— А если не было никакого поводка?
— А если был?
— Адыр елдыш! — взвыл Насир. — Хорош эту харазу нести, хмар кус с вами! Что сделали, то сделали, чего теперь…
— Шёл бы ты поспать, Насик! — прошипела Лада.
Насир гордо вздёрнул голову, сверкнул глазами, но, видно было, что сил на препирательства у него не остаётся.
— А я согласна с Насиром, — сказала Фён. — Давайте подумаем о том, что мы сейчас можем сделать, а не о том, что мы уже сделали.
— Подумай. — Лада посмотрела на неё ледяным взглядом. — Потом расскажи, что придумала.
— Можно попробовать связаться с кем-нибудь, — стала рассуждать Фён. — Я бы сейчас вообще из рубки не вылезала. Можно послать сигнал…
— Продолжай, девочка. Куда послать сигнал? Наугад?
— Зачем наугад? У всех же в визорах есть координаты. Хоть на Черну эту вашу.
— Отличная идея! На Черну, которая из сектора никогда не вылазит. Или ты, милая, со своим флотом связаться хочешь? Думаешь, они к тебе тут же полетят с распростёртыми крыльями?
— Я не идиотка. Я понимаю, что не полетят.
— Раз не идиотка, то придумай что-нибудь полезное.
Фён поджала губы.
— Ты её только не трогай! — сказал Томаш. — Она тут причём? Если бы не она, мы бы и сюда не долетели.
— Надо было сразу идти на Черну! Сразу, когда я говорила!
— Адыр елдыш, женщина! Да не могли мы туда на поводке пойти! Сколько можно уже?
— Сразу — это с Литии! Уже тогда было понятно, что произойдёт. Всем, кроме вас, идиотов! Но вам деньжат ещё поднять хотелось.
— Так не летела бы с нами! — фыркнул Насир. — Оставалась бы на своей любимой Литии!
Лада встала.
— Эй! — крикнул Томаш. — Успокойтесь вы оба!
— Это, конечно, ваши разборки, — заговорила Фён. — Я тут с боку припёка, летать с вами не летала, дел не вела, но, если ничего, кроме взаимных обвинений вы придумать не можете, то додьявола это всё вообще нужно? Я лучше и правда в кресло это с проводами залезу. Пусть мне мозги выжигает — хоть грызню вашу слышать не буду.
Всё замолчали. Молчала и Фён. Лицо её было гораздо бледнее обычного. Казалось, её только что вытащили из гибернационной капсулы.
— Судя по тому, что говорил Джамиль, — нарушил молчание Томаш, — можно заключить, что он вступал с кем-то в контакт. Не знаю даже, как сказать.
— Да, — кивнула Лада, — и этот кто-то произвёл на него очень сильное впечатление. А потом появился ещё кто-то и уволок нашего идаама прямиком в бакарийский ад из традиционного фольклора.
— Бред это всё! — заявил Насир. — Обычный бред!
— Бредовее не придумаешь, — согласилась Лада.
— А если — нет? — сказала Фён. — Ведь что-то там действительно есть. Не просто же так эти ложементы построили.
— Хочешь проверить? — хмыкнула Лада. — Так вперёд!
Фён так резко поднялась из-за стола, что её стул с лязгом опрокинулся на пол. Томаш схватил её за плечо.
— Не надо! Мы все тут на взводе. Никто ни в какой вирт не полезет, пока…
— Пока что? — Фён посмотрела на Томаша исподлобья. — Вы все правы, искудно. А я — глупая идиотка, сижу да пытаюсь придумать что-то, пока мы тут в гробу летим. Всё, придумать ничего нельзя. Край.
— Ладно, извини, — смутилась Лада. — Я не права.
— Я устала очень, — сказала Фён. — И пользы от меня немного. Пойду, прилягу. Не бойся, — она улыбнулась Томашу, — не полезу я в вирт.
Фён ушла. На какое-то мгновение Томаш почувствовал себя неуютно — в кругу товарищей, с которыми летал ни один год.
— Ну вот, обидели девочку! — протянул Насир.
Он уже нацеживал себе в стакан тинктурки. Лада раздражённо смерила его взглядом.
— Теперь и мне хочется уйти. Вы же тут вдвоём без меня справитесь?
Насир издал какой-то нечленораздельный звук.
— Погоди, — сказал Томаш. — Может, мы всё-таки спокойно, без истерик поговорим? Если ты, конечно, готова говорить, а не обвинениями бросаться.
— Говори, — сказала Лада.
— Ответ от Айши всё ещё может прийти, — начал Томаш, морщась от головной боли. — Не то, чтобы я страстно верил в наше чудесное спасение, но кроме неё вряд ли кто-то сюда полетит.
— Я очень сомневаюсь, что полетит и она.
— Возможно. Что ещё у нас есть? Кабур исчез, и чего он с кораблём творит, мы не знаем. Курс нам неизвестен тоже. Но, предположим, мы встали на прежний курс и идём в сектор.
— Ладно. — Лада сцепила на груди руки. — Предположим.
Насир шумно выдохнул, хряпнув пустым стаканом по столу.
— Хороша хараза! — прохрипел он.
— Насколько я помню наши расчёты на «Припадке», — продолжал Томаш, — скорость у корабля невысокая. Если мы идём старым курсом со старой скоростью, то до границ сектора мы дойдём…
— Года через полтора, — закончила за него Лада.
Томаш закрыл руками лицо.
— Ты молодец, что проговорил вслух то, что мы все давно знаем, — сказала Лада. — Это тебе не бакарийский насим, который нас с комфортом доставит к Черне, или куда ты там хотел. Скорость у нас никакая, до сектора мы не дотянем. Колонии нас спасать не станут.
— Но ведь это огромный корабль с работающими маневровыми двигателями и запасами химического топлива, — возразил Томаш. — Да к чёрту двигатели! Сколько здесь материала, который пригодится при строительстве. Неужели Черну это не заинтересует?
— Материала, да. На девяносто процентов радиоактивного. Главное, как этот материал доставить к Черне? Своим ходом? Мы даже не знаем, кто этим кораблём управляет. Можно было бы ещё на что-нибудь надеяться, если бы не война. Смиритесь уже, хватит сказки рассказывать. Здесь, кроме нас, только пустота.
— Так. — Томаш помассировал виски. — Какие у нас ещё варианты? Мы…
Он вздохнул — и замолчал.
— Вот и поговорили. — Лада пододвинула к нему бутылку. — Лучше выпей, Томаш.
Томаш брёл по коридору.
Казалось, он не спал уже десятки дней, и из-за этого всё вокруг стало причинять ему боль — свет резал глаза, воздух обжигал лёгкие, а фальшивая гравитация давила на плечи. Нужно было прилечь, отдохнуть, но спать он не хотел, как будто сон был равносилен подключению к вирту, от которого сходишь с ума.
Или смерти. Бакарийскому аду, в котором всё перестаёт существовать.
Томаш остановился — ноги подгибались от усталости, — и привалился плечом к стене. По корпусу корабля пробежала странная дрожь — судорога уставшего механизма. Над головой что-то лязгнуло, и на Томаша обрушилась темнота.
— Какого хрена? — выругался он.
Воздух мгновенно стал тяжёлым и пустым, как будто на корабле давно умерла система жизнеобеспечения и дышать теперь приходится кислотой.
— Прекратите это! — крикнул Томаш и закашлялся.
Воздух при каждом вздохе оседал на гортани.
Внезапно в глаза ударил свет — настолько яркий, что Томаш отшатнулся и едва не упал, успев в последний момент ухватиться за леер.
— Что опять происходит, херзац его так? — послышался голос Насира.
Свет погас и загорелся снова, затем опять погас и загорелся, швыряя Томаша то в обжигающее зарево, то в глухую темноту.
Томаш измождённо осел на пол. Из кают-компании вышла Лада.
— Оно пытается с нами коммуницировать.
Свет теперь горел ровно и тускло — заработал режим вечернего освещения, который любили включать на больших кораблях для экономии энергии.
— Ты как? — Лада протянула руку.
Томаш опёрся ей на плечо.
— Что за елдыш тут происходит? — спросил Насир. — Может, электрика уже того?
— Не думаю, — сказала Лада. — Не похоже это на проблемы с электрикой.
— Чёрт знает на что это похоже, — пробормотал Томаш.
Он вдруг резко распрямился, отстранил от себя Ладу и быстро зашагал по коридору.
— Куда ты? — крикнула Лада. — Иди поспи, ты сознание сейчас потеряешь!
— Успеем ещё поспать!
Он зашёл в отсек с ложементами, понимая, что этот неожиданный прилив сил не продлится долго, и в любой момент он отрубится, как Джамиль под успокоительным.
Пахло хлоркой и кровью.
— Стой! — Лада схватила Томаша за плечо. — Не вздумай! Ты туда не полезешь!
— Не собираюсь я никуда лезть! Не мешай!
Лада не стала его удерживать. Томаш вышел в новый коридор. По полу извивались бурые провода. Томаш остановился на секунду, словно боялся, что они оживут и кинутся на него, как ядовитые змеи.
— Чего ты хочешь? — спросила за спиной Лада.
— Что за абрам кирдым? — проворчал Насир.
Томаш не ответил. Он переступил через провода и зашагал дальше — мимо каюты, в которую они перенесли Джамиля.
Дверь была открыта.
Джамиль мирно храпел, развалившись на кровати. Одна его рука бесчувственно свешивалась до пола, рот был приоткрыт, а глаза лихорадочно двигались под опущенными веками, словно он опять подключился к вирту.
— Ты чего собираешься делать, аотар?
— То, что надо было сделать уже давно.
Лазерный резак валялся у входа в рубку. Он оказался гораздо тяжелее, чем запомнил Томаш.
— Вай! — Насир тут же замер и миролюбиво поднял руки. — Ты чего, аотар? Неужто тинктура так по мозгам ударила?
Томаш теперь шёл медленнее, свинцовый резак оттягивал ему руки. Лада ждала его у люка, из которого торчали бурые провода.
— Оно не даст этого сделать, — сказала Лада. — Мы уже пробовали.
— Теперь ты называешь его — оно?
— Он, оно — неважно. Зачем?
Томаш не ответил. Он включил наводчик, и по обшивке заметалась красная точка. Руки дрожали.
— Дай я.
— Нет! — Томаш крепче сжал резак. — Я сделаю сам. Это должен быть я!
Лада отступила в сторону. Томаш перевёл дыхание и сдавил спусковые крючки. На стене тут же вытянулся длинный огненный порез.
— Сейчас свет отрубят, — сказал Насир.
Однако свет, напротив, загорелся ярче. Томаш несколько раз моргнул — перед глазами всё двоилось, — и стал яростно полосовать обшивку.
— Всё! — выдохнул он через несколько секунд.
Лада схватила Томаша за ворот и оттащила от двери. В стене что-то хрустнуло, и кусок обшивки с лязгом обрушился на пол.