– Любава! – Ее брат становился настойчивее. – Ты просто очень упряма. Я не могу тебя потерять и должен защитить. Если тебе так хочется быть именно здесь, значит, я просто перееду прямо сюда. Не позволю тебе быть тут одной!
– Я тут редко одна бываю, – в тоне художницы прозвучали очень женские нотки. – Почти всегда кто-нибудь составляет мне компанию. Любомир, прости, но ты будешь лишним. Или тебе нравится смотреть?
Смысл намека был более чем очевиден. Майк не думал, что брат Любавы так просто сдастся, но… он помнил рассказ художницы. В том числе и о ее отношениях с братом.
– Эй! – громко позвал он. – Тут никого в гости не ждут?
И с самой милой улыбкой шагнул к дверям. Художница тут же отвернулась от брата и сорвалась навстречу гостю.
– Ты пунктуален, – промурлыкала она. – Это впечатляет!
Майк позволил ей обвить свою шею руками и даже подыграл, обняв женщину за талию. Любомир хмурился, наблюдая за ними.
– Интересный способ расследовать убийства, – раздраженно прокомментировал он.
– Да. – Шеф агентства сделал вид, что тут же переходит на деловой тон. – Мы с вами так и не побеседовали. Когда будете свободны завтра? Всего пара вопросов.
– Когда у вас найдется для этого время, – сквозь зубы выдал Любомир, направляясь к дверям. – Если кого-то еще не убьют. Любава, договорим потом.
И он наконец-то покинул мастерскую.
– Спасибо, – тихо проговорила женщина, отступая от Майка. – Прости.
– Ну, в целом это я не вовремя, – улыбнулся он.
– Я за эту игру, – уточнила Любава. – Ты как раз очень вовремя…
– Мне надо было с тобой поговорить, – признался детектив. – Можно?
– Проходи, пожалуйста. – Художница указала на уже знакомую кушетку. – Это из-за Миши, я понимаю…
Она будто споткнулась об эти слова, замолчала и отвернулась, скрывая мгновенно набежавшие на глаза слезы.
– Прости, – на этот раз извиняться пришлось Майку. – Я понимаю, что для семьи смерть Миши – сильный удар. Если тебе тяжело, наверное, лучше все же отложить разговор на завтра.
– Завтра ничего не изменится, – с горечью заметила женщина. – Его не воскресить… Тем более ты пришел сегодня.
– Да, – неохотно признал детектив. – И это, наверное, не слишком честно по отношению к тебе. Мне хотелось поддержать: ты тепло отзывалась о старшем брате. Но… мне на самом деле надо еще и расспросить тебя.
Как ни странно, Любава улыбнулась не слишком добро.
– У тебя внутренний конфликт, Майк, – заметила она. – И он не совсем относится к расследованию. Я тебе понравилась, но есть твоя девушка. И визит сюда почти ночью – это нечестно по отношению к ней. Ведь так?
– В целом да, – уже легче согласился Майк. – Только стоит немного сгладить углы и расставить нюансы. Мира важнее. Однозначно. А ты…
– А я не согласилась бы провести с тобой ночь, даже если бы ты сам мне это предложил, – четко и прямолинейно заявила художница. – Ты неплохой человек, и я не хочу разочаровываться в тебе. Секс с тобой, возможно, был бы хорош, но последствия… Твои угрызения совести, холод, нервы. Это унижает. И это не для меня.
– Скорее всего, ты права. – Детектив впервые за вечер стал собой, его насмешка была легкой и веселой, как и всегда. – Только я бы не предложил. Но ты мне нравишься. Просто как человек, даже не как возможный друг.
– Случайный попутчик, – так же с улыбкой подсказала Любава. – Ты мне тоже. Просто иногда бывают такие встречи: поговорить, подарить немного доверия, то есть себя, и пойти дальше. Чуть больше тепла, и все. И спасибо тебе за это. Как ни странно, мне стало легче.
Она вытерла со щек дорожки подсохших слез и поправила волосы.
– У меня есть морс и бутерброды, – предложила женщина. – Будешь?
– Давай, – согласился Майк. – Это почти по-дружески.
Художница уже вынесла поднос из комнатушки за мастерской.
– Кстати, – детектив осторожно стал переводить тему, – а у тебя есть мужчины-друзья? Кроме бывшего мужа-психолога?
– Прямо чтобы чисто платонические? – уточнила Любава, надкусывая бутерброд. – Нет. Но я считала Мишку своим другом. И он им был. Вообще… я любила его.
– Только не плачь опять, ладно? – попросил Майк. – Любила… Ну да. Он самый разумный в вашей семье. Если вы ладили, наверное, с ним ты чувствовала себя в безопасности.
Она усмехнулась.
– И это тоже, – признала художница. – Но… я говорила о другом. Я на самом деле любила его. Наверное, его единственного. Мы хорошо ладили, понимали друг друга. И да, он мог меня защитить. А еще… Со мной он был другим – нежным и добрым. Он мог быть собой.
– Извини… – Майк застыл с бутербродом в руках. – Ты говоришь о нем не как о брате…
– До тебя долго доходит. – Насмешка из ее голоса не пропала и стала злой. – Именно так. Впервые это было случайностью. Мы отмечали его первый развод. Напились и… Так получилось. Но потом…
– Он твой брат все-таки. – Детектив почувствовал себя как-то… странно. Отношения между братом и сестрой были не просто скандальными, он бы назвал их болезненными.
– Остановись на минуточку, – почти ласково попросила Любава. – Я понимаю, как все это выглядит. Но мы же не собирались жениться и уж тем более иметь детей. Мы просто были вместе, когда получалось и когда об этом точно никто бы не узнал.
– Неужели вас все же несколько смущала моральная сторона вопроса? – иронично осведомился Майк, наливая себе морс. – Или что-то другое?
– Естественно, другое, – пожала плечами женщина. – Точнее, все те же правила нашей семьи. Если бы кто-то из пап узнал… Это было бы катастрофой.
– Слишком непомерный штраф? – У детектива появилось ощущение, что разговор несколько сюрреалистичен.
– Не все так просто. – Любава нахмурилась. – В семье все любят секс и ни в чем себе не отказывают, когда все традиционно и в целом прилично. Проститутки, любовницы, прислуга, если по обоюдному согласию. На все это можно только поворчать. Но… подобные отношения карались бы намного серьезнее, как и любые извращения. Папы не просто лишили бы нас куска наследства – нас лишили бы всего. Наши компании разорили бы, нас бы выгнали прочь, да еще и загнали в долги. По крайней мере, Мишку. Меня, скорее всего, просто сдали бы в психиатрическую лечебницу.
– Понятно. – Майк подумал, что на этом моменте, как говорится, вечер перестал быть томным. – Слушай, а… почему? Ну, все так жестко? С чего такие странные правила? Вы оба совершеннолетние вообще-то. Репутация семьи? Но это же смешно.
– Я не знаю, – честно призналась Любава. – Мне рассказал Миша. Он дал мне это как оружие против Машки. Она тоже по нему сохла. И… короче, она была больна им, а он держал ее на расстоянии именно с помощью напоминаний о таком запрете.
– Ясно. – Тема была скверной. Майк решил, что все же не слишком горит желанием узнать, откуда взялось такое табу в этой семейке, наверняка еще один грязный секрет. И еще какой… – Слушай, я хотел узнать у тебя кое-что о других ваших родственниках. Сегодня общался с ними, и знаешь… меня зацепила фраза Софьи. Она сказала, что Мишку нельзя было убивать, хотя он явно заслуживал наказаний. Что это значит?
– Наказаний? – Любава немного напряглась. – Она это любит. Нет, конечно, Соньке до Машки далеко. Она все же не садистка и не шантажистка. Но в младшей сестрице есть нечто такое… Странное…
Детектив не удержался от усмешки.
– Ну да, – тут же почти весело отреагировала художница. – Странностей у нас всех тут хватает. Этого не отменить. Сонька всегда была тихая и очень спокойная. Скрытная. И… робкая, что ли? Она такой кажется. Хотя в детстве была еще той занозой в заднице.
– Серьезно? – Майк не смог представить утонченную, надменную и холодно-сдержанную Софью девчонкой-сорванцом.
– Еще как! – Любава улыбалась, теперь уже тепло и искренне, воспоминания ее явно радовали. – Они с Димкой доводили прислугу до белого каления, да и пап тоже. Хотя даже тогда заводилой был именно Димка.
– Он, похоже, и сейчас не слишком изменился. – Детектив только подталкивал ее рассказ.
– Ну, сейчас он просто более взрослый и осмотрительный, – весело заметила художница. – Димка как-то сразу понял, что не похож на Мишку. Но между братьями было некоторое взаимопонимание. Они нормально ладили. Но и ссорились тоже, потому что одинаково упрямы. А тогда Димка управлял малышней, и Сонька была его правой рукой. Вот ты сказал о наказаниях. Это Димкин жизненный принцип: не можешь противостоять открыто, найди способ если не отомстить, то хотя бы доставить неприятности.
– И насколько крупными могли быть эти неприятности? – забеспокоился Майк.
– Никакого криминала, – успокоила его Любава. – Димка всегда считал, что даже мелкая кража не для него. Он просто придумывал не всегда добрые розыгрыши или подстраивал ситуации, где обидчик выглядел не лучшим образом. Братишка – хороший психолог, его удары были ощутимы, хотя мы с Любомиром попали под раздачу только один раз. Вообще нас малышня особенно не трогала.
– Понятно. – Детектив вернулся к прежней теме. – А Софья?
– Она не настолько тонко мыслит, как Димка, – подумав, сказала художница. – Ей проще делать мелкие пакости. Так однажды она сломала все мои кисти. Потом закрасила эскизы Любомира. С Мишкой они не то чтобы воевали, но и не сильно ладили, даже став взрослее. Она могла измазать зеркало в его спальне помадой: написать что-то типа «Люблю, котик. До вечера». И это перед тем, как он притащит к себе очередную женщину!
– Ну, в принципе у нее есть свой стиль, – усмехнулся Майк. – А почему она изменилась? Ты говорила, в детстве Софья была совсем другой?
– Не знаю, – пожала женщина плечами. – Просто однажды я вернулась домой на каникулы, а Софья уже изменилась. Где-то лет в тринадцать-четырнадцать. Стала замкнутой, серьезной, колючей. Тогда пакостей с ее стороны было много. Она особенно резко реагировала именно на меня, хотя в доме других женщин на тот момент не было. Папы то ли были без жен, то ли их дамы где-то отсутствовали. Даже Машка была еще замужем и жила отдельно. Хотя с Димкой Сонька тогда тоже перестала водиться. Их жуткий тандем распался.