Вместе с Шехин в круг вступила женщина намного моложе ее. Она была примерно на дюйм ниже Шехин. К тому же она была более хрупкого сложения. Из-за маленького личика и узких плеч она казалась почти девочкой. Однако высокая грудь и полные бедра, проступавшие под обтягивающей одеждой наемника, говорили о том, что она отнюдь не ребенок.
Ее деревянный меч тоже был резным. Он был слегка изогнут, в отличие от большинства остальных, виденных мною. Ее светлые волосы были заплетены в длинную тонкую косу, доходившую до самой поясницы.
Обе женщины вскинули мечи и принялись кружить друг напротив друга.
Младшая была восхитительна. Она нанесла удар столь стремительно, что я еле уловил глазом движение руки, а клинка и подавно не увидел. Но Шехин небрежно отвела удар «поземкой» и отступила на полшага. Прежде чем Шехин успела ответить собственной атакой, молодая метнулась прочь, взмахнув длинной косой.
— Кто это? — спросил я.
— Пенте! — восхищенно ответила Вашет. — Вот бешеная, а? Прямо как одна из древних!
Пенте вновь сошлась с Шехин, сделала ложный выпад и ринулась вперед, припав к земле — низко, немыслимо низко. Оставшуюся сзади ногу она вынесла в сторону, чтобы удержать равновесие, даже не касаясь ею земли. Правая рука устремилась вперед, колено опорной ноги согнулось так, что ее тело очутилось ниже уровня моей головы, хотя я сидел на земле, скрестив ноги.
И все это сложное движение Пенте совершила стремительней, чем вы бы щелкнули пальцами. Острие ее меча проскользнуло под блоком Шехин и устремилось к ее колену.
— Что это? — спросил я вполголоса, даже не рассчитывая на ответ. — Ты мне такого никогда не показывала!
Но это я сказал просто от удивления. Мое тело и за сотню лет такому бы не выучилось.
Однако Шехин каким-то чудом уклонилась от атаки. Нет, она не отскочила, не увернулась. Она была стремительна, но не в этом суть того, как она двигалась. Ее движения были плавными и безупречными. К тому времени, как меч Пенте устремился к ее колену, она уже готова была уклониться. Острие меча Пенте остановилось, должно быть, в нескольких сантиметрах от ее колена. И все-таки оно ее не коснулось. Шехин сдвинулась ровно настолько, насколько это было необходимо, и не более того.
На этот раз Шехин сумела перейти в наступление: она шагнула вперед и нанесла удар «воробей бьет коршуна». Пенте откатилась вбок, на миг коснулась травы и тут же оттолкнулась от земли — точнее, подбросила себя вверх, коснувшись земли одной только левой ладонью. Ее тело взвилось стальной пружиной, выгнулось дугой, ее меч дважды устремился вперед, вынудив Шехин отступить.
Пенте была полна страсти и ярости. Шехин была спокойна и уравновешенна. Пенте была буря. Шехин — скала. Пенте была тигрицей, а Шехин — птицей. Пенте плясала и бешено металась из стороны в сторону. Шехин развернулась и сделала всего один безупречный шаг.
Пенте рубила, вилась, вертелась и наносила один удар за другим, один за другим…
И вдруг они замерли. Острие деревянного меча Пенте упиралось в белую рубаху Шехин.
Я ахнул, хотя и недостаточно громко, чтобы привлечь чье-то внимание. Только теперь я заметил, что сердце у меня отчаянно колотится. Я весь вспотел.
Шехин опустила меч, выразила раздражение, восхищение и еще какие-то жесты, которых я не узнал. Она едва заметно поморщилась и сильно потерла ребра, по которым пришелся удар Пенте. Так, как обычно трешь лодыжку, ударившись ею о стул.
Я в ужасе обернулся к Вашет.
— И что, она теперь новая глава школы? — спросил я.
Вашет озадаченно уставилась на меня.
Я указал в круг, где стояли и беседовали две женщины.
— Ну, эта Пенте. Она же одолела Шехин…
Некоторое время Вашет непонимающе глядела на меня, а потом расхохоталась, весело и заливисто.
— Шехин же старая! — сказала она. — Она уже бабушка! Конечно, нельзя рассчитывать, что она все время будет брать верх над такими проворными и юными, как Пенте, полными огня и свежего ветра!
— А-а… — протянул я. — Понятно. Я-то думал…
Вашет была достаточно любезна, чтобы не рассмеяться мне в лицо еще раз.
— Шехин глава школы не потому, что никто не может ее одолеть. Вот еще, дурацкая идея! Представляешь, какой хаос бы воцарился, если бы все то и дело менялось в зависимости от того, кому повезло в очередном поединке?
Она покачала головой.
— Шехин здесь главная потому, что она — великолепная наставница, и потому, что она обладает глубоким пониманием летани. Она главная потому, что хорошо разбирается в том, как устроен мир, и потому, что умеет справляться со сложными проблемами.
Она многозначительно ткнула меня в грудь двумя пальцами.
Потом махнула рукой.
— Нет, конечно, она еще и великолепный боец к тому же. Мы бы не приняли предводительницу, которая не умеет сражаться. В кетане Шехин не знает себе равных. Но предводитель — это не мускулы. Это разум.
Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что Шехин идет в нашу сторону. Одна из веревок, что стягивали ее рукав, развязалась во время поединка, и ткань полоскалась на ветру, точно распущенный парус. Она снова натянула свою желтую шапку и сделала нам обоим формальное приветствие.
Потом Шехин обернулась ко мне.
— Тогда, в самом конце, — спросила она, — почему я пропустила удар?
Любопытство.
Я принялся судорожно вспоминать последние мгновения поединка, пытаясь представить их мысленно.
Я попытался со всеми тонкостями, которым учила меня Вашет, изобразить жест «почтительная неуверенность».
— Ты чуть-чуть не так поставила ногу, — сказал я. — Левую пятку.
Шехин кивнула.
— Хорошо.
Она продемонстрировала удовлетворенное одобрение — достаточно широко, чтобы все, кто на нас смотрел, это заметили. И, разумеется, заметили все.
У меня голова пошла кругом от похвалы, но я сознавал, что на меня смотрят, и потому сохранял на лице подобающую бесстрастность, пока Шехин не удалилась вместе с Пенте.
Я наклонился к Вашет.
— Нравится мне эта ее шапочка! — сказал я.
Вашет покачала головой и вздохнула.
— Идем.
Она толкнула меня плечом в плечо и поднялась на ноги.
— Давай-ка уйдем отсюда, пока ты не испортил хорошее впечатление, которое произвел сегодня.
В тот вечер за ужином я сидел на своем обычном месте, на краю стола у стены, дальше всего от раздачи. Поскольку желающих садиться ближе трех метров от меня не находилось, не было смысла занимать место, где людям удобно сидеть.
Я все еще пребывал в хорошем настроении, поэтому даже не удивился, заметив краем глаза, как напротив усаживается кто-то в красном. Ага, снова Карсерет. Один или два раза в день она непременно подходила ко мне сказать пару ласковых. Что-то она припозднилась сегодня.
Но, подняв глаза, я изумился. Напротив сидела Вашет. Она кивнула, бесстрастно глядя в мое ошеломленное лицо. Потом я взял себя в руки, кивнул в ответ, и некоторое время мы ели в дружеском молчании. Поев, мы некоторое время приятно поболтали вполголоса о разных пустяках.
Столовую мы покинули вместе, и, выйдя на свежий воздух, я снова перешел на атуранский, чтобы как следует выразить то, о чем думал уже несколько часов.
— Вашет, — сказал я, — думаю, мне неплохо было бы сразиться с кем-то, чей боевой опыт более или менее сопоставим с моим собственным.
Вашет рассмеялась и покачала головой.
— Это все равно что уложить в одну постель двух девственников. Энтузиазм, страсть и невежество — нехорошее сочетание. Кому-то непременно придется худо.
— Ну, не такой уж я девственник в боевых искусствах! — возразил я. — С тобой мне, конечно, не сравниться, но ты ведь сама говорила, что кетан мне дается на удивление хорошо.
— Я говорила, что кетан тебе дается на удивление хорошо, принимая во внимание, как недавно ты занимаешься, — поправила она. — Меньше двух месяцев. Это вообще не срок.
— Я чувствую себя совершенно беспомощным, — признался я. — Если я наношу тебе удар, то лишь потому, что ты мне позволила это сделать. Это все не настоящее. Только то, что ты мне даешь. Сам я ничего добиться не могу.
— Если ты наносишь мне удар или делаешь бросок, то только потому, что сам этого добился, — сказала она. — Даже если я тебе это позволяю. Но я тебя понимаю. В честном бою есть своя прелесть.
Я начал было говорить что-то еще, но она зажала мне рот.
— Я же сказала, что я тебя понимаю! Не стоит продолжать бой, когда ты уже победил.
Не отпуская руки от моего рта, она задумчиво постучала пальцем.
— Ну, хорошо. Ты пока занимайся, а я подыщу кого-нибудь, кто тебе по плечу.
ГЛАВА 116РОСТ
Я уже практически прижился в Хаэрте. Я неплохо продвинулся в языке, и мне стало не так одиноко теперь, когда я мог переброситься парой фраз с другими. Вашет иногда обедала или ужинала со мной, помогая мне не чувствовать себя таким уж изгоем.
В то утро мы упражнялись на мечах, а это означает, что день начался под девизом «Не бей лежачего». Вашет все еще демонстрировала мне, как меч вводится в кетан, и спарринговали мы редко. Через несколько часов занятий мы перешли к адемскому языку, а потом снова взялись за мечи.
После обеда мы перешли к спаррингам без оружия. Я невольно проникся уверенностью, что уж тут-то я продвигаюсь неплохо. Через полчаса Вашет не только стала дышать чаще, но даже немножко вспотела. Разумеется, я по-прежнему не мог быть для нее серьезным соперником, но теперь, после многих дней унизительной небрежности с ее стороны, ей наконец-то приходилось прилагать хоть какие-то усилия, чтобы опередить меня.
И вот мы продолжали бороться. Тут я обратил внимание, что… Как бы это сказать помягче? Что она чудесно пахнет. Не духами, не цветами, не чем-то подобным. Она пахла свежим потом, промасленным металлом и мятой травой — это после того, как я бросил ее на землю некоторое время назад. Очень приятный был запах. Она…