— Не влезем, — согласился Томаш. — Но в скафандре и смысла нет в ложемент залезать. Включаешь обратный отсчёт и садишься на пол спиной к ложементу.
Насир несколько секунд смотрел на Томаша тёмными запавшими глазами, затем поднял тинктуру, резко выдохнул и проглотил залпом с таким видом, словно она была последней в его жизни.
— Ладно, херзац с тобой! Отличный план, аотар! Надёжный, как…
— Вот только, — добавила Фён, — больше этот корабль никуда не полетит. Даже если мы яко ходинки оттормозимся. Дай бог жизнеобеспечение будет работать.
— Айша нас заберёт, — сказал Томаш. — Найдём самописец, вернёмся на «Припадок» — и будем её ждать. По крайней мере, ничего другого у нас нет.
— Не знаю, что у вас с этой Айшей, вы сами с ней договаривались о чём-то, сами и смотрите, чего да как, но я, — Фён поджала губы, — на Бакар не полечу.
— Никто на Бакар не полетит, — сказал Томаш. — Но и на Литию нам сейчас хода нет.
— Мне-то уж точно! — хмыкнул Насир.
— Потребуем, чтобы Айша доставила нас к Черне, — сказал Томаш. — Как и планировали.
— Если сможем что-то требовать, — сказала Лада.
Томаш не надевал скафандр уже больше года, а по кораблю в таком виде вообще не разгуливал. Ноги едва сгибались в коленях, обшитые металлом плечи задевали за стенки в коридоре. Лада так и вовсе пару раз приложилась шлемом о дверной проём. Но хуже всего пришлось Насиру. Литийский безразмерный скафандр был ему не по размеру, и он носил свой, блестящий, желчно-жёлтого цвета, в котором окончательно терял всякое сходство с человеком. И всё бы хорошо, но отсеки «Припадка» никогда не рассчитывались на бакарийцев, и Насир, выросший благодаря своей сбруе на добрые полметра, ходил теперь, согнувшись в три погибели, свесив почти до пола длинные чешуйчатые руки. Замыкал процессию Джамиль, который немного оклемался после торможения, но всё ещё не мог выдавить из себя ни слова.
Общались через интерком. Кто-то — Томаш подозревал Джамиля — забыл отключить передатчик, и в уши постоянно било надсадное дыхание.
В рубке Томаш опустился перед своим терминалом на колени, как перед молитвенным алтарём, и снял с правой руки перчатку, чтобы авторизоваться.
— Когда отрублю гравы, держитесь за что-нибудь. Иначе будете тут летать во время импульса.
— Поняли, поняли, — проворчал Насир.
— И отключите кто-нибудь передатчик! Хорош уже в ухо хрипеть!
Сиплое дыхание не прекратилось. Томаш негромко выругался, и тут же понял, что тоже не отключил передатчик.
— Ни перья, ни верья! — отозвалась звонким голосом Фён.
Томаш стал отключать системы жизнеобеспечения. Генераторы воздуха, система рециркуляции, гравы… Сложно было избавиться от чувства, что в любой момент закоротит вывалившаяся из стен проводка, и корабль превратится в братскую могилу, несущуюся к чёртовой матери на безумной скорости. Отрубилась гравитация, и движения стали замедленными, как в фильмах — в самый пафосный момент, когда мощной волной накатывает долгожданная кульминация. Рука без перчатки мягко скользила над голографическим экраном.
Оставалось изменить режим работы компенсаторов — и можно начинать.
— Готово! — сказал Томаш в передатчик, застёгивая на руке металлическую манжету.
— Включаю обратный отсчёт! — отозвался Насир.
Томаш уселся на пол, прижавшись спиной к ложементу. Насир принялся считать — уставшим надтреснутым голосом, словно воздуха в лёгких отчаянно не хватало. Его упорно, как помехи на коммуникационном канале, заглушал чей-то истошный хрип.
— Десять… девять… восемь…
Томаш подумал, что хуже, чем в последний раз, уже не будет — и понял, что сам себе не верит. Он посмотрел на Фён, которая сидела слева от него, упираясь руками в пол — как будто готовилась к землетрясению.
— Альхам дулила! — крикнул Насир.
Его голос резко оборвался, как захлебнувшийся крик, и Томаша оглушила чёрная тишина. Исчезло даже надсадное дыхание, к которому он успел привыкнуть. Ему захотелось повернуться, посмотреть, что происходит, но его тут же, как магнитом, потянуло к соседнему ложементу. Томаш едва успел ухватиться за свисающий ремень.
Через секунду всё прекратилось.
— Ла таклак! — прорезался голос Насира. — Нормально всё! Красота! Мягко идём!
— Меня уводит в сторону, — сказал Томаш.
— Есть небольшое смещение. Нахайдык, сейчас скорректируем.
Насир отключился, и вновь на уши стала давить тишина. Томаш даже заскучал по хриплому дыханию.
Больше минуты никто не говорил ни слова.
— Курс скорректирован, — сообщил Насир. — Даю следующий залп. Готовьтесь.
— Давай только без драматичных выкриков обойдёмся, — сказала Лада.
Насир не ответил. Через несколько секунд он начал считать.
Томаш посмотрел на Фён. Теперь она тоже держалась обеими руками за свисающие с ложемента ремни. На стене перед глазами плясали цветные тени — отражения пылающей на терминалах гирлянды огней.
На сей раз Томаш почти ничего не почувствовал — он понял, что всё прекратилось, лишь когда Насир удовлетворённо проскрежетал в интерком:
— Красота! Вообще идеально!
— Надо диагностику провести, — сказал Томаш. — Мы ни черта не слышим в скафандрах этих!
— Ла таклак, отчётов о повреждениях нет.
— А их никогда нет, — сказал Томаш, поднимаясь.
Он сел на четвереньки перед терминалом и включил диагностический режим.
— Да чего ты дёргаешься? Диагностика ни хара не показывает!
Компьютер завис на несколько секунд и вывел на экран залитую аварийным светом картинку — корабль в продольном сечении, весь корпус которого мерцает и светится так, словно раскалился до состояния плазмы.
Томаш от удивления приоткрыл рот.
Из голограммы корабля, как из освежёванного трупа, торчало множество тонких игл с пульсирующими иконками. Томаш коснулся одной из них, и на экран посыпались истошные предупреждения — «критическое структурное нарушение», «угроза разгерметизации».
На лбу у Томаша выступил пот.
Весь корабль светился красным — на «Припадке» не оставалось ни одного живого места.
Томаш выругался в отключённый интерком.
Он поднял голову — никто не обращал на него внимания. Джамиль и Фён сидели к нему спиной, Лада и Насир тоже не смотрели на его экран.
— Оклемалась диагностика, — прошептал Томаш, ни к кому не обращаясь.
И отключил экран.
— Так чего? — послышался голос Насира. — Продолжаем?
— Продолжаем, — сказал Томаш в интерком и уселся спиной к терминалу. — Раз новых повреждений нет…
Насир завёл обратный отчёт. Томаш ухватился за ремни и закрыл глаза. Он никогда не верил в бога, но если бы знал хоть одну молитву, то обязательно бы её прочитал.
— Альхам дулила! — неожиданно для самого себя крикнул он — и его тут же швырнуло на Джамиля.
Раздался крик. Джамиля приложило о стену — тот задёргал руками, пытаясь зацепиться за поручни, но тут же обмяк, обречённо свесив голову. Томаш врезался в его бесчувственное тело и непроизвольно обхватил за плечи. Их закрутило волчком и отбросило на терминал. В глаза ударила распустившаяся огненным цветком голограмма, всё вокруг затянуло маревом из мельтешащих огней. Прорезались чьи-то надсадные крики, но Томаш ничего не смог разобрать. Он успел ухватиться за ложемент, однако Джамиля не удержал, и тот полетел, безжизненно раскинув руки, прямиком на центральный терминал.
— Адыр елдыш! — задребезжал интерком.
Тряска сошла на нет — корабль приходил в себя после припадка. Томаш открыл забрало шлема — воздуха почему-то не хватало. Насир вцепился в Джамиля, как во время судорожного сражения в невесомости, и барахтался с ним под потолком. В уши ударил чей-то хрип.
— Насир! — крикнул Томаш в интерком. — Что у вас? Отпусти его!
— Скафандры сцепились, адыр его елдыш!
Насир наконец освободился от Джамиля и склонился над терминалом, нырнув с головой в брызжущую яркими цветами голограмму. Джамиль пришёл в чувство и медленно, как больной, стал перебираться на своё место.
Воздух, словно венозная кровь, отдавал металлом. Томаш опустил забрало.
— Неплохо нас потрясло в этот раз, — защекотал уши негромкий голос Фён.
— Отчётов о повреждениях как обычно нет, — сообщил Насир.
— Томаш, — сказала Лада, — давай-ка полную диагностику.
— А смысл? Насир правильно сказал, она толком не показывает ничего.
— Не покажет, так не покажет. Хоть развлечёмся.
Томаш перебрался к своему терминалу. Он открыл диагностический режим, но рука его зависла над клавиатурой.
— Два импульса осталось сделать, — сказал Насир. — Остальное выровняем маневровыми. Ещё два припадка нашему «Припадку» осталось продержаться.
— Дай-то бог, — сказала Фён.
— Томаш! — не унималась Лада. — Где диагностика?
— Диагностика, так диагностика, — сказал Томаш и нажал на кнопку.
Он вывел результаты на главный экран. Посреди рубки заискрилась огромная голограмма корабля — спокойного зелёного цвета, с ровно светящимися контурами несущих конструкций, без единого красного огонька.
— Вот же чёрт! — прошептал Томаш, не включая интерком. — Да ты надо мной издеваешься, корабль!
— Та же хараза, что и обычно! — проворчал Насир. — Говорю же, толку от этой диагностики? Мин альвада, ещё парочку импульсов продержимся!
— К чёрту диагностику! — согласилась Лада.
На лбу у Томаша выступил пот.
— Все в порядке после тряски? — спросил он. — Идаам, вы как?
Джамиль что-то пробулькал в передатчик.
— Все живы, всё в порядке! — гаркнул Насир. — Перекличку давай не проводить. Пошли дальше!
— Включай отчёт.
Томаш сполз на пол и ухватился за ремни.
Он посмотрел на Фён, которая теперь держалась за подлокотник ложемента — видно, обесточенные умные ремни уже не вызывали у неё доверия. Фён почувствовала его взгляд, повернулась — и подмигнула. Томаш не нашёлся, что ответить — не включать же интерком.
Он закрыл глаза и сжал ремни. Удары сердца отдавались в висках, ускоряясь с каждой секундой. Капелька пота соскользнула по виску.