— Он уничтожил ее.
— Тихомиров?
— Да.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Он сжег ее перед моим приходом. Вот зачем ему потребовалось остаться одному, и вот что он собирался обдумывать!
— Расскажите подробно, — повторил Мазин слова, которые повторял неоднократно. Правда, на этот раз без напора.
— У меня, как вы понимаете, тоже был ключ от квартиры. Это, между прочим, моя квартира, и я никогда не прощу себе, что пустил сюда этого проходимца.
— Не нужно давать воли эмоциям. Мы же договорились.
— Совершенно верно. Но я не открыл дверь ключом. Я позвонил. Я думал, что здесь еще могла быть Инна, и не хотел врываться непрошеным. Он отворил мне не сразу Тут все слышно из клетки. Я слышал его шаги на кухне, потом он открыл кран и только тогда подошел к двери…
— Кто там?
— Это я.
— Игорь?
— Ты один?
— Как видишь.
Он действительно был один. Я опоздал и разъехался с Инной. Из кухни пахло горелой бумагой, но я не сразу обратил на это внимание. Мне было не до сантиментов. Я пришел говорить с ним и не собирался играть в бирюльки.
У тебя была Инна?
Он собирался соврать, но понял по моему тону, что этого делать не стоит:
— Откуда ты знаешь?
— Она поехала к тебе после разговора со мной.
Антон спросил нагло:
— О чем же вы беседовали, если не секрет?
— Она сказала тебе.
— А… все эти сплетни?
— Сплетни?
— Ну, конечно, сплетни.
— Я говорю о записках Кротова.
— Выдумки.
— Что?
— Выдумки обиженной, оскорбленной женщины.
— Ну, знаешь, я не подозревал, что ты такой наглец.
— Прошу разговаривать со мной прилично.
— Ты вор.
Категоричность моего тона припугнула его.
— От другого я не потерпел бы таких слов, но ты, Игорь, слишком долго был моим другом.
— Это кончилось.
— Жаль, когда мужчины расходятся из-за женщины.
— Дело не в женщине, а в том, что ты сделал.
— Брось! Не стоит придавать значение тому, что Инна наговорила тебе сгоряча.
— Она мне ничего не наговаривала. Она не такой человек. Я узнал все сам.
— Что именно?
— Утром я искал сигареты в нижнем ящике стола и видел, что в нем лежит.
По-моему, Антон растерялся. Он замолчал, но наглость взяла верх:
— Что же там лежит?
— Тетрадка Кротова.
— Интересно! Ты не страдаешь галлюцинациями?
— Нет!
Я шагнул к столу и выдвинул ящик. В нем ничего не было. Антон наблюдал за мной со злобной ухмылкой.
— Это ничего не значит. Я видел тетрадку.
Он поманил меня пальцем:
— Сходи на кухню.
Я выскочил из комнаты. В раковине застряли остатки мокрого пепла. Она еще горела, когда я постучал!
— Узнаешь?
Я молчал.
— Ты же ее видел. Похожа?
Он еще издевался.
— Я не боюсь вас. Никто вам не поверит, потому что у вас нет доказательств. И никто не захочет скандала. Даже твой отец будет против тебя.
Что мне оставалось делать?
— Чтоб завтра же твоей ноги тут не было. Забирай вещи и уезжай в общежитие. Я не хочу больше иметь ничего общего с такой сволочью!
— Это все? — поинтересовался Мазин.
— Да, я немедленно ушел, но твердо уверен, что Тихомиров и не помышлял о самоубийстве. То, что он сжег тетрадь, говорит само за себя. Он не собирался сдаваться. Он был спокоен. И думаю, что он был прав. Вряд ли Инна захотела бы тратить нервы на разоблачение этой скотины.
— Т-а-к, — протянул Мазин без энтузиазма. — Все это интересно, хотя и не имеет никакого отношения к делу.
— Как не имеет?
— Очень просто. Вам не удалось опровергнуть версию о самоубийстве. Наоборот, ваш визит мог подтолкнуть Тихомирова к этому шагу. До сих пор он видел только одного опасного свидетеля — Инну Константиновну, теперь же вас стало двое. Это осложнило его положение. Если же смерть Тихомирова все-таки не самоубийство, то по-прежнему непонятно, как он мог погибнуть. Зачем он оказался на окне?
— Этого я, разумеется, не знаю определенно, но могу высказать предположение. На окне, если помните, висела китайская бамбуковая штора. Это не моя штора. Антон принес ее из общежития и сам прибил с внешней стороны окна. Окно, как видите, выходит на запад, и во второй половине дня в комнате бывает очень жарко. Это мешало ему работать. Возможно, когда я предложил Тихомирову убраться, он полез на подоконник, чтобы снять штору. Отсюда и все остальное.
— Возможно. Но может быть другое.
— А именно?
— Ваш рассказ усложнил предполагаемую картину. Число версий растет, и не исключена такая: визит ваш оказался не столь мирным, как вы его описали. Объяснение могло закончиться бурно.
— Что вы имеете в виду?
— Насильственную смерть.
— И я…
— Невозможно! — не дала ему договорить Инна.
Светлана прижала к щекам кулаки.
— Вы так думаете? — спросил Мазин с иронией. — Конечно, вам лучше знать, на что способен Игорь Анатольевич. У меня тоже полной уверенности нет. Но кое-что можно проверить.
И вдруг неожиданно он повернулся к Светлане и сказал слова, всех удивившие:
— Светлана, почему вы как ребенок размазываете слезы пальцами? Разве у вас нет носового платка?
И, не дожидаясь ответа, Мазин встал и взял с колен Светланы ее сумку:
— Наверно, он здесь?
Он потянулся, чтобы открыть сумку.
— Не нужно, не нужно, я сама!
Теперь вскочила Светлана, вскочила гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Она схватила сумку, но Мазин не выпустил ее из рук.
— Почему вы не разрешаете мне поухаживать за вами?
Он щелкнул замочком, но не открыл сумку, а продолжал смотреть на Светлану:
— Можно мне открыть вашу сумку?
— Там нет… нет платка.
Игорь и Инна ничего не понимали в этой шутовской, какой-то нелепой сцене.
— А может быть, есть? Может быть, вы просто забыли, а? Давайте-ка поищем вместе.
И он приоткрыл сумку.
— Вы не имеете права! — закричала она и рванула сумку с силой на себя. На этот раз Мазин ее не удерживал. Светлана покачнулась и упала на стул, выпустив сумку из рук. Мазин наклонился и поднял ее.
— Все-таки придется поухаживать, — сказал он и достал из сумки старенькую тетрадку.
— Вот видите, — обратился он к Рождественскому, не глядя на побелевшую Светлану, — а вы говорили, что записки сожжены. Ведь это та тетрадь?
Инна смотрела на Мазина, как на фокусника, и ему стало неудобно.
"Зачем я разыграл этот дурацкий номер? Но с другой стороны, как было заставить ее отдать тетрадку? Ладно, сыщик должен поступать эффектно и таинственно".
— Итак, Игорь Анатольевич, вашему рассказу полностью доверять не приходится. И вашему тоже, к сожалению, — обернулся он к Светлане. — Вы, конечно, захватили тетрадь, чтобы возвратить ее Инне Константиновне? спросил он насмешливо. — Почему же вы так медлили? И даже предпочли пользоваться пальцами вместо платка? Чтобы не открывать сумочку? Потому что она маленькая и тетрадь могли легко заметить?
Светлана молчала.
— Не придумывайте только еще одну версию, а то я сам скоро запутаюсь. Лучше прибегнем к помощи техники. Это будет надежней. Людям свойственно все усложнять. У вас есть магнитофон, Игорь Анатольевич?
— Вы хотите записать наши показания на пленку?
— Нет, наоборот, я хочу предложить вам послушать кое-что.
— Магнитофон есть. Сейчас я налажу его.
— Пожалуйста!
Мазин достал из кармана небольшую бобинку с пленкой:
— Вот это прокрутите, если вам не трудно.
Рождественский поставил пленку.
— Одну минутку, — попросил Мазин. — Я включу сам. Сначала вы услышите несколько поясняющих слов.
Стало тихо до стука часов на книжном шкафу.
Потом из магнитофона раздался голос Мазина:
— Готовы ли вы рассказать все, что знаете?
— Да, готов.
— Назовите, пожалуйста, себя.
Мазин надавил кнопку:
— Светлана, вам знаком этот голос?
— Да. Это Олег.
— Совершенно верно.
Он снова включил магнитофон.
— Чистяков Олег Васильевич.
— Чем вы занимаетесь?
— Служу в армии.
— Хорошо, теперь рассказывайте.
— Извините, я волнуюсь. Может, не все гладко получится. Но уж как будет. Мне неудобно это рассказывать. Понимаете, мы со Светланой дружили еще в школе. И вообще считалось, что навсегда. Потом я поступил в училище, она сюда приехала, но думали, что временно и как только будет возможность, мы зарегистрируемся. Мы встречались, когда можно было. Я приезжал, и она ко мне. Писали часто. Короче, я не сомневался.
В прошлом году я окончил училище, получил назначение. Но вы сами понимаете, военная служба с личными планами не всегда считается. Послали туда, где нужно. Там нет университета, понятно. А она учится. Мы решили еще подождать. Нельзя же было срывать ее с учебы. Я, конечно, верил ей, потому что мы много раз говорили… Правда, последнее время она стала реже писать. Я — два письма, она одно только. Писала, что все в порядке. Но я волновался, переживал. А тут у меня случилась командировка рядом, и я договорился с командованием, чтобы на день сюда заехать.
— Вы предупредили об этом Светлану?
— Нет, так получилось…
— Ясно, продолжайте.
— Я приехал в город поздно. Вечером. Прямо с вокзала побежал к тетке…
Мазин не слушал его слов. Он видел эти слова.
— Тетя Катя, это я!
— Кто ты?
— Олег. Света дома?
Тетка открыла не сразу, копается за дверью, но пускает его в конце концов, и вот он сидит уже за столом, а рядом лежит его фуражка с золотым плетеным шнуром, и он слушает, как тетка говорит деловито:
— Ты к ней, Олег, больше не приезжай. То, что было у вас, дело детское. Прошло и нету. Светлана сейчас замуж собирается.
У него в горле пересохло. Спросил, запинаясь:
— Кто ж он?
— Человек солидный, научный работник — Тихомиров. Говорю тебе все подробно, чтоб зря голову не морочить. Сам пойми, если была у тебя любовь, так не мешай ее счастью. С тобой у нее какая жизнь будет? Сегодня тут, завтра перебросили. Зачем и учиться было? Если ты такой отчаянный, что на земле тебе места мало и на аэропланах летаешь реактивных, то дело твое, конечно. А когда разобьешься? Что ей останется? Пенсия твоя? Я прямо говорю, потому что я человек прямой…