Я же должен каждый божий день письменно известить руководство о проделанной работе. Благо есть современные средства связи и отчет можно составить, сидя в гостиничном номере, а не в прокуренном кабинете. Великое благо, что информацию можно отправить по электронной почте с любой точки города, а не тащиться каждый вечер на узел высокочастотной засекреченной связи. Но все равно, стучать-то по клавиатуре приходится с завидной регулярностью!
Вначале седьмого я велел напарнику собираться. Так или иначе, но я решил составить с Инной разговор и выяснить все, что меня интересовало и в профессиональном плане, и в личном.
Сергей сел за руль арендованного автомобиля, и мы сквозь вечерние пробки двинулись на рандеву. По дороге в газетном киоске я купил справочник телефонов предприятий Новосибирска.
– Скажи мне, – спросил Сергей, пытаясь перестроиться в другой ряд, – а если Москва откажет, что тогда? Что у нас против нее есть?
– Тогда, друг мой, мы запросим инструкции. Свое дело мы сделали, обо всем подробно доложили. Стратегическое решение пускай принимают те, у кого в руках бразды правления. Если говорить конкретно про Инну, то после смерти «Ареса» у нас на нее практически ничего нет. Слепому «Аресу» я бы пообещал, что если он расскажет всю правду, то его бесплатно прооперируют в госпитале МВД и он прозреет. Могу со стопроцентной уверенностью сказать, что он бы до последнего обличал всех сообщников. К сожалению, эту нить Погосян нам оборвал.
– Короче, фактически у нас против нее ничего нет? Вот ведь козел, мать его! – воскликнул Сергей, резко отворачивая вправо от какого-то лихача, ловко втиснувшегося перед нами в пробке. – Кто так перестраивается, урод, твою мать!
– Козел, говоришь? А что, в козле, может быть, вся суть. – Я вспомнил Веронику Павловну и ее теорию взаимосвязи прорастания рогов и щетины у мужчин. – Иногда, друг мой, нужная карта приходит в конце игры. Бывает так, что весь кон тебе не везет и есть желание сбросить карты и сказать: «Я пас!» Но потом приходит идея доиграть до конца, и оп, у тебя блестящая комбинация козырей. Дело сделано, выигрыш в кармане. Нам остается довести игру до конца и посмотреть, кто козел, а кто нет.
Сергей стал выворачивать на дорогу к дому Инны и внимания на мои рассуждения не обратил.
Настроение мое улучшилось. Я вдруг отчетливо понял взаимосвязь основных звеньев логической цепочки: веревка на шее у Фаины и теория уважаемой Вероники Павловны о козлах. В эту же цепочку органически вплетались бальные танцы, колония строгого режима и улики, которые оставил убийца. Во мне жила эта догадка, скреблась, как мышь в кладовке, но я никак не мог найти, чем убийцу можно прочно привязать к месту преступления. Понятно, что все равно догадался бы, но когда, вот в чем вопрос! Дорога ложка к обеду. Дорога вилка к ужину.
– Итак, друг мой, вечернее напутствие. Я пошел на званый ужин, результаты которого предсказать не могу, ибо наши московские боссы еще не решили, что нужнее для обороноспособности России: восемьдесят миллионов долларов США или одна женщина в тюрьме. Меня не жди, но, если я не дам о себе знать завтра к полудню, начинай поиски. Если меня обнаружат мертвым, позаботься, пожалуйста, чтобы Инна Ралифовна провела остаток жизни в местах, не столь отдаленных от южного побережья моря Лаптевых.
– Можешь остаться у нее? – спросил он, уточняя, где искать.
– Может, у нее, может, у сестры, а может, выйду через пять минут. Откуда я знаю, чем вечер кончится? Я называю тебе критическое время, после которого стоит приступать к действию. Если Инна начнет мне все рассказывать, то это долгая история. У меня к ней вопросов полным-полно, дело явно затянется за полночь. О, наша любимая стоянка! Наша самая достопримечательная в этом городе трансформаторная будка, на которой неизвестный новосибирский философ на английском языке начертал свое отношение к прохожим. Если бы я был сентиментальным человеком, то сорвал бы вон с той клумбы цветочек и со скорбным видом положил у забора на обочину: «Покойся с миром, брат наш „Арес“!» Но так как меня меньше всего на свете интересует количество цветов, которые будут на моей собственной могиле, то обойдемся без возложения траурных венков. Все, приехали! Сергей, я ушел.
Инна принимала меня в наряде, в котором, наверное, достойно встречать уважаемого гостя свободной обеспеченной женщине. Должный ювелирный набор пополнился заколками в виде дельфинов с бриллиантовыми глазами. На хозяйке было короткое темное платье с глубоким вырезом на груди. Полуобнаженные плечи и смоделированная заколками прическа подчеркивали стройную шею. Ноги обтягивали колготки, на ногах – уже виденные мной туфли. Этими своими барскими замашками она вновь поставила меня в неловкое положение: снимать обувь и обувать тапочки или проходить в квартиру в носках? В тапочках я никогда не ходил и в собственной квартире их не имел, в носках, даже совершенно новых, чувствовал бы себя, как босяк на балу у принцессы.
Она с улыбкой наблюдала, как я совершу выбор. Пришлось остановиться на комнатной обуви.
– Как дела? – Улыбку сменила показная настороженность. Инна обладала отменной выдержкой, так что скрывать свои истинные чувства и эмоции она умела. Эта смена благодушия на тревогу должна была бы показать мне, как важна ей наша встреча.
– Как дела? Да никак! Если ты имеешь в виду ответ из Москвы, то мы его еще не получили. Если что-то другое, то дела идут просто отлично! Что может быть приятнее ужина с такой очаровательной дамой, как Инна Ралифовна? Стол уже накрыт или подождать за дверью, пока ответ придет?
– Прошу вас, Александр Геннадьевич! – Она картинно повела рукой, приглашая в гостиную.
– Инна Ралифовна, это мой вам подарок. – Я протянул ей телефонный справочник.
– Мне справочник? Зачем? – изумилась она. Действительно, зачем женщине, при повороте головы испускающей искры бриллиантов в десятки тысяч стоимостью, полиграфическое изделие, выцветшее за ненадобностью на витрине газетного киоска?
– В нем есть телефоны ателье, можно заранее обзвонить и договориться.
– О чем договориться? Саша, ты про что мне втолковываешь?
– Инна, совершенно честно тебе говорю, что если у нас откровенный разговор не состоится, то ты можешь смело обзванивать ателье и заказывать себе эксклюзивную фуфайку. В ближайшие лет десять-двенадцать это будет твоей повседневной одеждой. Я все понятно объяснил? Или-или, другого не дано. Или я получу ответы на все вопросы, или можешь прямо сейчас обзванивать ателье. Ватная стеганая телогрейка в женской колонии – первейшая вещь.
– Сейчас уже поздно, ателье закрыты. Прошу к столу!
В отдельной комнате, я даже затрудняюсь предположить ее повседневное предназначение, был накрыт стол на две персоны. Блюда явно привезли из ресторана. Сервировали стол по всем правилам этикета профессиональные официантки. Не будучи избалованным приемами в высшем обществе, я решил не пытаться изобразить из себя благовоспитанного джентльмена, который по глотку вина может определить количество солнечных дней в году на склонах гор, где произрастал виноград.
– Коктейль? – вновь улыбаясь, спросила она.
– Нисколько не боясь быть отравленным, я сегодня предпочту водочки. Водка есть?
– Бутылку при тебе открывать? – Улыбка вновь сползла с ее лица, что должно было означать обиду. Естественно, травить меня было просто глупо, а раз за разом напоминать хозяйке, что она имеет обычай подмешивать в напитки яд, как-то некорректно. Отравила троих, ну и что с того? Не весь вечер же про это толковать?
– Нет, так дело не пойдет. Мы испортим друг другу настроение, и с этого не будет никакого толку. Меня такой вариант не устраивает. Давай спокойно покушаем, без всяких перепадов настроения. Ты думаешь, что я не жду звонка? По-твоему, я позитивно воспринимаю каждый прожитый здесь день? Посуди сама, в чудном городе Новосибирске я нажил кучу недоброжелателей в местном ГУВД. Если бы мои слова, что Наталья не могла подкинуть винтовку, не были бы подкреплены данными спутниковой разведки, на меня с чувством и знанием дела написали бы длиннейший рапорт в Москву, обвинив во всех смертных грехах. Все бы припомнили. В областной прокуратуре лично на меня наточили зубы за смерть Городилова. Публично сейчас его все сослуживцы осудят, а в душе на меня жабу затаят. Они с Иваном Степановичем вместе виски на праздниках пили, свои мерзкие делишки прокручивали, и вот приехал я и довел целого заместителя прокурора области до самоубийства. Его коллеги с большим интересом бы посмотрели, как меня публично вздернули бы на виселице около оперного театра. Разве не так? Ты думаешь, кто-то в прокуратуре обрадовался торжеству справедливости? Да никто! Неси бутылку.
Она вышла в гостиную и вернулась с запотевшей бутылкой «Столичной», которая не продается ни в каком магазине. Такую специально изготовленную водку пьют почтенные люди, например сенаторы, и голова наутро от нее не болит. Если конечно, не пить всю бутыль разом на голодный желудок.
Я с хрустом открутил пробку, налил рюмку:
– Твое здоровье! – Сенаторская водка мягкая и без противного привкуса. Пить ее можно вообще без всякой закуски. Наверное, на это и рассчитано: собрались сенаторы перед заседанием, бутылка есть, закусить нечем. Не пропадать же добру? Жахнули бутылку из горла и пошли утверждать законы Российской Федерации. Иначе зачем такую водку изобретать и от простых граждан прятать?
Инна, поняв, что беседа предстоит в очень неформальной обстановке, прошла на свое место и, немного склонив голову, продолжила молча выслушивать меня.
– Отменные грибочки! – Я поддел маринованный масленок на вилку, прожевал. – Еще в городе Новосибирске есть две сестры. Одна из сестер думает, что она облагодетельствовала меня и я в порыве благодарности за намеки о совместной жизни должен целовать ей ноги. Ноги целовать я готов, но только как мужчина, а не как лакей. Мужчины целуют женщинам ноги в порыве чувств, лакеи ноги лижут, и в этом большая разница. Она привыкла выбирать себе мужчин, а я привык выбирать женщин. Наталья думает, что я переспал с ней и теперь до конца дней своих буду этим гордиться? Инна, ты кушай, дорогая. А то как-то неприлично, я ем, ты – нет.