вно оставленные в пустоте следы.
Космос стал мёртвым.
Томаш никогда не ощущал ничего подобного. За всю жизнь он ни разу не выходил в дальний космос, а в пределах сектора отзвуки человеческого присутствия ни затихали ни на минуту. Пока не началась война. Впрочем, ему даже нравилась эта бесцветная тишина, это чувство головокружительной свободы — задыхающийся в смоге Бакар неотвратимо превращался в тусклую точку, и всё вокруг принадлежало только им, только их старенькой тарке.
Томаш всегда мечтал об одном — летать. И Лития, и Бакар казались ему одинаково скучными и неинтересными — торчать на одной планете после того, как испытал сводящее с ума ощущение свободного полёта было для него чем-то сродни тюремному заключению.
К сожалению, на «Припадке» стояла довольно примитивная система вирта, режим полного погружения не работал, и Томаш по-прежнему чувствовал, что лежит в жёстком ложементе. Он давно хотел купить новый вирт, но ценник не просто кусался, а норовил оттяпать руку по самое плечо, и всегда находились более насущные проблемы, высасывающие их и без того скромные капиталы. К тому же Насир и Лада идею с новым виртом не поддерживали. Насир как-то выразился, что вирт «вынимает душу из тела», а Лада заявила, что в режиме полного погружения пользоваться интерфейсом вообще перестанет. Томаш не понимал, чего они боятся — ведь вирт просто показывает то, что происходит на самом деле — за покорёженными переборками их рассыпающегося корабля.
Томаш плыл в искусственном космосе, погружённый в свои мысли, когда в уши ему ударил сигнал системы оповещения, и перед глазами запылали огромные буквы: «Внимание! Падение мощности генератора на 28 %». На какое-то мгновение, увлёкшись воображаемым полётом, Томаш даже принял надпись за странный космический объект, мигом заполонивший пустоту полётного коридора. Он заинтересованно потянулся к буквам, но второй гудок вывел его из транса. Томаш выругался и дал команду на отключение вирта.
Он очнулся в ложементе — как после долгого болезненного сна, — содрал кадол и привычным уже движением помассировал виски. После безграничного простора синтетического космоса командная рубка казалась тесным гробом. Стены нависали над ним, давили своей тяжестью.
Над приборной панелью висела голографическая модель «Припадка», рассеченная на две половины, и демонстрировала все свои впечатляющие внутренности, тонкую сеть искристых нервных путей. Несколько ниточек подсвечивались красным. «Внимание!» — загорелась надпись уже в этой реальности. — «Падение мощности генератора на…».
— Что за ерунда… — пробормотал Томаш.
Он взмахнул рукой, и голограмма притянулась к нему, как под воздействием магнитного поля. Одна половинка корабля замерцала и исчезла, а вторая судорожно выросла, оголив ещё больше подсвеченных внутренностей.
— Почему сейчас-то, твою мать! Мы же просто в дрейфе!
Томаш ткнул пальцем в одну из красных прожилок, и перед ним поплыли дёрганые строчки отчёта анализатора. Томаш быстро пробежал их глазами и застыл от удивления — лицо у него вытянулось, а рот приоткрылся.
— Лада! — закричал он. — Насир!
Но ему никто не ответил.
Томаш вылетел в коридор и чуть не врезался в стену, успев вовремя ухватиться за леер. «Припадок» заваливался на бок, как раненый зверь. Что-то звонко загрохотало, и леер злостно врезался в ладонь, норовя прокусить кожу. Томаш ударился об обшивку стены плечом, едва не разбив лицо.
Коридор перевернулся, как в чудовищном аттракционе, от которого вскипает в жилах кровь. Леер превратился в натянутый до упора страховочный трос и оказался у Томаша над головой. Под ногами поскрипывала обшивка стены.
— Гравы, чёрт!
Томаш сделал несколько осторожных шагов, упираясь рукой в потолок. В глазах внезапно потемнело, как перед обмороком, и он чуть не провалился в открытый отсек Джамиля.
Внутри никого не оказалось.
Ящик с кабуром торчал из разбитого фальш-иллюминатора, как кубический метеороид, пробивший обшивку. Уничтоженный экран яростно шипел, разбрызгивая по стенам искры. Крышка ящика беспомощно отвисла, как сломанная челюсть. Кабура нигде не было видно.
Взвыла сирена. Голосовые оповещения об аварии так и не завелись — впрочем, Томаш и без них догадывался, в чём причина сбоев.
Генератор.
Томаш шёл теперь по дверям отсеков, согнувшись в три погибели, и держался за леер, как за страховочный фал. Перевёрнутый навзничь коридор было невозможно узнать, словно Томаш оказался внутри неисправной центрифуги, которая норовит вышибить из него дух. Голова кружилась. Коридор потряхивало, у корабля начался эпилептический припадок.
Одна из дверей под ногами открылась, и из неё высунулась голова Лады.
— Что случилось?
Лада стала со стоном выбираться из каюты, как из гравитационного колодца.
— Генератор. Опять что-то навернулось.
— Что за…
Лада подтянулась на руках, сражаясь с неуёмной гравитацией. Она успела вытащить из проёма одну ногу, когда гравы вновь опрокинули корабль. Томаш кубарём покатился обратно в рубку. Лада вскрикнула и полетела вслед за ним.
Мазнули красным аварийные огни, перед глазами всё смешалось.
Томаш врезался спиной в свой ложемент и провалился в него, задрав кверху ноги. Через мгновение на него упала Лада, чуть не свернув ему шею.
— Что с гравами, чёрт бы их побрал! — крикнула она.
Лада упёрлась Томашу в грудь и окинула рубку остервенелым взглядом. Под потолком мигали какие-то тревожные сообщения — вспыхивали и тут же гасли — так, что их невозможно было прочитать. В уши била сирена.
— Сле… сле… — прохрипел Томаш.
— Что?
— Слезь с меня! Кажется, ты мне что-то сломала!
— Очень на это надеюсь! Полетели чёрт знает куда с неисправным генератором и гравами! Отруби их!
— Твою мать!
Томаш вылез из-под Лады и вцепился в свой терминал. Голосовое управление на «Припадке» не работало, и всё приходилось делать вручную. Пальцы у Томаша тряслись, а голографическое изображение на экране рябило и рассыпалось на искры, как взрывающиеся лампы. Наконец он нашёл нужное меню и ткнул в кнопку аварийного отключения гравитационных катушек. Терминал недовольно заверещал и запросил голосовое подтверждение от капитана.
Томаш выругался.
— Серьёзно? — Лада прикрыла ладонью лицо. — Ты знал, что это так работает?
— Да нет же, чёрт! — У Томаша задёргался мускул под глазом. — Мы собирались починить голосовое на Бакаре, но…
— Из головы вылетело?
Томаш в панике пролистывал многоуровневые меню. Изображение стало зернистым, как на самых древних проекторах, и нехотя отзывалось на движения его рук.
Рубка теперь кренилась в противоположную сторону, и Томашу приходилось держаться одной рукой за терминал, чтобы не вылететь в коридор. Лада лежала в его ложементе, наблюдая за тем, как он барахтается у неё под ногами.
— Придурок! — прорычала она. — Мы сейчас все из-за тебя подохнем!
— К генератору кто-то подключился! — крикнул Томаш. — Это сабо… сабо…
Поперёк горла встал ком, и Томаш закашлялся.
— Что?
— Саботаж!
— Какой ещё саботаж?
— Погоди, сейчас…
Томаш поменял в настройках терминала способ подтверждения и медленно, растопырив пальцы, опустил ладонь прямо в подёргивающееся изображение.
— Ты что вообще делаешь?
— Сейчас! Сейчас!
На терминале высветилась надпись: «Проведена дактилоскопия, личность капитана подтверждена». Что-то щёлкнуло, изображение вздрогнуло и взорвалось фонтаном электронных брызг.
Терминал погас. Больше ничего не происходило.
Гравы по-прежнему тащили Томаша в отверстый коридор, как в пропасть.
— Ты что, терминал вырубил, а не гравы? — простонала Лада.
— Сейчас… сейчас должно…
Сирена заглохла — последний её гудок вышел медленным и угасающим, как на разряженных батареях. Свет на потолке мигнул.
— Да не может быть! — крикнул Томаш, хватаясь за терминал обеими руками. — Отключайся, твою мать!
В этот момент тело его потеряло вес.
— Похоже всё-таки работает голосовое! — усмехнулась Лада.
Она выбралась из ложемента и, оттолкнувшись ногой, поплыла в коридор, вытянувшись, как пловчиха. Можно было подумать, что в невесомости она чувствует себя даже увереннее, чем с работающей гравитацией.
Томаш последовал за ней.
— В технический! — скомандовал он. Голова раскалывалась из-за перепадов давления. — Там что-то происходит!
В подтверждение его слов сенсорный замок у двери в техничку действительно горел зелёным.
— Кто взломал? — пробормотал Томаш. — Дверь же была…
Лада ударила ладонью по замку — как пощёчину дала — и дверь, испуганно пискнув, открылась. Из проёма вывалился Джамиль — с закатившимися глазами и новой пунцовой шишкой. Лада оттолкнула его, и он поплыл по коридору, бесчувственно раскинув руки. Томаш, выругавшись, юркнул в отсек. У силового щитка суетился, тыкая в разъемы острыми манипуляторами, страхолюдный металлический таракан.
— Твою же мать! — крикнул Томаш.
— Вот гадёныш!
Таракан взволнованно дёрнулся, отыскав наконец то, ради чего переворошил всю техничку, и припал к интерфейсному разъёму виртпроцессора.
Лада от души приложила его ботинком.
Таракан врезался в стену и заверещал, как пожарная сигнализация, панически дёргая всеми шестью лапами. От его брюшка, подобно электрической пуповине, протянулся к интерфейсному разъёму длинный кабель в металлической оплётке.
Лада выдернула кабель. Таракан взвизгнул, примагнитился к настенной обшивке и пополз к выходу.
— Это что? — выдохнул Томаш. — Это кабур?
— Это твой саботажник, — сказала Лада.
— Но почему он…
— Разберёмся. Генератор приходит в себя. — Лада постучала пальцами по мутному экранчику над силовым щитком. — С тебя пока что обвинения снимаются. Пойдём гравы включать.
— С меня-то снимаются, — сказал Томаш. — А вот кое с кем надо будет серьёзно поговорить.