Он убрал тряпочку обратно в портфель.
— Короче, я разобиделся и оставил Университет в поисках более тучных пастбищ. И это было лучшее, что я сделал в своей жизни. За месяц в дороге я узнал больше, чем за три года в аудиториях.
Квоут кивнул.
— Вот и Теккам тоже сказал: «Не стоит называть отважным того, кто ни разу не прошел сотни километров. Если хочешь постичь, кто ты на самом деле, ступай и иди, пока вокруг не останется тех, кто знает тебя по имени. Путешествие — великий уравнитель, великий учитель, горький, как лекарство, и твердый как зеркало. Долгий путь позволит тебе узнать о себе больше, чем сотня лет спокойного созерцания».
ГЛАВА 130ВИНО И ВОДА
На то, чтобы проститься со всеми в Хаэрте, ушел целый день. Я пообедал с Вашет и Темпи и позволил им надавать мне куда больше советов, чем мне было нужно или хотелось. Целеана немного поплакала и сказала, что навестит меня, когда наконец облачится в алое. Мы устроили еще один, последний спарринг — и, подозреваю, она нарочно дала мне выиграть.
И, наконец, я провел с Пенте приятный вечер, который превратился в приятную ночь, которая затянулась далеко за полночь. Однако в предрассветных сумерках мне все же удалось урвать несколько часов сна.
Я вырос среди руэ и оттого не устаю удивляться, как стремительно человек ухитряется пустить корни. Я провел в Хаэрте меньше двух месяцев, а расставаться все равно было тяжко.
И все же я был рад снова оказаться в дороге, на пути к Алверону и Денне. Пришла пора получить награду за хорошо выполненную работу и принести искренние, хотя и запоздалые извинения.
Пять дней спустя я шагал по одному из тех длинных безлюдных участков дороги, которые можно найти только в предгорьях восточного Винтаса. Я находился, как говаривал мой отец, на краю географии.
За весь день я встретил всего одного или двух путников и ни единого трактира. Мысль о том, чтобы заночевать под открытым небом, меня особо не тревожила, однако я уже пару дней питался тем, что было у меня в карманах, и горячий ужин мне бы не помешал.
Уже почти стемнело, и я перестал уже надеяться набить живот чем-нибудь существенным, как вдруг заметил впереди струйку белого дыма, тянущуюся в сумеречное небо. Поначалу я решил, что это хутор. Потом до меня донеслась еле слышная музыка, и надежды на постель и ужин только с огня у меня сразу прибавилось.
Однако за поворотом дороги меня ждал сюрприз куда лучше любого придорожного трактира. Сквозь деревья я увидел полыхающий костер между двумя мучительно знакомыми фургонами. Вокруг костра, удобно устроившись, сидели и болтали люди. Один бренчал на лютне, другой рассеянно постукивал о колено небольшим тамбуринчиком. Другие натягивали между двух деревьев палатку, женщина постарше раскладывала над огнем треногу.
Бродячие артисты! Более того: я заметил на стенке одного из фургонов знакомые знаки. Для меня они сияли ярче огня. Это означало, что они — настоящие артисты. Мои родичи, эдема руэ.
Когда я выступил из-за деревьев, один из мужчин поднял тревогу, и на меня наставили сразу три меча. Внезапная тишина, которой сменились музыка и болтовня, была изрядно пугающей.
Красивый чернобородый мужчина с серебряной серьгой в ухе медленно шагнул вперед, не отводя от моих глаз острия своего меча.
— Отто! — рявкнул он в сторону леса за моей спиной. — Если ты там дрыхнешь, я тебе кишки выпущу, клянусь молоком моей матушки! Кто ты такой, черт побери?
Последнее было адресовано мне. Но не успел я ответить, как из леса откликнулись:
— Да тут я, Аллег, как ты и… А это кто такой? Во имя Господне, как он пробрался мимо?
Когда на меня направили мечи, я поднял руки. Хорошая привычка делать так, когда на тебя направляют что-то острое. Тем не менее я улыбнулся, когда сказал:
— Извини, что потревожил, Аллег.
— Не трудись извиняться, — холодно ответил он. — У тебя остался один выдох на то, чтобы объяснить, почему ты шастаешь вокруг нашего лагеря.
Говорить было незачем: я вместо этого развернулся так, чтобы все сидящие у костра могли видеть у меня за спиной футляр с лютней.
Отношение Аллега тут же изменилось. Он успокоился, спрятал меч. Прочие последовали его примеру. Он улыбнулся и со смехом подошел ко мне.
Я тоже рассмеялся.
— Одна семья!
— Одна семья!
Он пожал мне руку, повернулся к костру и крикнул:
— Эй, ведите себя прилично! У нас нынче гости!
Раздался негромкий хор приветствий, и все вернулись к своим занятиям, прерванным моим появлением.
Из-за деревьев появился плотный мужик с мечом.
— Аллег, пропади я пропадом, если он прошел мимо меня! Он небось из…
— Он из наших, — аккуратно перебил Аллег.
— А-а! — ответил Отто, явно застигнутый врасплох. Он взглянул на мою лютню. — Ну, тогда добро пожаловать!
— На самом деле я не прошел мимо тебя, — соврал я. В темноте я был почти невидим в своем шаэде. Но это была не его вина, и я не хотел, чтобы у него были из-за меня неприятности. — Я просто услышал музыку и зашел кругом. Я принял вас за другую труппу и хотел застать их врасплох.
Отто многозначительно глянул на Аллега, повернулся и потопал обратно в лес.
Аллег обнял меня за плечи.
— Могу я предложить тебе выпить?
— Водички, если найдется…
— У нашего костра гостей водой не поят! — запротестовал он. — Твоих губ коснется только наше лучшее вино!
— Вода эдема руэ слаще вина для тех, кто был долго в пути! — улыбнулся я.
— Что ж, тогда ты получишь и воды, и вина, чего захочешь.
Он провел меня к одному из фургонов, где стоял бочонок с водой.
Следуя традиции, более древней, чем само время, я осушил ковш воды, а вторым ковшом умыл руки и лицо. Утершись рукавом рубашки, я с улыбкой посмотрел на него.
— Приятно вернуться домой!
Он хлопнул меня по спине.
— Идем! Давай я познакомлю тебя с другими родичами.
Первыми были двое мужчин лет двадцати, оба заросшие лохматыми бородами.
— Френ и Джош — наши лучшие певцы. Ну, не считая меня, конечно!
Я пожал им руки.
Следом он подвел меня к тем двоим, что играли у костра.
— Гаскин играет на лютне, Ларен — на свирели и тамбурине.
Они улыбнулись мне. Ларен стукнул большим пальцем по тамбурину, и тот отозвался мягким «бум-м!».
— Это Тим, — Аллег указал на другую сторону костра, где сидел высокий угрюмый мужчина, смазывавший меч. — С Отто ты уже знаком. Они берегут нас от опасностей в пути.
Тим ненадолго приподнял голову и кивнул.
— Это Анна, — Аллег махнул рукой в сторону немолодой женщины с изможденным лицом и седыми волосами, собранными в пучок. — Она нас кормит-поит и вообще всем нам вместо матери.
Анна продолжала резать морковку, не обращая на нас внимания.
— И отнюдь не последняя — милая наша Кита, владеющая ключом от всех наших сердец!
У Киты был жесткий взгляд и губы, сжатые в ниточку, однако, когда я поцеловал ей руку, ее лицо немного смягчилось.
— Вот и все! — Аллег улыбнулся и отвесил легкий поклон. — А тебя как звать?
— Квоут.
— Добро пожаловать, Квоут! Отдыхай, будь как дома. Можем ли мы что-нибудь для тебя сделать?
— Может, нальете вина, о котором ты говорил прежде? — улыбнулся я.
Он хлопнул себя по лбу.
— Ну конечно! Или тебе лучше эля?
Я кивнул, и он принес мне кружку эля.
— Отличный эль! — сказал я, пригубив его, и уселся на ближайший удобный пень.
Аллег приподнял воображаемую шляпу.
— Спасибо! Нам повезло его стырить пару дней назад, когда мы проезжали через Левиншир. Как обходилась с тобой дорога в последнее время?
Я потянулся и вздохнул.
— Недурно для одинокого менестреля.
Я пожал плечами.
— Я пользуюсь любым удобным случаем. Одиночке приходится быть осторожным.
Аллег кивнул с понимающим видом.
— Чем нас больше, тем безопаснее! — согласился он, потом кивнул на мою лютню: — Сделай милость, сыграй что-нибудь, пока Анна готовит нам ужин!
— Да пожалуйста! — сказал я, ставя кружку на землю. — А что вам сыграть?
— «Беги из города, лудильщик» знаешь?
— Эту-то? Скажешь тоже!
Я достал из футляра лютню и заиграл. К тому времени, как я дошел до припева, все присутствующие бросили свои дела и стали слушать. Даже Отто показался из-за деревьев: он бросил свой пост и подошел поближе к костру.
Когда я закончил играть, все разразились восторженными аплодисментами.
— Вижу, умеешь! — рассмеялся Аллег. Потом он призадумался и потер губы пальцем. — А не хочешь ли ты ненадолго присоединиться к нам? — спросил он, поразмыслив. — Еще один музыкант нам бы не помешал!
Я призадумался.
— А вы куда движетесь?
— На восток.
— Мне в Северен надо, — сказал я.
Аллег пожал плечами.
— Можем и в Северен, — сказал он. — Если ты не против дать крюка.
— Я так давно не был среди своих… — признался я, окинув взглядом привычные фигуры вокруг костра.
— Один — нехорошее число для эдема руэ, когда ты в дороге, — многозначительно сказал Аллег, поглаживая черную бороду.
Я вздохнул.
— Спроси меня об этом еще раз, утром.
Он хлопнул меня по колену и ухмыльнулся.
— Хорошо! Значит, у нас есть целая ночь, чтобы тебя убедить!
Я убрал лютню и удалился, сославшись на зов природы. Вернувшись, я опустился на колени рядом с Анной, сидевшей возле костра.
— Что вы нам готовите, матушка?
— Похлебку, — отрывисто бросила она.
Я улыбнулся.
— А с чем?
Анна сощурилась.
— С бараниной! — сказала она, как бы говоря: только попробуй возразить!
— Ох, давненько я баранины не ел, матушка! Можно попробовать?
— Обождешь, как и все прочие, — отрезала она.
— Ну, чуть-чуть-то можно? — взмолился я, одарив ее самой своей обаятельной улыбкой.
Старуха набрала было воздуху, потом с шумом выдохнула.
— Ладно, — буркнула она. — Но смотри, если живот скрутит, я буду не виновата!