– все, что вы используете, или должны использовать в вашей работе. Время пошло». Когда моя очередь наступила, я быстро все слил в терминал – около 2 терабайт, все до запятой. Некоторые документы, считай, и не открывали ни разу – необходимости не было.
Все закончили, и «простой» попросил из кабинета всех уйти – и управляющего тоже.
Я последним уходил, и увидел, как телохранитель, с колючими глазами, из сумки своей достает какой-то модуль, вроде приставки, со стандартными разъемами. Потом дверь закрыли, и в приемной ждать пришлось, полчаса где-то. После пригласили нас в кабинет обратно. И «простой» тот нам каждому спокойно так указания дал. Причем такие указания, как будто сам на Комплексе всю жизнь проработал, и в таких должностях, как у каждого из нас. Говорит – выполняйте. Управляющий на нас заорал, чтобы быстро все на рабочее место и делать, что приказано.
Бригадир умолк, и принялся за второй стакан темного пива. Игорь терпеливо подождал, пока жидкость скроется в глотке у Генерала, и спросил:
– Ну и что в результате?
– А в результате никто не понял, как, но взрыва Комплекса избежать удалось. Система стабилизировалась. На следующий день Управляющий всех собрал, кто в кабинете у него был тогда, и взял подписку о неразглашении. Моего начальника разжаловали, а на его место меня взяли. А через пару месяцев и меня отправили с понижением в другое место. И остальных участников событий так же разбросали по всей планете. Человека того с телохранителем я никогда с тех пор не видел. До той поры, пока ты не появился. Уж не знаю чем, но похож ты, Игорь, на того человека. Не внешне, а как бы общим ощущением. От всех отличаешься.
– Послушай, Генерал, ты мне о пробах обещал рассказать, а сам о загадочных случаях из собственной практики мне излагаешь. Это все к чему?
– А к тому, Шмель, что думаю я – был тот человек самым настоящим пробом. Ну посуди сам – Управляющий перед ним на задних лапах скакал – это раз, полчаса почитал техдок, на изучение которого люди годы тратят, и все понял – это два, и, наконец, машинка та – это три. Все как в легендах этих дурацких. Все совпадает. И сдается мне, что ты пробом можешь быть. Только неясно зачем ты себя в шахте заживо закопал, и к чему тебе с нами уже без малого четыре месяца ошиваться. А ведь когда ты в реаниматоре валялся, я кое-что заметил. У всех кротов максимальный уровень восстановления – до красно-желтого. А у тебя высветилась вся зеленая полоса полностью. Стопроцентное, считай, здоровье. Такого не бывает. После всей военной заразы, за последние пару десятков войн народу на голову распыленной, даже первы, и не с Земли, а с космических станций, максимум на одну десятую зеленой вытягивают. Это твой первый прокол. Потом, ты в реаниматор очень редко заглядываешь, раз в пять реже, чем другие ребята, а цирроз – штука упрямая. Второй значок. Итого, как сам думаешь, похоже на правду, что ты – проб?
Игорь опешил. В рассказе Генерала было что-то абсурдное. Он – и вдруг проб? Полная ерунда. Но рациональное зерно робко проглядывало. Игорь решил, как говорится, открыть карты перед Генералом. Он заказал упаковку кофе, подождал ее появления на столе, отхлебнул дымящегося напитка и начал:
– Ну вот что, бригадир, я тебе сейчас еще более дикую историю расскажу.
И рассказал.
После окончания эмоциональной речи Игоря Генерал просидел молча минут пять-семь. Потом как будто встрепенулся, и произнес:
– А ведь я тебе верю. Ничто иное твоего, порой дурацкого, поведения не оправдывает. Ты, действительно, поначалу был, считай, как младенец. И до сих пор всех иногда наповал убиваешь каким-нибудь вопросом. Тем не менее, это самая удивительная история, которую я когда-либо слышал. Но почему я принял тебя за проба?
– А не может быть так, что пробы – это просто, как бы выразиться…
– Ты хочешь сказать, ничем не зараженные, абсолютно здоровые люди? Вполне возможно, что ты прав – все люди поголовно больны, это не секрет. Земля, считай, давно стала не самым здоровым местом для жизни – к сожалению, раньше, чем человечество убралось в космос, на другие миры. Игорь, пролежав столько времени в ледяной могиле, ты пережил всю ту гадость, которая случилась с Землей. Биологические войны, землетрясения, ядерные бомбардировки, тотальную эпидемию вирусного менингита. Ты – уцелевший образец древнего человека, жившего на зелено-голубой планете, дышавшего кристально чистым воздухом, человека, который пил и ел натуральные продукты, не болевшего ничем страшнее насморка из-за могучей иммунной системы. Ты просто обязан быть пробом. Я верю в тебя!
– Хорошо, Генерал, но что это дает нам?
– Отличный вопрос, Шмель. Мне нравится, когда ты говоришь это «нам». Правильное слово. Я помогу тебе, а ты поможешь мне.
– Бригадир, я согласен, но конкретно, чем нам может помочь то, что я, якобы, проб?
– Твои мозги нам помогут. Если все так здорово у пробов выходит – посидел полчасика над схемами, над документами, и потом как будто всю жизнь здесь работал, то прямая нам с тобой дорога на Свалку. Там, у космодрома, люди состояния зарабатывают, в разбитых железяках роясь. А секрет, считай, прост – разбираться в технике нужно, в конструкции кораблей космических. Если знаешь, что к чему, то, считай, горя знать не будешь. Насуем тебе в мозги, чего надо, и пойдем гайки крутить. Работа на свежем воздухе, никакой отравы, пыли. Рай! К тому же знакомец у меня там есть, попросимся на первых порах к нему на подхват. А там и сами поднимемся. У нас же завтра выходной, правильно? Так вот, мы пойдем с тобой в закрытые кварталы наверху, и там я постараюсь, с твоей помощью, подобрать тот прибор, который использовал тогда проб для чтения инструкций.
– Откуда уверенность, что прибор можно там найти? Проб мог пользоваться особо разработанным устройством, секрет которого не раскрывается.
– Прибор был сделан серийно, и дизайн имел достаточно допотопный, по тем временам. Это совершенно стандартное устройство со стандартными разъемами. В мегасторах он должен быть наверняка. Пусть слегка фонящий, но работающий образец у нас завтра будет в руках, я помню его внешний вид. Потом ты его используешь, и если все будет хорошо – мы с тобой получим все козыри на руки.
Ай, да Генерал, все продумал, все учел. И ждал еще столько времени. Я – проб! Ну и ладно. Завтра увидим. Против всякой воли, Игорь загорелся изложенным планом.
– Генерал, а мне наверх в чем идти? В робе, пожалуй, и не выпустят.
– Одежду я тебе найду, и антидот надо прихватить – заразы в закрытых кварталах хватит даже на такого здоровяка, как ты. Ну, ладно, хватит обсуждений. Мне не терпится начать! Завтра в семь жди меня возле одиннадцатого выхода. Возьми легкий штробер и запасные батареи. Не задавай вопросов. На выходе подробно расскажу. Ну иди, я сам рассчитаюсь….
Игорь возвращался к себе в барак, сильно огорошенный разговором. Резкое развитие событий напоминало скачку на лошади без седла и уздечки – несет во весь опор, и процессом управлять нет никакой возможности, думаешь только о том, чтобы не слететь. Навстречу, чуть пошатываясь, вырулил Индеец.
– Шмель, родной, ты ли это?
– Ну, допустим, я.
– А я тебе мешочек принес, в благодарность, – Индеец протянул Игорю огромный мешок, набитый, судя по распространившемуся от него аромату, первоклассным сухим шахтным мхом. – Пользуйся на здоровье!
Дурь собиралась только в определенных местах в глубинах шахты, и Индеец был известным знатоком по сбору этого дорогостоящего наркотика.
– Да зачем мне это, я же говорил – не прет меня.
– Не хочешь – не кури, продашь тому, кто курит. Наверху за такой мешок тебя на руках носить будут!
– Посмотрим. Давай сюда…
Удовлетворенный принятой благодарностью, Индеец скрылся в коридоре, а Игорь бросился на койку, и, поставив на шесть часов браслет, впервые со столь яркой надеждой в душе улегся спать. Во сне к нему пришел Индеец, и долго гонялся за ним с большим ножом, умоляя отдать мешок дури назад.
Глава 5. Audentes fortuna juvat.
Сказать, что я волновался, значит, ничего не сказать. До сих пор я жил под землей, максимум – выбирался в купол Комплекса. Ничего сверхъестественного мне на глаза не попадалось. По сути, если сбросить со счетов несколько высокотехнологичных приборов, которыми мы пользовались и которые я видел в кабинетах у начальства, это была самая обычная шахта с самыми обычными рабочими-забулдыгами. После первоначального накопления информации меня начал мучить настоящий сенсорный голод. Все, что могли сообщить мне мои «коллеги» по цеху, я уже усвоил, обдумал и давно пришел к выводу, что чучелом ли, тушкой ли, но валить отсюда нужно.
Поднявшись пораньше, воспользовавшись несколькими лифтами и преодолев несколько тамбуров, я встретил Генерала в небольшом холле, предварявшем один из второстепенных выходов из Комплекса. С собой я прихватил штробер – небольшой и легкий аналог ультразвукового бура для «тонкой» работы – а одежду передал уже ожидавший меня Генерал. Использовав жетон, я открыл дверцу одного из шкафов, выстроившихся вдоль стен, и сложил туда свою рабочую одежду. Взамен натянул на себя брюки из толстой ткани, похожей на искусственную шерсть, такой же свитер и опять же куртку, но не оранжевую, а защитного цвета. Естественно, куртка оказалась на пару размеров больше. Генерал влез точно в такой же наряд.
– Здесь что, мода такая?
– Чего? – слегка опешил Генерал. – Ты о чем?
– Ладно, проехали.
Все забываю, что некоторых слов здесь просто не знают. Зато самые распространенные выражения русского языка выжили, укоренились и расцвели пуще прежнего.
То, что куртка висела на мне мешком, в конечном счете пошло на пользу. Без затруднений я угнездил штробер за поясом, и под курткой его не смог бы заметить самый внимательный взгляд. Закончив с одеждой, я закрыл дверцу, зафиксировал ее своим кодом и вслед за Генералом направился к выходному шлюзу.
Возле шлюза нас встретили охранники, довольно формально поинтересовались кто такие, проверили жетоны своими сканерами, убедились, что мы имеем право на двенадцатичасовое отсутствие в бригадном блоке, и раскрыли перед нами первую дверь. В шлюзе нас окатили струи дезинфицирующего пара, при этом за нами наблюдали сквозь бронестекло еще двое охранников, затем раздвинулись створки выходной двери.