— Не знаю. — Томаш сглотнул. — Возможно, какой-то сбой.
Он крепче сжал поручень.
— И что делать?
Томаш несколько раз ударил по кнопке, терминал изрыгнул на экран ещё один ворох сообщений — и всё погасло.
— Какого чёрта!
— Что ж у нас всё через дупу! — Фён сжала кулаки.
— Это же тот шаттл, который не сразу на проверку откликнулся, — сказал Томаш. — Помнишь?
— И что?
Уши Томашу сверлил непрекращающийся тревожный сигнал, а пульсирующая цифра «ноль» занимала теперь половину забрала.
— Ты тогда сказала, что с техникой нужно нежно обращаться. Попробуй сама. Нажми вот здесь.
Фён послушно ткнула в кнопку.
— Теперь здесь.
Вторая кнопка.
— И третья.
Воздух под шлемом стал пустым и мёртвым — Томаш вздохнул, но дышать от этого захотелось только сильнее.
Фён нажала на последнюю кнопку, и панель ожила. На экране выстроились какие-то графики, замелькала бакарийская вязь. Опустилась дверь шлюза.
— У нас получилось! Получилось! — закричала Фён.
— Да, — сказал Томаш и рухнул на пол.
Когда он пришёл в себя, шлем валялся у него в ногах, а Фён трясла его за плечи. Она что-то кричала, но Томаш видел лишь её испуганное лицо за бликующим забралом.
Он показал пальцем на своё ухо. Фён наконец сообразила и тоже скинула с головы шлем.
— Ты в порядке? Томаш!
— В порядке. — Томаш медленно поднялся. — Воздух закончился.
— Мне пришлось снять с тебя шлем, я не была уверена, что здесь дышать можно, но я…
— Ты всё правильно сделала, — улыбнулся Томаш.
Он сел в ложемент.
— Помоги мне, — сказала Фён. — Я ничего здесь не понимаю.
— Всё просто.
Томаш дёрнул за рычаг на панели, и шаттл затрещал, как высохший скелет, который пытаются выдрать из столетнего могильника. Фён быстро юркнула в свой ложемент и обвязалась ремнями.
Шаттл стал плавно поворачиваться, подобно набирающей обороты центрифуге, что-то скрипело, стонало, мерцал свет, но Томаш не знал, как вывести на экран показания сенсоров, и они сидели во мгле, глядя на пылающие строчки системной трассировки.
— Надо будет ещё маршрут задать, — сказала Фён. — Ты справишься?
— Боюсь, маршрут задавать не придётся.
— Это почему?
Шаттл накренился и замер, встав наизготове, как бегун перед спринтом. Томаш застегнул ремень и нажал последнюю кнопку.
— До Литии мы всё равно… — начал он, и его заглушил грохот двигателей.
Томаш закрыл глаза. Ложемент скрипел и раскачивался, ударное ускорение навалилось свинцовой волной, выламывая из грудной клетки рёбра. Он улыбнулся — и вдруг подумал, что никогда больше этого не испытает.
Через несколько секунд двигатели замолкли.
Их выбросило в пустоту.
— Неплохое начальное ускорение, — проговорил Томаш, вглядываясь в цифры на экране. — Должны успеть уйти на безопасное расстояние, прежде чем грузовоз рванёт.
— Что ты сказал? — спросила хриплым голосом Фён.
— Ускорение неплохое, успеем улететь.
— Я не про это! — мотнула головой Фён. — Что ты про Литию говорил?
— До Литии мы не долетим, — сказал Томаш. — Лада была права. Тут даже пытаться не стоит. Прости, что я тебя в это затащил. Я, правда, хотел, чтобы ты…
Томаш потянулся к Фён, но она раздражённо отбросила его руку.
— Что значит — не долетим? Зачем мы тогда через всё это прошли? Сейчас же какой-нибудь автоматический протокол заработает и на Бакар нас потащит! Я туда не полечу!
Как в издёвку, кабина наполнилась гулом от набирающих мощность двигателей.
— Никуда мы не полетим, сейчас всё закончится.
Фён наконец поняла — её глаза вспыхнули в полумраке рубки.
— Прости меня, — сказал Томаш. — Я, правда, не хотел…
— Мы — приманка?
— Да. Кого-то из нас они перехватят точно. У Насира с Ладой есть неплохие шансы добраться до Черны. А у нас дойти до Литии — почти никаких. И расстояние гораздо больше, и шаттл бакарийский. Ты и сама всё понимаешь. Поэтому лучше уж нас, чем их.
— И они так просто тебя отпустили?
— Я — их капитан. Для них это что-то значит.
— Неужели всё так и закончится? — Фён опустила голову.
— Ты, наверное, меня сейчас ненавидишь.
— За что? — всхлипнула Фён. — Очигледно, ты меня вполне честно пытался сбагрить. Хотя что бы мы там вдвоём с Ладой делали без толкового пилота.
— Лада, кстати, отличный пилот! Правда, вот с бакарийским у неё…
Он посмотрел на экран, на котором плясала витиеватая вязь, похожая больше на тканные узоры, чем на человеческий язык.
— Внешнюю камеру хотя бы можешь включить? — спросила Фён.
— Боюсь, что нет. Мои познания в бакарийском ограничиваются инфограммами. Пытался я его учить. На удивление сложный язык. По крайней мере, для моих мозгов.
— Ты вообще маршрут-то мог задать?
— Ну, — улыбнулся Томаш, — я бы попытался. Правда, не исключено, что это корыто, — он постучал по приборной панели, — в итоге всё равно утащило бы нас на Бакар.
Шаттл внезапно затрясся в конвульсиях. Затрещали переборки, взвизгнула сирена. На экране распустился огромный огненный цветок посреди выжженной темноты. Автоматические показания с камер. Через секунду всё залило безудержным светом, и экран отключился. Засверкали предупреждения, ложемент сдавил Томашу рёбра и придушил ремнями. Их по-прежнему трясло, как во время припадка.
— Боже, — пробормотал Томаш, — еле успели.
— Что это? — охнула Фён. — Грузовоз?
— Да. Непонятно, почему так быстро. Я думал, у нас ещё минут десять как минимум.
— А эта ваша Айша успела свою команду эвакуировать?
Томаш покачал головой.
— Мне почему-то кажется, что нет.
— Получается, мы кого-то убили, — прошептала Фён.
— Не думай об этом. Айша могла бы связаться с нами, прежде чем грузовоз на абордаж брать. Идёт война, а мы…
Он не договорил.
— А кто мы? — спросила Фён.
Томаш не ответил. Дрожь в рубке улеглась, на экран снова посыпались непонятные сообщения. Они плыли посреди пустоты под мерное гудение двигателей.
— Вот и всё, — сказала Фён. — Вот и нет корабля.
— Да.
— Это третий, понимаешь? — Она посмотрела на Томаша. — Третий корабль, который гибнет у меня на глазах! Мой третий корабль! Я как проклятая…
— Не говори ерунды! Просто стечение обстоятельств. Считай, что мы Аскара и его команду похоронили, не дали Айше над их телами глумиться.
— И что теперь? Просто сидим и ждём, когда нас схватят?
— Да, сидим и ждём.
— Может, попробовать…
— Попробовать что? Разгон сейчас медленный, но как ускориться, я не знаю, да и корабль Айши мы в любом случае не обгоним.
— Как-то это неправильно.
— Что неправильно?
— Мы же сдались.
— Мы не сдались. Мы помогаем нашим друзьям спастись.
Говорить было тяжело — прогулка по аварийным коридорам лишила Томаша последних сил. Он прикрыл глаза и провалился в беспамятство. Казалось, прошло всего пару секунд, когда Фён затрясла его за плечо.
Над головой что-то затрещало. Можно было подумать, что кто-то пробивается в рубку, разрезая лазерным резаком переборки.
— Это они! — прошептала Фён.
— Да, — кивнул Томаш. — Значит, всё идёт по плану.
— И что нам делать?
Фён посмотрела на него затравленным взглядом. Томашу вдруг отчаянно захотелось обнять её и сказать, что после всего пережитого они справятся с чем угодно, что их обязательно спасут. Они вернутся вместе на Литию, в Качаник, и забудут про эту вечную тьму, которая выжигает его изнутри. Он сбросил с себя ремень, потянулся к Фён, и в этот момент в шаттле отрубился свет.
— Они даже так умеют, — разочарованно проговорил он.
— Это конец, — прошептала Фён.
Глава 18. Возмездие
Томаш шёл в темноту.
Света становилось меньше с каждым шагом, но он не мог остановиться. Дышать становилось всё сложнее, воздух заканчивался вместе со светом. Томаш протягивал, как слепец, трясущуюся руку и медленно вступал в абсолютную пустоту.
В бакарийский ад.
Он очнулся на узкой койке в полутёмном отсеке, который почти не отличался от личных кают на «Ивердане» — разве что свет был слабее, а воздух отдавал хлоркой, как после дезинфекции. Дышалось, однако, легко, и это казалось странным. Томаш теперь во всём искал подвоха. Он поднялся с койки и сделал несколько осторожных шагов, как бы проверяя, что ещё не разучился ходить.
Голова раскалывалась от боли.
Томаш попытался вспомнить последние минуты на шаттле. Они с Фён сидели в темноте, в полностью обесточенной рубке, и дышали отработанным воздухом. Из стены посыпались искры — их вскрывали резаком. После этого — темнота. Бакарийцы, наверное, траванули их каким-нибудь газом, как паразитов.
Дверь издала сердитый гудок и открылась. Томаш отшатнулся к стене.
В отсек зашли двое бакарийцев в обтягивающей серебристой форме — больше похожие на андроидов из полирезина, чем на живых людей. Один из них выкрикнул что-то нечленораздельное — как прочистил горло.
— Что? — нахмурился Томаш. — Я не понимаю!
Вместо ответа бакариец грубо схватил Томаша за плечо.
— Хорошо-хорошо! Я понял.
Его вывели в коридор и потащили навстречу пронзительному свету.
— Где Фён? — простонал Томаш. — Вы говорите по-литийски?
Похожие на андроидов бакарийцы молчали.
Его затолкали в широкий, как кают-компания, отсек и усадили на металлический стул, приковав к подлокотникам руки. Томаш не сопротивлялся.
— Вы что, пытать меня собираетесь? — усмехнулся он.
Бакарийцы ушли. Томаш остался один. Над головой ядовито шипели воздуховоды, неестественный холод пощипывал кожу, как во фреоновой камере.
Через минуту в отсек зашла Айша в длинном белом одеянии, как у служительницы древнего культа.
— Надо же! — хмыкнул Томаш. — Наверное, я должен быть польщён тем, что вы лично решили нами заняться?
— Хватит паясничать, Томаш, — сказала Айша. — Меня интересуют только собранные вами данные, давайте не затягивать этот разговор. Поверьте, мне он также весьма неприятен.