— Хорошо.
Он снова сел.
— Что же у вас такое срочное?
— Леранд, — слегка укоризненно сказала Мелуан, — мы опаздываем! Хайанис ждет.
— Пусть подождет, — сказал он. — Квоут верно служил мне. Он ничего не делает без причины, и не прислушиваться к его словам — себе дороже.
— Вы мне льстите, ваша светлость. Но дело и впрямь серьезное.
Я взглянул на Мелуан.
— И довольно деликатное притом. Если вашей супруге угодно будет удалиться, это только к лучшему.
— Но если дело важное, может, мне стоит остаться? — лукаво осведомилась она.
Я вопросительно взглянул на маэра.
— Все, что вы хотите сказать мне, вы можете сказать также моей супруге, — ответил он.
Я заколебался. Мне срочно нужно было рассказать Алверону о фальшивых актерах. Я был уверен, что, если он услышит мою версию событий, я уж сумею представить их в наиболее выгодном для себя свете. А если до него сначала дойдут вести по официальным каналам, он, может, и не пожелает закрыть глаза на голые факты, что я самовольно убил девятерых путников.
Однако, несмотря на все обстоятельства, последнее, чего мне хотелось бы, это рассказывать мою историю при Мелуан. Это поневоле усложнит дело… Я решился попытаться еще раз:
— Это весьма мрачная история, ваша светлость…
Алверон покачал головой и слегка нахмурился.
— У нас нет тайн друг от друга.
Я подавил тяжкий вздох и достал из внутреннего кармана своего шаэда сложенный лист толстого пергамента.
— Это ведь письмо о покровительстве, дарованное вашей светлостью, не так ли?
Его серые глаза пробежали документ, на его лице отразилось легкое изумление.
— Да. Откуда оно у вас?
— Ах, Леранд! — воскликнула Мелуан. — Я знала, что вы дозволяете попрошайкам бродяжничать в ваших землях, но никогда не думала, что вы опуститесь до того, чтобы оказывать им покровительство!
— Всего нескольким труппам, — сказал он. — Этого требует мое положение. При любом уважающем себя дворе имеется хотя бы несколько актеров.
— При моем их нет, — твердо сказала Мелуан.
— Иметь собственную труппу очень удобно, — кротко возразил Алверон. — А иметь их несколько еще удобнее. Тогда можно подобрать подходящее развлечение для любого праздника, который устраиваешь. Как вы думаете, откуда я взял музыкантов, что играли на нашей свадьбе?
Видя, что лицо Мелуан не смягчилось, Алверон продолжал:
— Им не дозволено представлять ничего непристойного или богохульного, дорогая. Я весьма тщательно их контролирую. И можете быть уверены, ни один город в моих владениях не дозволит выступать у себя труппе, не имеющей письма о покровительстве от какого-нибудь вельможи.
Алверон снова обернулся ко мне.
— Это возвращает нас к делу, о котором мы говорили. Откуда у вас их письмо? Без него труппа, должно быть, бедствует.
Я колебался. Я не знал, как лучше подойти к делу в присутствии Мелуан. Я-то рассчитывал поговорить с маэром наедине…
— Они не бедствуют, ваша светлость. Они убиты.
Маэр не удивился.
— Так я и подумал. Печальная история, но что поделать, такое случается.
Глаза Мелуан сверкнули.
— Я бы дорого дала, чтобы такое случалось как можно чаще!
— Известно ли вам, кто это сделал? — спросил маэр.
— В определенном смысле — да, ваша светлость.
Он выжидательно поднял брови.
— Ну и?
— Это я.
— Что — вы?
Я вздохнул.
— Людей, у которых было это письмо, убил я, ваша светлость.
Он напрягся и вытянулся в своем кресле.
— Что?!
— Они похитили двух девушек из городка, через который проезжали.
Я помолчал, подбирая слова, чтобы не оскорбить слух Мелуан.
— Девушки были совсем юные, и эти люди дурно обошлись с ними.
Когда Мелуан это услышала, ее лицо, и без того суровое, сделалось холодным как лед. Но прежде, чем она успела что-нибудь сказать, Алверон спросил, словно не веря своим ушам:
— И вы взяли на себя смелость их убить? Целую труппу актеров, которым я выдал разрешение выступать?
Он потер лоб.
— Сколько их было?
— Девять.
— Боже милосердный…
— Я считаю, он поступил правильно! — с жаром воскликнула Мелуан. — Прошу вас, дайте ему пару десятков стражников, и пусть он поступит так со всеми бандами этих плутов-руэ, какие обнаружит в ваших землях!
— Дорогая моя, — сказал Алверон, и в его голосе послышались суровые нотки, — конечно, я дорожу вами куда больше, чем ими, но закон есть закон. Когда…
— Закон таков, каким его сделаете вы! — перебила она. — Этот человек оказал вам благородную услугу. Вам следует даровать ему земли и титул и ввести его в свой совет!
— Он убил девять моих подданных, — сурово возразил Алверон. — Когда люди начинают преступать закон, воцаряется безвластие. Если бы я услышал об этом мимоходом, я повесил бы его, как разбойника!
— Он убил девятерых насильников-руэ! Девять убийц, воров и плутов! На свете стало на девять руэ меньше, и этим он оказал услугу всем нам.
Мелуан взглянула на меня.
— Сударь, я считаю, что вы поступили как нельзя более правильно и достойно!
Ее неуместные похвалы лишь раздули пламя моего гнева.
— Там были не только мужчины, сударыня, — сказал я ей.
Услышав это, Мелуан слегка побледнела.
Алверон потер лицо ладонью.
— Великий Боже, сударь! Вы рубите наотмашь!
— Прошу прощения у вас обоих, но я должен также упомянуть, — серьезно добавил я, — что люди, которых я убил, не были эдема руэ. Это даже не были настоящие актеры.
Алверон устало покачал головой и хлопнул по письму, что лежало перед ним.
— Тут сказано иное. Это были эдема руэ и актеры.
— Ваша светлость, письмо было краденое. Люди, которых я встретил на дороге, перерезали труппу руэ и заняли их место.
Он с любопытством взглянул на меня.
— Вы как будто совершенно в этом уверены.
— Один из них сам сказал мне об этом, ваша светлость. Он признался, что они только притворялись труппой. Они выдавали себя за эдема руэ.
У Мелуан был такой вид, словно она не могла решить, смущена она этим известием или ей от него дурно.
— Но кто же станет выдавать себя за этих тварей?!
Алверон кивнул.
— Моя жена права, — сказал он. — Куда вернее, что они вам солгали. Кто бы на их месте не стал отрицать это? Кто по доброй воле признает себя одним из эдема руэ?
Услышав это, я густо покраснел: мне вдруг сделалось стыдно, что я все это время скрывал свое происхождение.
— Ваша светлость, я не сомневаюсь, что та, первая труппа была настоящими эдема руэ. Но люди, которых я убил, ими не были. Никто из руэ не поступил бы так, как они.
Глаза Мелуан яростно вспыхнули.
— Вы их не знаете!
Я встретился с ней глазами.
— Думаю, я знаю их достаточно хорошо, сударыня.
— Но зачем? — спросил Алверон. — Кто в здравом уме станет пытаться выдавать себя за эдема руэ?
— Ради удобства путешествия, — сказал я. — И ради защиты, которую дает ваше имя.
Он только плечами пожал.
— Должно быть, то были руэ, которые устали от честного труда и вместо этого взялись разбойничать.
— Нет, ваша светлость, — настаивал я. — Это не были эдема руэ.
Алверон укоризненно взглянул на меня.
— Ну что вы, право! Кто отличит шайку разбойников от шайки руэ?
— Они ничем не отличаются! — резко сказала Мелуан.
— Я отличу, ваша светлость! — с жаром возразил я. — Я сам эдема руэ.
Тишина. На лице Мелуан немой шок сменился неверием, потом яростью, потом отвращением. Она поднялась на ноги, на миг у нее сделался такой вид, как будто она вот-вот в меня плюнет, а потом она, напряженно вытянувшись, направилась к двери. Раздался стук и топот: ее личная стража вытянулась по стойке «смирно» и следом за ней направилась прочь из покоев маэра.
Алверон по-прежнему не сводил с меня глаз. Лицо его было суровым.
— Если это шутка, это дурная шутка.
— Это не шутка, ваша светлость, — сказал я, пытаясь взять себя в руки.
— И почему вы сочли нужным скрывать это от меня?
— Я не скрывал этого, ваша светлость. Вы сами не раз упоминали, что я далеко не благородного происхождения.
Он раздраженно стукнул ладонью по подлокотнику.
— Вы понимаете, что я имею в виду! Почему вы ни разу не упомянули, что вы из руэ?
— Полагаю, причины довольно очевидны, ваша светлость, — напряженно ответил я, стараясь, чтобы мои слова не звучали так, словно я бросаю их ему в лицо. — Имя эдема руэ чересчур крепко пахнет для многих благородных носов. Вот и ваша жена сочла, что духами этого не перешибешь.
— Моя супруга в прошлом имела неприятный опыт общения с руэ, — объяснил Алверон. — Вам не стоит об этом забывать.
— Я знаю про ее сестру. Про трагический позор их семьи. Сбежала из дома, влюбившись в актера. Какой ужас! — саркастически сказал я, весь ощетинясь от гнева. — Разум ее сестры делает честь их семье, а вот поступки госпожи вашей супруги — отнюдь! Кровь моего рождения стоит не меньше, чем кровь любого другого человека, и поболее, чем многих иных! А даже будь это не так, она не имеет права так обращаться со мной!
Алверон бросил на меня жесткий взгляд.
— Лично я полагаю, что она имеет право обращаться с вами, как ей угодно, — сказал он. — Ваше неожиданное объявление просто застигло ее врасплох. А учитывая, как она относится к вам, плутам, я полагаю, что она проявила недюжинную сдержанность.
— А мне кажется, что правда ей не по вкусу. Язык актера довел ее до постели куда быстрей, чем ее сестру!
Едва я это сказал, как тут же понял, что зашел чересчур далеко. И стиснул зубы, чтобы не наговорить чего-нибудь еще.
— Ну, довольно! — бросил Алверон холодно и сухо. Глаза у него сделались пустые и злые.
Я удалился со всем гневным достоинством, какое только нашел в себе. Не потому, что мне больше нечего было сказать, а потому, что, если бы я пробыл там секундой дольше, он вызвал бы стражу, а мне совершенно не хотелось удалиться оттуда под стражей.