Райасу довольно быстро удалось отследить перемещения Пэрри, и однажды вечером, несколько дней спустя, он смог организовать встречу.
Карлос устроился на лестнице, подгадав время, когда парочка этих придурков будет возвращаться из последней вылазки в огромный и чуждый им внешний мир. Он уселся на ступеньках, поставив между коленями пакет с двумя полными бутылками «Гленнфиддика» и разными деликатесами, и проследил взглядом за несколькими тараканами, копошащимися на потертых желтых обоях. На мгновение ему показалось, что в свете тусклой лампочки тараканы выстроились в кривую спираль. Как он и предполагал, вскоре на лестнице послышались шаги Пэрри и сопровождавшего его юнца. Поднимаясь по лестнице, парочка о чем-то пререкалась, но их разговор показался Райасу совершенно бессмысленным.
– И ты таким стал, сынок. Скука.
– Да пошел ты, папаша. Не было ничего. Я сыграть хочу.
– Только о том и думаешь.
– Не-а. Опять выпивка кончилась, папаша.
– Боже, да когда ж ты заткнешься?
Райас разложил содержимое пакета на ступеньке, точно подношение языческому божеству.
Увидев это, парочка замедлила шаг, переглянулась, опять посмотрела на бутылки. Оба пробормотали что-то невнятное.
– Не хотите выпить со мной? – спросил Карлос. – За добрососедские отношения? – Его губы мастерски растянулись в лицемерной улыбке.
В пятой квартире царил бардак – и, похоже, уже давно. Упаковки из-под фаст-фуда, пустые бутылки из-под вина, смятые жестянки из-под пива – все это грудами валялось на полу. Райас даже заметил несколько конвертов из «Гермес-Х». Эти письма никто даже не вскрыл, а ведь в них, без сомнения, компания предлагала несколько тысяч долларов за возможность взглянуть на результаты исследований Пэрри. Все углы квартиры затянула паутина, она покрывала даже грязную посуду, громоздившуюся в мойке. При этом вся эта грязь и мусор смотрелись удивительно неуместно на фоне основного элемента декора: эта парочка превратила квартиру во внутренности какой-то загадочной вычислительной машины.
Повсюду были протянуты кабели, жужжала какая-то аппаратура, мигали огоньки на панелях. Устройство занимало все доступное пространство в помещении. Карлос точно очутился внутри огромного механического мозга. А где электроаппаратура не закрывала стены, были наклеены изображения сложных мандал всех цветов спектра, висели они и на корпусах приборов, где не было клавиш и рычагов. Мандалы занимали каждый квадратный метр свободного пространства.
Все они были вариациями одного и того же базового узора – бесконечная последовательность элементов вокруг центрального круга, образованного мелкими восьмиконечными звездами. Внутри этого круга – бесчисленные черные звездочки, тоже восьмиконечные. И только снаружи круга мандалы отличались, поражая воображение разнообразием психоделических красок.
– Отличный дизайн интерьера, – заметил Райас, входя в святая святых.
Он шлепнулся на диван, заваленный комиксами, порножурналами и сигаретными окурками.
– Они крупно облажались, – сказал Пэрри-старший, наливая себе порцию виски в грязную рюмку. – Все смотрели не туда. Обосрались по полной. Анализ данных – полная чушь. Чтобы получить искусственный интеллект, нужно воспитывать машину как ребенка. Учить его всякому. Самосознание и интенциональность[189]. Сечешь?
– Папаша запустил моего братца еще в начале девяностых, верно говорю, а, папаш? Теперь ему, видать, лет двадцать или около того, верно, папаш? – добавил жирдяй.
Райас заметил, что в дальнем углу этой грязной квартирки стоял какой-то прибор, являвшийся, похоже, центральным элементом всей этой странной аппаратуры. Бо́льшая часть кабелей тянулась к этому прибору – или выходила из него. На экране, этом единственном немигающем квадратном глазе компьютерного циклопа, сменялись бесконечные вариации мандалы.
Райас со скучающим видом направился к прибору, чтобы рассмотреть его внимательнее. Оба Пэрри были слишком заняты дележом арахиса в пряной глазури и потому не обращали на него внимания, но Карлос все равно делал вид, что аппаратура нисколько его не интересует. К сожалению, он был слишком пьян, чтобы разобраться в коде. В глазах у него двоилось, от попыток сосредоточиться разболелась голова. В затуманенном алкоголем мозге на мгновение промелькнула мысль попробовать заставить этот компьютер пройти тест Тьюринга[190], но Райас сомневался, что из этого что-то выйдет.
Толстяк ковырялся в носу, поедая извлеченное оттуда.
– А что это за мандалы? – Райасу едва удалось подавить икоту.
Жирдяй не ответил, но его папаша, подмигнув, перебросил Карлосу книжку в яркой мягкой обложке, взяв ее из целой стопки таких же экземпляров. Райас едва взглянул на нее и рассеянно сунул в карман.
На следующее утро он проснулся не в лучшем состоянии: голова болела, во рту пересохло, губы потрескались, печень ныла, да и почки давали о себе знать. Райас решил, что стоит устроить пару дней трезвости. Скрепя сердце, он вылил в умывальник запасы спиртного, и решил, что сколь бы революционным ни был такой шаг, неделя на трезвую голову – и он придумает, как уговорить «Гермес-Х» вытащить его из этого кошмара, в котором он увяз по самые уши. Карлос не переодевался со вчерашнего дня – должно быть, так и уснул на кровати в одежде.
А вот со смартфоном его пьяное альтер-эго успело накосячить – на экране сменялись картинки из игры «Мандала».
И только включив телевизор, Райас понял, что все вышло из-под контроля.
Экран загорелся в самый разгар рекламной паузы – но все ролики сменили собой вращающиеся мандалы, и даже при не очень-то удачных попытках начать нормальное вещание в верхнем правом углу экрана оставалось их изображение, чтобы фанаты игры могли поглядывать на эти картинки, следя за передачей.
Карлос смотрел телевизор, попивая апельсиновый сок и ужасаясь открывшемуся ему зрелищу. Ведущие утренних новостей, похоже, пали жертвой корявой лоботомии. Кто-то решил, что их стоит загримировать под клоунов, поэтому вместо привычного тонального крема и пудры сегодня на их лицах красовался аляповатый красно-белый грим. Ведущие отпускали бессмысленные комментарии, текст новостей редактировали какие-то халтурщики, и в целом выпуск смотрелся как какое-то извращенное произведение искусства, строго соответствующее доктрине дадаизма.
Каким-то непостижимым образом, пока Райас отвлекся, мир полностью слетел с катушек и по какой-то неведомой ему причине стал еще безумнее, чем дошедший до ручки псих, алкоголик в белой горячке или упоротый наркоман.
Карлос оперся на подлокотник дивана, и что-то надавило ему под ребра. Оказалось, в кармане у него все еще лежала дешевая книжица семидесятых годов, которую он вчера вечером прихватил у Пэрри.
Замызганный реликт давно ушедшей эпохи, со страницами потемневшими, как легкие старого курильщика, перебравшего с никотином.
На обложке был изображен психоделический узор, заворачивающийся спиралью. Узор образовывали разнообразные вариации восьмиконечной звезды, на которую он вчера уже насмотрелся в квартире Папаши и Жирдяя. Райас с удивлением обнаружил, что автором этой книги был старик Пэрри. На обратной стороне обложки была его фотография – Пэрри на ней походил на обнищавшего гуру-неудачника с налетом мистицизма в стиле Алана Уотса[191].
Книга вышла довольно большим тиражом и называлась «Безумие дзена: механистический процесс».
Многие абзацы текста были подчеркнуты синей ручкой, но похмелье Райаса мешало ему сосредоточиться на этих выделенных фрагментах, поэтому он прочел только аннотацию на обложке:
Эта потрясающая книга выдающегося ученого из Массачусетского технологического университета Корнелия Пэрри посвящена слиянию науки и магии. В ней Пэрри раскрывает удивительные результаты проведенного им математического анализа тысяч традиционных мандал восточного мистицизма, дошедших до нас благодаря древним свиткам. И наконец, в этой книге Пэрри открывает нам саму тайну сознания. Прошлое, настоящее и будущее сошлись в этой математической расшифровке реальности.
На пустой странице в конце книги кто-то нацарапал той же синей ручкой: «Нужны эмпирические доказательства». Рядом с этим комментарием стояла дата – третье марта 1993 года.
Решимость Райаса воздержаться от выпивки угасла уже через шесть часов. Он взял ноутбук, вышел в интернет и рассвирепел, обнаружив кучу баннеров, вирусов и даже троянов с изображением мандалы, заполонивших его компьютер. Они настолько глубоко проникли в программы ноута, что, не будь он профессиональным компьютерщиком, он не смог бы удалить их все.
Наконец добравшись до страницы своей электронной почты на защищенном сервере «Гермес-Х», Карлос открыл несколько последних писем от Боуэна и обнаружил, что в них написана какая-то невнятная белиберда. Начальник напрочь позабыл о грамматике и орфографии – Райасу казалось, что этот текст написал человек, только приступивший к изучению английского.
Первое письмо было озаглавлено: «ЧЁ ПАДЕЛЫВАИШ РАЯЗ???????»
Приступив к ответу, где было мало конкретики, зато полно обещаний и намеков на прогресс в выполнении задания, Райас обнаружил, что ему хочется поиграть в «Мандалу». Он почти поддался импульсу и сумел сдержаться только после двух стаканов виски, выпитых залпом (бутылку из-под «Гленфиддича» он обнаружил между подушками дивана, на котором сидел, и оказалось, что там осталось еще около четверти). После выпивки желание играть отступило. Каким-то образом, догадался Карлос, алкоголь блокировал – или хотя бы ослаблял на раннем этапе – тягу к «Мандале», укоренявшуюся в человеческом сознании.
Купив в магазине на углу двенадцать бутылок пива, он, пошатываясь, поднялся в квартиру Пэрри. Он знал, что при виде выпивки Папаша и Жирдяй не удержатся и впустят его в свое жилище.
Дверь открыл толстяк.