— Да мы тут только и делаем, что вопросы задаём, — сказала Лада.
Лучи от фонарей в чьём-то скафандре скользнули по изрезанной двери. Металл остывал. Лада заехала по гермодвери ногой, и та беззвучно рухнула на пол, как картонная декорация.
— Путь свободен, господа.
Лада первой вышла из рубки, Томаш последовал за ней. Он словно нырнул в отвесный туннель. Мерцание полётной голограммы оставалось за спиной, и теперь темноте противостояли лишь лампы на скафандре, которые выжигали всё, что попадало под их лучи. Перед глазами рябила густая темнота вперемежку с резкими мазками света.
— Не устала? — спросил Томаш. — Надрываться тоже не стоит, нам ещё многое предстоит. Давай, может, я займусь следующей дверью?
— Чем-нибудь другим займись, — сказала Лада. — Иди вон в вирте погуляй. А меня оставь в покое, хорошо? Мне куда лучше, когда руки заняты.
Томаш вернулся в рубку. Насир прилепил на стены люминофоры, и теперь в рубке разливался жёлтый свет, как в морге.
— Я и забыл про них, — сказал Томаш.
Он направился к своему терминалу, но споткнулся о чьи-то вытянутые ноги. Джамиль сидел под ложементом и смотрел на Томаша растерянным взглядом.
— Всё в порядке, идаам?
Джамиль что-то беззвучно прошлёпал губами.
— Включите передатчик.
Джамиль вздрогнул.
— Что, что происходит? — застрекотал под шлемом его голос. — Что мы делаем?
— Двери заблокировались, — объяснил Томаш. — Приходится вскрывать их резаком. С вами всё в порядке?
— Я… — заморгал Джамиль, — я думал, что умер. Я думал, что это конец. Вы же понимаете, — он вдруг вцепился в руку Томаша, — вы понимаете, что этого не должно было произойти? Всё это неправильно, неправильно! — Он дёрнул головой и ударился лбом о забрало шлема. — Всё с самого начала пошло не так!
— Бывает такое, — Томаш попытался освободиться от его на удивление крепкой хватки. — Ещё не всё потеряно. Постарайтесь успокоиться, нашу миссию никто не отменял!
— Миссию? — Джамиль приоткрыл рот. — Какую ещё миссию? Вы что, сумасшедший?
Он встал перед Томашем на колени и поднял толстые, отливающие металлом руки — как изваяние отчаявшегося молельщика из авиакосмического сплава.
— Все мы тут кукухой поехали, — вставила Фён.
Странно было слышать её голос, когда её самой не было рядом.
— Но почему? — не унимался Джамиль. — Скажите мне — почему!
Он опять схватил Томаша за руку.
— Успокойтесь, идаам! И отцепитесь от меня. Нам предстоит сложная высадка. Соберитесь с силами, они вам…
— Вы не понимаете! — завопил Джамиль. — Как вы можете этого не понимать?! Сделайте что-нибудь, сделайте! Почему вы стоите тут? Вы должны что-то сделать!
— Я здесь стою, — раздражённо сказал Томаш, — потому что вы меня держите!
Он оттолкнул Джамиля, тот охнул и осел на пол.
— Приведите себя в порядок! Не до ваших истерик сейчас!
— А он в чём-то прав, — послышался голос Насира.
Тот разглядывал что-то на экране своего терминала.
— В смысле, прав? Ну давайте всё бросим и начнём истерить! Лучше не придумаешь!
— Херзац, не о том я! У нас ведь и правда всё с самого начала не так пошло. Как будто эта шармута нас сглазила.
— Я не суеверный.
Томаш снял с руки перчатку и достал из терминала кадол.
— Даже после всего произошедшего? — хмыкнул Насир.
Томаш не ответил. Он уселся на пол и собирался уже открыть забрало, когда под шлемом зазвенел звучный голос Фён:
— А чего у вас с самого начала не так пошло?
— Херзац матерах! — фыркнул Насир. — Ты бы лучше спросила, что у нас пошло как надо!
— Длинная эта история, — ответил Томаш. — Неполадки были. Причём уже на орбите Бакара.
— И вы всё равно решили лететь?
— Выбора не было, не возвращаться же обратно. На Бакаре нам ничего хорошего не светило.
— Даже… — Фён не договорила.
— Даже мне, ты хотела сказать? — фыркнул Насир. — Не слишком я хорошо в местную альнубиладу вписывался. Особенно после того, как с нашим аотаром полетал. Да и уломали меня псы эти литийские! Знал бы альхакиту, то никогда б…
— Я по-бакарийски ни слова не понимаю, — сказала Фён. — Вы когда что-то говорите, мне всё время кажется, что вы чертыхаетесь.
Насир рассмеялся.
— Ты недалека от истины, — сказал Томаш.
— Я сразу предлагал вернуться! — заныл Джамиль. — Сразу предлагал! Вы же помните, да? Я предлагал, я знал, я чувствовал! Но вы не прислушивались ко мне! Надо было вернуться тогда, надо было сразу вернуться, я же предлагал!
— Вот елдыш! Отключить его, интересно, никак нельзя?
— Ладно, господа, — сказал Томаш, — вы меня извините, но я ненадолго отойду.
Он опустил забрало и быстро — дышать выгоревшим воздухом не хотелось — прицепил кадол на висок.
Вирт завёлся не сразу.
Несколько секунд кадол яростно жёг Томашу висок. Он уже думал сорвать присоску, когда его наконец затянуло в чёрный водоворот — так стремительно и резко, что закружилась голова.
Вирт работал на последнем издыхании — или информация с оставшихся сенсоров поступала с задержкой, — и Томаш долгое время летел в бессмысленной пустоте, в которой не успели проявиться даже обгорелые останки «Припадка». Первое, что он увидел, был свет какой-то далёкой звезды, которую вирт изобразил настолько яркой, что она едва не прожигала насквозь. Томаш зажмурился — хотя в вирте это не имело ни малейшего смысла — и перед ним тут же возник тонущий во тьме «Припадок». Выглядел корабль, как раньше — покорёженный корпус, чёрные оплывы от лазерных ожогов. Впрочем, большинство сенсоров уже не работало, и доверять изображению было нельзя.
Томаш не видел следов грузовоза — вирт работал отвратительно, словно в сеанс подключилась разом вся команда. Спустя минуту или две над «Припадком» зажглась тусклая точка, и вирт лениво захватил её в прицел. Томаш потянулся к этой метке, но вместо того, чтобы мгновенно перенестись к грузовозу, неторопливо поплыл к нему в густеющей темноте, как если бы вся эта фальшивая реальность стала неожиданно подчиняться законам физики. Томаш с трудом преодолевал сопротивление окружающей его темноты, вреза́лся в неё из последних сил — как будто летел не в воссозданной выдыхающейся электроникой космической пустоте, а погружался в гигантскую подводную бездну. Он чувствовал, как по лицу стекает пот. Стало сложно дышать.
Грузовоз увеличивался на глазах.
Спустя минуту проявилась изъеденная корма, чёрные дюзы маршевого двигателя, глубокие трещины в броне. Вирт наконец пришёл в себя и стал показывать траекторию сближения. Теперь в вирте корабли соединяла сверкающая струна — можно было подумать, что грузовоз притягивает к себе мёртвого «Припадка» световым линем.
Подлетев к кораблю, Томаш попытался разглядеть стыковочные шлюзы. Сенсоры сбоили — целые куски обшивки исчезали, оголяя пугающую пустоту. Казалось, грузовоз распадается на атомы. Или медленно превращается в невидимку. Мелкие обломки вокруг то появлялись, впопыхах отрисованные виртом, то стремительно исчезали, когда их накрывало волной темноты.
Вместо одного из шлюзов долгое время красовался уродливый чёрный квадрат. Томаш терпеливо ждал, когда вирт соблаговолит дополнить картинку. Грузовоз вдруг затрясся — что-то неистово разрывало его изнутри, — и на несколько секунд отобразился целиком, без страшных чёрных провалов. Томаш отчётливо увидел, как из шлюза торчит оборванный стыковочный рукав.
От удивления у него перехватило дыхание.
Грузовоз снова замерцал, вздрогнул, как от электрического разряда, и покрылся чёрными пятнами.
Томаш вынырнул из вирта. Висок тут же пробуравило раскалённым сверлом — реальность острым клином зашла под череп. Томаш застонал, потянулся, чтобы снять кадол и ударился пальцами о забрало.
— Нормально всё? — послышался обеспокоенный голос Насира.
Томаш поднял забрало и отлепил кадол. Висок горел так, словно вместе с присоской он содрал кусок кожи.
— В вирт советую никому не заходить. Чёрт знает что там творится.
— Додьявола ты сам-то полез? — спросила Фён.
— Да уж! — фыркнул Насир. — Какого елдыша ты туда полез? Заняться, что ли, было нечем?
Он подошёл к Томашу и склонился над ним, упираясь в колени.
— Хотел кое-что посмотреть.
— Что?
Томаш поднял на Насира глаза.
— Обломки. Ты же помнишь, сколько было обломков вокруг корабля?
— Адыр елдыш, он же развернулся! Какие теперь обломки?
— Могло ещё что-нибудь отвалиться. Чёрт его знает, в каком он состоянии.
— И как? Отвалилось?
— Есть какой-то мусор, но я не уверен. — Томаш на секунду прикрыл глаза. — Сенсоры очень плохо работают, может, вирт просто глючит. Зато я другое увидел.
Томаш перевёл дыхание.
— Что? — почти хором спросили Насир и Фён.
— Из центрального шлюза торчит обломанный стыковочный рукав.
— Это как?
— А вот так.
— Но каким таким херзацем могли сломать стыковочный рукав?
— Откуда я знаю? Могли попытаться корабль на абордаж взять. А может, мы уже не первая команда от Айши. И кто-то был не сильно рад гостям.
— В общем, хороших новостей как обычно нет, — подала голос Лада.
— Я хочу посмотреть! — Насир в пару великанских шагов пересёк половину рубки и оказался у своего терминала.
— Не стоит лезть в вирт, у меня чуть мозги не вытекли. Да и глючит там всё. Корабль по частям показывает, с провалами.
— Так, может, это тоже глюк?
— Не похоже.
— Херзац матерах! Как думаешь, это может быть стыковочный рукав того невидимки?
— Без понятия.
— Но что всё это значит? — спросила Фён. — Если невидимка уже пытался пристыковаться… Грузовозу вашему это не понравилось, что ли? Нас-то он сам хочет забрать.
— Понятия не имею, — сказал Томаш. — Понятия не имею, что всё это значит.
Лада неплохо потрудилась. Все гермодвери на «Припадке» были срезаны, и в итоге до самого шлюза образовался заваленный обгорелым металлом проход. Корабль выглядел как после яростного побоища.