Иван закончил вдох.
Ничего. Только воздух будто бы чище. Наверное, потому что нет машин.
Прямо возле части никого не было. В смысле не было трупов, которых ожидал увидеть Иван. Наверное, именно их тут и убрали солдаты.
Что же обещали тем, кого оставили в живых, обычной толпе? Как собирались удерживать контроль в дальнейшем? Только лишь на страхе? Или пообещали молочные реки всем за счет высвободившихся ресурсов? Иван не знал, но сейчас это было не важно.
У бордюров тротуара стояли припаркованные авто. Видимо, еще со вчерашнего дня. Яркое, но холодное солнце отражало от лобовых стекол и хрома.
Первое тело обнаружилось на тротуаре метрах в ста. Это был мужчина. Когда конвой приблизился, от него отбежала, облизываясь, собака.
– Ой, фу! – вскрикнула спутница Левина. – Собаки!
Иван изо всех сил старался не смотреть, но какая-то таинственная сила, нездоровое любопытство заставило его повернуть голову.
Он видел только спину в коричневой кожаной куртке, ноги в синих джинсах и бежевых ботинках. С каким-то облегчением Иван понял, что, не меняя направления движения, не увидит, что делала собака… И хорошо. И прекрасно. Значит, и Кирилл тоже.
Еще через двести метров лежала пара: молодой человек и девушка. Он одет в салатовую куртку и синие брюки и туфли, она в короткой дубленке и обтягивающих джинсах. Сапоги девушки валялись рядом, стянутые собаками, которые грызли ее ступни. Четверо псов не собирались уходить. Глухо рыча, они скалили окровавленные клыки, из пастей свисали куски красного.
Девушка снова подала голос:
– Леня, меня тошнит. Стой…
Послышались характерные звуки.
Иван отвернулся от тел, едва сдерживая рвотный позыв.
Глаза Кирилла были закрыты. Нофрин гладил мальчугана по голове и тихо приговаривал:
– Не смотри. Прикрой глазки… Не смотри…
Сорокин чуть опередил колонну, вскинул автомат и дал короткую очередь. Две псины взвизгнули и остались лежать, две другие опрометью бросились прочь, оставляя на асфальте красные следы от выпачканных лап. Они добежали до следующего тела и остановились, глядя на приближающихся людей. Но путь конвоя лежал мимо них, и они, сообразив это, затрусили дальше, а потом свернули в сторону и исчезли из виду.
Сорокин окликнул Нофрина:
– Сержант, сейчас ведь только третий час дня?
Нофрин вскинул руку с часами и подтвердил:
– Так точно, товарищ капитан. Четырнадцать двадцать пять.
Сорокин оглядывал тела, от которых теперь отворачивался Иван. Потом снова обратился, судя по всему, к Нофрину:
– Странно, что они все уже того… Наш доктор говорил, что два часа дня – это самый пик паралича. Сердце будет останавливаться через часа два-три. А сейчас им еще рано. – По голосу капитана чувствовалось, что ему не по себе. – Ошибся, значит, доктор наш. А говорил, что практически никогда не ошибается.
А еще Сорокин, похоже, пытался себя в чем-то убедить. Или, по крайней мере, о чем-то не думать.
Слюна снова стала горькой, а ноги вдруг ватными, и Иван пошатнулся, ловя равновесие.
Сорокин оглянулся на него, но никак не прокомментировал. Они секунду смотрели друг на друга, и по глазам спецназовца Иван понял, что прав: они подумали об одном.
– Стой, сержант, – остановил Сорокин конвой, все так же глядя на Ивана.
Когда сержант повернулся к нему, капитан сделал несколько шагов к крайнему телу. Иван нехотя следил за ним.
Это был лежащий на спине тучный мужчина в замызганном пальто, разрезанном на бочкообразном животе и разложенном по сторонам. Возможно, собаки, а может, и вороны недавно вытащили похожие на красных змей кишки, набухшие на черной ткани и рядом на асфальте. Но не это заставило закружиться голову Ивана. Со всего туловища была снята кожа. Наверное, ненужный кусок ее валялся тут же грязной скомканной тряпкой в луже крови.
– Я присяду, я не могу… – Девушка села прямо на асфальт спиной к Сорокину.
Левин остался стоять в прострации, не в силах отвести взгляд от картины…
Сорокин задумчиво стоял метрах в пяти от тел:
– Что-то крови много…
Нофрин подумал и выдвинул объяснение:
– Так его ж освежевали. Что ж удивительного?
Сорокин покачал головой:
– У мертвых не может так много вытекать.
– Так, может, недавно? – предположил Нофрин.
Капитан сплюнул и тяжело посмотрел на сержанта:
– А ну проверь.
Нофрин даже опешил:
– Я?
– Нет, я! Давай бегом!
Нофрин нехотя спустил Кирилла и поставил рядом с Иваном. В какой-то момент мальчик оглянулся и посмотрел на тело. У Ивана сжалось сердце, когда Кирилл подбежал с расширенными от ужаса глазами и уткнулся ему в бедро.
Нофрин почесал затылок:
– А как проверить-то?
Сорокин с нажимом уточнил:
– Сердце послушай.
Нофрин с трудом сглотнул и осторожно присел рядом с телом, стараясь не наступить на раздутых «змей» и не выпачкаться в красном. Он поднял с земли одну полу пальто и дотянул ее на лишенную кожи плоть груди. Затем наклонил голову, прижал ухо к ткани и замер.
Прошло несколько секунд, и Сорокин не выдержал:
– Ну?
Нофрин вдруг дернулся назад, наступил на скользкое место и упал на заднюю точку. В следующее мгновение он повернулся набок, и его вырвало.
Когда он поднял голову, вытирая рот рукавом, Сорокин не стал задавать никаких вопросов – все и так читалось в безумных глазах Нофрина.
– Но как?.. – Сорокин тупо смотрел на тело, а потом поднял ствол и выстрелил толстяку в голову.
Сидящая на земле девушка вскрикнула и начала всхлипывать.
Капитан забросил автомат за спину и приказал деревянным голосом:
– Пошли.
Нофрин снова взял Кирилла на руки, а Левин помог подняться на ноги жене.
Иван словно во сне переставлял ноги, не понимая, где он. Их всех погрузили в огромный аквариум или на дно моря. И они дышали в пузыре, с шипением выпуская воздух. Видели все через искажающую выгнутую поверхность. И только сердце бухало, многократно усиленное подводным эхом.
Иван споткнулся и вывалился в реальность, словно хлыстом ужаленный страхом наступить на кого-то…
Людей становилось все больше. Десятки и сотни. Иван ущипнул ногтями запястья скованных за спиной рук. Нет, он не спал.
И попадающиеся теперь тела с отрезанными конечностями и снятой кожей тоже были частью реальности.
Весь город стал бойней, разделочным цехом. И такое было везде. Не только в их городе и не только в их стране.
Это ж сколько душ…
В груди заклокотало. Иван скрипнул зубами.
Нет, лучше умереть от пули, чем дать с собой сделать такое. Надо бежать.
Пусть без всяких шансов на спасение, главное, чтоб наверняка! Чтобы не оказаться недобитым на операционном столе, не прийти в себя от того, что с тебя снимают кожу, и не обнаружить, что не можешь даже моргнуть или закричать.
Ни в коем случае не дать им это сделать с Кириллом.
Мальчик так и лежал на плече у Нофрина, крепко-накрепко зажмурив мокрые глаза.
Звук моторов строительной техники резко усилился. Они подошли к углу здания на проспекте, который и вел к больнице.
Но к ней было не пройти…
Вся проезжая часть и тротуары были завалены телами. Нет, еще живыми людьми в большинстве своем, хоть и не шевелящимися и не подающими признаков жизни.
Со скрежещущим по асфальту опущенным стальным ножом ехал бульдозер, сгребая тела в огромную кучу. Очищенная дорога блестела от крови и лоснящихся остатков плоти. К горе тел высотой уже выше бульдозера подъезжал колесный погрузчик, набирал полный ковш перемешанной плоти, и, теряя куски, разворачивался к ближайшему из выстроившихся самосвалов и выгружал в кузов…
Иван успел заметить, как упала в обморок жена Левина, и его самого все-таки скрутил приступ рвоты, заставив встать на колени.
– Твою… – выдохнул Сорокин.
Слезы залили глаза Ивана и размыли картинку, но вытереть их он не мог.
– Надо в обход, – нерешительно сказал Нофрин. – Вон, через сквер.
Иван поднялся на ноги, вытирая рот о левое плечо и пытаясь проморгать слезы.
– Давай, – севшим голосом разрешил капитан.
Левин привел в чувство жену пощечинами. Она, не понимая, уставилась на него, будто спросонья, потом, быстро перебирая руками и ногами, проползла два метра до водосточной трубы на углу здания и вцепилась в нее мертвой хваткой. Левин озадаченно оглянулся на военных.
– Давай отцепляй, – приказал Сорокин Левину.
Тот нерешительно присел рядом с женой:
– Ну что ты? Вставай…
– Нет! – заверещала она. – Я не пойду! Я не хочу! Пусть прямо здесь застрелят! Только не туда!
Иван остановился рядом с Нофриным, наклонил голову и прижал свой лоб ко лбу Кирилла. Мальчик, словно совенок ночью, огромными глазами неотрывно глядел на него.
Иван покачал головой. Потом тихо произнес:
– Не бойся. С нами все будет хорошо. Не бойся…
Жена Левина права.
Даже она скорее предпочтет пулю, чем разделочный стол. Только бы сделать так, чтоб сразу насмерть. Чтобы не дотащили раненым. Особенно Кирилла.
Совенок с голубыми глазами, потерявший всех. Пойманный, но не для клетки.
Иван потерся лбом о лоб Кирилла.
А если бежать не получиться?
Может ли он допустить, чтобы сына Юрия отвели на бойню?
Иван подмигнул и отступил на шаг. Совенок даже потянулся за ним. Иван одними губами произнес: «Ну что ты…»
И что же он сделает, если придется выбирать?
Сорокин приблизился к Левину и свалил его пинком на землю. Затем направил автомат на его жену и медленно сказал со злостью:
– Или ты, сука, встаешь и сама идешь куда надо, или я тебя в ту кучу щас прямо так брошу. Если ковшом до конца не разорвет, будешь задыхаться и захлебываться чужой кровью в кузове.
Тарахтящий, с присвистом турбины звук бульдозера снова стал громче от подувшего в их направлении ветра. Трактор напрягался, толкая, сгребая, преодолевая сопротивление…
Левина безумно смотрела на Сорокина, ее челюсть дрожала.