ее машине, ужинаю с ней в интимном уединении. Понятно, что между нами отношения теснее, чем просто между оперативником и дочерью жертвы преступления. Вот они и кидают мне затравочку, чтобы я все бросил и начал искать настоящего убийцу Фаины. Чтобы мне было не до убийства Сарибекова. Только подкидывают мне женский след, а не мужской. Ну, тут кто кого разыграет, еще посмотрим. Пошли обедать!
Примерно за час до официального окончания рабочего дня я стал подумывать, как бы с толком и не без пользы провести вечер. И все больше склонялся поужинать в обществе Натальи, а заодно и нормализовать отношения. По моим прикидкам, она уже поехала домой, если была на работе. Вроде бы самое время согласовать меню. Но кто-то решил иначе.
– Александр Геннадьевич, – раздался в трубке торжествующий голос Щукина, – приезжай, мы раскрыли убийство сенатора!
Ехать пришлось на другой берег Оби, на улицу Ватутина. Вечером, по пробкам да через мост, на котором случилось столкновение автомобилей, получилось около часа.
Пока мы стояли в пробке, зажатые со всех сторон автомобилями, Сергей, как бы от нечего делать, спросил:
– Геннадьевич, а если бы Наталья предложила тебе вместе жить, ты бы как поступил?
– Тебя мучает этот вопрос? Он почему-то сейчас всех интересует. Проклятый капитализм всех испортил!
– Сам же говорил…
– Что я говорил? Что на месте бывшего Натальиного мужа так бы поступил любой? Говорил. Я и сейчас от этих слов не отрекаюсь. Подавляющее большинство мужиков бросили бы все и побежали за ней, как только она бы поманила пальчиком. И всем было бы глубоко плевать на ее прошлое, на то, что она спала с собственным отцом. Главное, что отец-то этот не только с ней кувыркался, но и деньгами ее осыпал с ног до головы. Побежать за ней, бросить все – значит осуществить свои самые несбыточные мечты. Представь, её можно убедить переехать жить за границу. Там ждут особняк, собственный парк с ручными оленями, диковинные рыбки в пруду, яхта, Ницца, пальмы. Там звезды над Калифорнией! Представь, ярчайшие звезды, как бриллианты в ночной мгле. Шум прибоя, смех веселых добрых людей. Там триста дней в году солнце. Там все: там настоящая жизнь. Там нет таких пробок. Но там никто не знает старых добрых русских поговорок, в которых сконцентрирована тысячелетняя мудрость нашего народа. А я чту русские поговорки.
Мы помолчали. Впереди машины вроде бы двинулись немного, но опять намертво встали.
– Можно, конечно же, бросить жену. Миллионы мужчин бросают жен и никогда об этом не жалеют. Можно мутировать и бросить все: жену, ребенка, работу, квартиру, страну – и начать жизнь заново, с чистого листа. Может быть, это и вариант. И не самый плохой вариант. Но никуда не деться от поговорок! Например, от такой: «Гусь свинье не товарищ». В этой поговорке сила правды. В ней суть бытия. Рано или поздно я или кто-то другой, у кого за спиной не будет собственных миллионов, обязательно надоест Наталье. Ребенку надоедают игрушки, мужчинам – любовницы, женщинам – наряды: жизнь беспрерывно вертится и обновляется. В этом вечном обновлении прогресс человеческой цивилизации – спиралевидное бесконечное движение вверх. Это философский закон «Отрицания отрицания». Ты думаешь, рано или поздно она бы не стала относиться ко мне так же, как к бывшему мужу? Стала бы. И тут либо играй по ее правилам, либо пошел вон! Год, другой, и я бы ей надоел. Ты не замечал, у многих людей есть странная манера бросать использованные презервативы в окно? Замечал? Вроде бы дома у каждого есть мусорное ведро, а выкидывают в окно. Так вот, Сергей, я не хочу в один прекрасный день под прекраснейшими и бесподобными калифорнийскими звездами очутиться на пляжном песке выброшенным презервативом. А эта использованная резина никому уже не нужна. Она одноразового применения. Даже сборщики мусора брезгуют ее брать в руки. Веник, совок – и на свалку! Презерватив – на свалку мусора, человека – на свалку жизни. Все, поехали! Вроде бы пробка рассасывается.
У двенадцатиэтажного дома, первый этаж которого занимали магазины и офисы, стоял привычный набор транспортных средств, который как-то ночью собрался по случаю убийства Фаины.
Заметив знакомый автомобиль судебно-медицинской службы, Сергей, ухмыляясь, заметил:
– Кажется, кто-то отошел в мир иной.
Я обратил внимание, что висящая на углу видеокамера наблюдения должна прекрасно захватывать и дорогу вдоль подъездов, и сам подъезд, из которого, улыбаясь, вышел… начальник службы безопасности столь известной нам «Сибирской инвестиционной компании» Петров Алексей Прохорович.
– О, явление Христа народу. Иди-ка сюда, уважаемый! А ты что здесь делаешь?
– Александр Геннадьевич, я уже думал вам звонить! Тут вот какое дело, у нас программист, тот, который за младшей Сарибековой все бегал, Киселев Андрей Сергеевич, вчера поехал на обед и на работу больше не вернулся. Вначале на это никто не обратил внимания, а сегодня его мать звонит и говорит, что тоже не могла до него дозвониться вчера. Ну, она, эта его мать, пошла сегодня утром к сыну, а он мертвый лежит. Я подумал, что в этом что-то необычное, и позвонил следователю.
– Какому следователю?
– Скорнякову. Он когда меня допрашивал, сказал, что если что-то необычное случится, то сразу же ему позвонить. Я и позвонил. Неужели что-то не так сделал?
Тут я встал, развел руками:
– Что мне делать с дураками? На работе тебя, пропойцу, тоже Скорняков оставил? Или это я за тебя просил? Я вам, Алексей Прохорович, ясным русским языком дал наказ, что я должен первым узнавать любые новости, которые происходят у вас в фирме. Я так говорил?
– Я, это, подумал, что следователь главнее, вот ему и позвонил. Он же из прокуратуры, значит, он по всяким убийствам самый главный…
– Ах, он главный! Это верно. Это очень точно подмечено. – Я достал телефон, изобразил, что набрал Наталью. – Привет! У меня тут новое убийство или не убийство, пока не понять. Я тут долго задерживаться не стану, если, конечно, обстановка позволит. Я вот что тебе хочу сказать: я тут как-то за одного мужика тебя попросил, чтобы его с работы не выгоняли. Помнишь? Петров его фамилия, Алексей Прохорович. Наталья Ралифовна, каюсь, был не прав. Зря просил. Он твоего отца не уберег, зачем вам такой дармоед нужен? Гоните его, козла, в шею! – Я демонстративно щелчком сложил телефон.
– Сергей, пошли!
– Александр Геннадьевич, как же это?
– Попроситесь, любезнейший, к Скорнякову на работу. Он ведь главный, теплое местечко вам обязательно подберет. Какое? Ну, не знаю. Нужник чистить, двор подметать. Тоже работа! А в коммерческой организации, если ума не хватает, таким, как вы, не место.
В подъезде, пользуясь тем, что нас никто не слышит, я народными выражениями оценил и себя, и тупого начальника службы безопасности. Встречусь с Натальей, обязательно попрошу, чтобы выгнала.
На площадке десятого этажа нас встретил Щукин. Он ликовал.
– Мужики, дело сделано! Считайте, что убийство у нас в кармане. Суть такая: начальник службы безопасности позвонил Скорнякову и сообщил, что есть странная информация. Скорняков доложил Мальцеву. Мальцев, недолго думая, собирает оперативную группу – и сюда. Да, еще мать покойного позвонила в местное отделение милиции, и они послали проверить сообщение о смерти участкового инспектора. Так что когда опергруппа приехала, то в квартире были мать и участковый. В этой квартире портретов Сарибековой Натальи – как в картинной галерее. Конечно же, это всех заинтересовало, стали делать тщательный осмотр и нашли патроны. Представляете, патроны того же калибра и той же серии, что нашли на месте, откуда стреляли в сенатора. И еще, там есть в его альбоме фотография, на ней этот Киселев стоит с карабином. Естественно, точно с таким же карабином, как тот, из которого Сарибекова ухлопали. Это он, парни, он – убийца!
– А с чего он мертвый валяется? – спросил Сергей.
– После вскрытия скажут. На нем никаких следов насильственной смерти. И поза у трупа такая, характерная для падения после внезапной потери сознания. Может, сердце отказало?
– Сколько ему лет?
– Тридцать один.